Кодекс пацана. Назад в СССР (СИ) - Высоцкий Василий
— Нет, не пробовал. За приглашение спасибо, но есть не хочется.
Есть и в самом деле не хотелось, от нервов желудок словно склеил стенки, не собираясь пропускать пищу вовнутрь, а ещё побои. Я подвигал челюстью — не скоро смогу откусить горбушку…
— Не говори «спасибо», говори «благодарю». Вникай, но старайся не повторять ошибок, если тебя поправят. Смотрю, менты тебя здорово попрессовали, вон там можешь умыться, — мужчина кивнул на умывальник в углу.
В осколок зеркала на стене отразилось моё помятое лицо, кровоподтеки, запекшаяся кровь под носом. Я повернул ржавый вентиль крана, и тонкой струйкой полилась желтоватая влага. Страшно воняющая хлоркой ледяная вода немного освежила зудящую кожу.
— Спят у нас в хате посменно, кто-то массу давит, другой на глазах стоит. Ты будешь меняться с Киргизом. Уборка у нас по дням недели. Петухов не держим — крутись сам. Блатных нет, но есть приблатненные. Если что непонятно — интересуйся. Меня Черный зовут, по паспорту Сергей Валентинович, — человек снова отхлебнул из кружки. — Пока осваивайся, осматривайся! Походу ты здесь надолго, если тебя Коржев привез. Жмырь, пусти коня, узнаем за пассажира.
«Ласково» встретивший человек достал кусочек бумаги, огрызком карандаша начеркал несколько слов. Жмырь аккуратно сложил произведение и залез на верхнюю койку у окна. Поколдовав немного с ниткой, уходящей за форточку, он начал тянуть к себе, а бумажка унеслась вдаль.
Мужчины за столом достали спрятанные карты и возобновили прерванную игру. Киргиз без интереса оглядел с ног до головы и отвернулся к стене. Черный подозвал «обласкавшего» человека и о чем-то начал в полголоса с ним переговариваться.
Я ещё немного посмотрел по сторонам, люди потеряли ко мне интерес и занялись своими делами. Не рискнув заговорить с играющими, я подошел к Киргизу:
— Извини, не спишь?
Плосколицый человек повернулся на шконке, уперся неподвижным взглядом в мою переносицу. Тяжелые веки глыбами нависали над лихорадочно поблескивающими глазами. Тонкие губы под мясистым носом нервно дернулись:
— Нет, чего тебе?
— Можешь немного рассказать, что тут да как?
— Три об этом с Черным, он в законах лучше разбирается. И вообще — поменьше болтай, побольше смотри, живее будешь. Через пару часов поменяемся, так что пока не тревожь, — и Киргиз закрыл глаза.
«Пока все идет хорошо!» — я вспомнил фразу из анекдота и присел обратно.
Игроки покосились на меня и продолжили раскидывать карты. Играли как-то лениво, ставка (спички) периодически перемещалась с одного края стола на другой. Негромкий разговор у кровати Черного, шелест карт и редкий кашель составляли весь звуковой фон.
Я задумался над тем, как легко могут посадить невиновного. Перебежал дорогу человеку, который обладает даже небольшой властью, и вот ты, в окружении подобных «счастливчиков», любуешься через решетку на проходящую мимо жизнь. Я не могу сказать, что тут одни невиновные, но и «подставленных под удар» хватает.
Зато те, у кого есть деньги, творят, что хотят, и я слышал, что человеческая жизнь уже имеет определенную таксу. Задавили машиной мужчину — тот скончался. Подошли к скорбящим родственникам и предложили солидную сумму за ущерб: человека не вернуть, а зачем же «оступившемуся» молодость портить? Взяли одни, глядя на них, взяли другие — жизнь приобрела свою цену. Вроде бы сейчас не война, когда жизнь оценивается в стоимость патрона…
Тихое дребезжание вывело меня из тягостных размышлений. Черный мотнул головой, и Жмырь коршуном взлетел на верхнюю койку. Заслонил спиной форточку и начал тянуть веревочку с усердием рыбака, что вытаскивает донку с уловом. «Почтальон» тут же доставил письмо адресату Черному. Тот неторопливо развернул бумажку и вчитался в нее. Прочитал пару раз написанные строки и глянул на меня.
— Сидельцы из основных желают всем доброго здравия и скорейшего освобождения. За вновь прибывшего не говорят худого, но и хорошего тоже сказать не могут. Какие-то непонятки с мокротой в Юже, вроде как пацанские разборки. Хм… странно, что тебя сразу сюда, а не в изолятор закинули. Впрочем… Попал сюда по ментовскому беспределу, так что будь как все, а там посмотрим. Киргиз, хорош массу давить, видишь — человека дорога измотала, — Черный криво усмехнулся, глядя, как я потер ноющую скулу.
Киргиз с покряхтыванием сел на кровати, почесал лохматую голову, о чем-то тяжко вздохнул.
— Кидай скатку поверх моей, всё же помягче. Да и клопам стремно будет — они у меня высоты боятся, — люди у стола дружно гоготнули на подобное высказывание.
Я так и сделал. Немного поерзал на узкой койке и смежил веки.
— Носки сними. И так дышать нечем, — последнее, что я услышал перед провалом в сон.
Утро началось с поверки, вышли на прохладное утро, поеживаясь на свежем ветерке. Кто-то занимался зарядкой, кто-то просто стоял в сторонке и курил. После отправились на завтрак, где каждому плеснули в миски смесью из овсянки, воды и хмурого пожелания не обляпаться.
После этого нас отвели в камеру. Кто-то вышел на работу, кого-то выдернули на следствие, но пять человек в камере осталось. Я, Черный, Киргиз и ещё двое. Черный подозвал меня к столу, спросил:
— Ну что, есть кому на волю маякнуть, что ты здесь?
— Это есть, но вот как?
— А ты напиши маляву, а мы с выходящими передадим. Мамка, небось, волнуется? Батя переживает?
— Да как сказать…
— Да как есть, так и говори. Всё равно нам тут куковать ещё долго, так что хоть разговором развлечешь.
Я подумал, а потом рассказал про то, что случилось в Юже. Да, некоторые моменты утаил, но про них и не надо было знать посторонним ушам. Если Черный вроде «подсадной утки», то мои слова не отличаются от официальной версии, так что ничего нового следователь не узнает. А если и не подсадной, то всё равно знать ему незачем.
— Значит, за пацанов топишь? За то, чтобы они дружными стали, за мир во всём мире и вообще за утопию? — хмыкнул Чёрный и посмотрел налево. — Киргиз, тут тоже пацанская тема. Ты же в люберах ходил? Может, расскажешь пацанчику про махач на Крымском мосту?
Киргиз хмуро взглянул на нас, а потом тоже подсел к столу:
— А чего рассказывать-то? Использовали нас по полной, да и всех делов…
— Не, ты с самого начала давай, чтобы понял пацан, как ему подобных нагибают. Сам видишь, у него в мозгах ещё идейность гуляет. А что щеглов просто разводят не понимает.
Киргиз вздохнул, потом закурил и начал говорить:
— Особо и рассказывать нечего. Жил в Люберцах, качался в подвале. Была своя «моталка». Район на район ходили. Иногда с переломами возвращался, но пацанский кодекс чтили — без оружия выходили. И упавших не пинали. А вот в восемьдесят втором по нашим авторитетам пошел слух, что на день рождения Гитлера на Пушкинской площади соберутся патлатые, чтобы отпраздновать днюху. Прикинь — такое сотворить в сердце страны, победившей фашизм?
— Да уж, это хрень полнейшая, — кивнул я в ответ.
— Вот и вышло так, что мы дружною толпою дернули на Пушку — прогуливаться и ждать команды. Мы же не знали, что наших авторов вызывали в ментуру и вели с ними вкрадчивую беседу, интересовались, вроде как вы, ребята славные, ездите в Москву? Вас побаиваются там? Так может быть поможете навести порядок, раз мужички в погонах правов таких не имеют? Поможете в центре Родины навести порядок? Ну, наши авторы и согласились. Всё-таки за благое дело будем челюсти выносить — как тут не помочь?
Киргиз усмехнулся и снова затянулся. Потом продолжил:
— В общем, к четырем часам подтянулись на Пушку основные массы. А там уже тусили хиппари всякие, металлюги и прочая шелупонь. Нам было сказано, что как только появится первая машина «Скорой помощи» сразу можем начать мочить патлатых. Чтобы знали фашисты ё…ные, что не х… им по нашей земле ходить. И менты вмешиваться не будут, так как правое дело молодые ребята творят. Подвели, суки, под мотивацию. А закончить должны были, когда появится «Пожарка». Но… В общем, косяк вышел. Как только махач начался, так сразу в такой раж вошли, что даже при пожарной машине остановиться не смогли. Валили патлатых от души. Я лично четырёх спать отправил, а скольким ещё накернил — не пересчитать… Махались так, как будто и в самом деле фашистов били!
