Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий

— Восемь человек, сиятельный, — почтительно ответили ткачи. — И еще нескольких ранил и искалечил! Как может работать ткач, если у него перебита рука?

— Значит так, — сказал совершено сбитый с толку брат императора. — Вы жалуетесь на то, что хотели ограбить и сжечь дом слуги императора, а он вышел из дома и убил из ручной баллисты восемь погромщиков? Убил дворцовый евнух, который в своей жизни ничего опаснее чернильницы в руках не держал? Я сейчас ничего не путаю?

— Ну, все было не совсем так, сиятельный, — смущенно замялись ткачи. — Мы хотели с ним поговорить по-хорошему, а он ни с того, ни с сего стрелять начал. А тот дурак с факелом не наш был. Мы его не знаем. А потом еще варанги подошли…

— Варанги? — неприлично выпучил глаза Феодор. — А они как там оказались?

— Мы не знаем, — пожали плечами ткачи. — Но один был здоровый, как слон. Мы его в триумфе василевса видели. Его же не спутать ни с кем. Сигурд это был.

Делегация ушла, а куропалат переваривал услышанное. То, что доместик Стефан на редкость отчаянный малый, уже знали все без исключения. Убить восемь человек при защите собственного дома… Хм… Весьма необычно, но он имел на это полное право. Что-то тут не так! Что-то не так! Варанги? Нет! Они с Сигурдом дружны. Недавно опять случилась какая-то дикая история, где этот ненормальный поставил на кон собственную свободу. Или там как-то по-другому было… Неважно, Августа всё равно все заслуги приписала ему, унизив этим патрикия Андрея. Нет, с простаком даном все ясно. Его позвали на помощь и он пришел.

— Но почему все эти купцы спрятались у него в доме? — осенила Феодора мысль, подобная молнии. — Почему именно у него? Не где-то еще? — И куропалат простонал. — Ах, ты, сволочь! А ведь я тебе почти поверил!

Глава 21

Январь 630 года. Массилия (в настоящее время Марсель). Бургундия.

Зима на юге Галлии была куда мягче, чем в словенских землях и, тем паче в аварской степи, где снежные бураны и лютый холод промораживали привычную кочевникам юрту насквозь. Потому-то и шли гордые всадники зимовать в свои хринги и в словенские селения, теснясь в убогой избушке, пропахшей дымом. Но здесь все было не так. Жарко натопленный дворец превращал и без того мягкую южную зиму просто в слякотное недоразумение, когда выходить на улицу без острой необходимости не хотелось совершенно.

Массилия спала. Корабли теперь придут сюда только весной, а потому горожане терпеливо проедали то, что положили в свои закрома осенью, поминая в своих молитвах святого Мартина Турского, святого Дионисия и святого Винцентия. Они просили, чтобы тепло хоть в этот раз пришло пораньше. Голодно будет весной, пока рыбаки не выйдут на свой промысел.

А во дворце ожидали пополнения. Обеим королевам предстояло носить тягость до марта, и Добрята с ними больше не спал, снимая тоску по женской ласке со служанками, благо их было много, и откровенных уродин среди них не наблюдалось. Виттерих и Флавиан были в Тулузе, где назначали новых графов взамен тех, что перерезали в прошлом году, когда забирали под себя эту землю. Это было скверно, с готом хоть выпить можно. Впрочем, ритуал общения со знатью в королевстве франков оставался незыблемым уже которое столетие, и Добрята с тяжелым вздохом готовился к очередной охоте. Его королевского величества ловчие приглядели лежку огромного секача, о чем их глава, сияя радостью, и сообщил своему повелителю. Как и положено было в таких случаях, Добрята изобразил восторг от этой новости, и повелел подготовить охоту. Но не спешить! Должны собраться гости из самых знатных фамилий. Как ни оттягивал он этот момент, день охоты настал. В Массилию съехались герцоги из местных фаронов и хан Октар со свитой. Он получил пограничный Орлеан, и теперь считался сильнейшим из аристократов Бургундии.

Кавалькада всадников шла споро, на виллу в окрестностях Лугдунума, где подступавшие предгорья Альп еще радовали изобилием зверя. Управляющий собрал припасов не на одну такую охоту, ведь он сидел на своем месте уже два десятка лет. А до этого там сидел его отец, а до него — дед. Герцоги франков пьют так, как не смогут и десять римлян, вливая в бездонные глотки кубок за кубком. Хотя… Управляющий как-то видел в далеком детстве верблюдов, безумно редкую в Галлии животину. Так вот, герцоги пили примерно столько же.

Слуги высыпали на улицу, встречая поклонами высоких гостей. Старинная усадьба вместит их всех, и господ, и их свиту. Зазвенели ключи от подвалов, заметались служанки, которые потащили на огонь огромные котлы, а мужики раскупорили бочки с вином. Тут все знали — коли его величество на охоту изволили приехать, то полведра вина на персону вынь да положь. А на следующий день — еще столько же. И ведь не всегда хватало! Бочонки с вином открывали до тех пор, пока королевская охота не уберется восвояси, опустошив подвалы, заботливо заполненные местными арендаторами.

Королевские псари вели на связке свирепых алаунтов. Собаки взяли след, и рвались с поводка. Кабан был где-то близко, вон как лают псы, наливаясь злобной радостью. Добрята терпеть не мог охоту, и ничего с этим чувством сделать не мог. Но сказать об этом было равносильно самоубийству. Все равно, что прилюдно признаться в трусости или сблудить с собственной сестрой. Уф-ф! Он только недавно понял, зачем дядька Звонимир заставлял его охотиться. Они с князем уже тогда знали, что так будет. И впрямь, если бы не та наука, то после такой охоты либо кабан убил бы Добряту, либо собственные герцоги, которые не станут подчиняться слабаку. Настоящий король франков — это воин, первый из всех.

Когда идешь на кабана, главное — не сплоховать. Пешему охотнику взять кабана на копье — дело нелегкое, и трусу оно не под силу. Кабан не прощает ошибок. Чуть промедлил, и вот уже дичь становится охотником, и топчет незадачливого человека, разрывая клыками бедренные жилы. И пяти минут после такого не прожить. Неудачник истекал кровью тут же. Свинья, да еще с поросятами была еще страшнее. Она будет остервенело рвать врага зубами, не обращая внимания на то, что тот давно уже умер. Она будет трепать истерзанное тело охотника, не обращая внимания на удары копий и повисших на боках собаках. Она, свинья, сходит с ума от запаха крови и от злости на того, кто рискнул посягнуть на ее потомство.

Настоящий трофей для потомка Меровея — кабан или медведь. Бить стрелами оленей — удел черни [42]. Это как старую корову зарезать, в этом нет чести. Только тот зверь, что может убить тебя сам, достоин стать добычей короля.

Добрята спешился и взял копье, что подал ему ловчий. Кабанье копье не годится для войны. Толстое древко длиной чуть больше человеческого роста и широкий длинный наконечник с перекладиной, что не даст провалиться в тушу, и позволит нанести еще один удар. Если повезет…

Раздался треск кустов и на просеку выскочил здоровенный секач.

— Ха-а-а! — заорал король, привлекая к себе внимание.

Кабан развернулся и, всхрапывая, понесся прямо на него, взбивая копытами снег. Он раскрыл пасть в предвкушении. Сейчас он собьет человека с ног, а потом разорвет его зубами и клыками. И даже рослые псы, что повисли на нем, лишь слегка замедлили эту тушу, уже взявшую разгон. Добрята выставил копье вперед. Секач — скотина тупая, но свирепая. Он насаживается на наконечник сам, но нужно вовремя уйти с его пути, иначе просто затопчет.

— Есть! Попал!

Кабан поймал копье пастью и пронесся вперед, путаясь в ногах. Копье вывернуло из рук Добряты, и секач унес его с собой. На нем гроздьями повисли собаки, но добыча уже слабела.

— Копье мне! — заорал Добрята, и ловчий подал ему свое.

Король ударил секача под левую лопатку, чуть выше того места, где начинается передняя нога, и сделал режущее движение в ране. Хлестанула черная кровь из рассеченных сосудов, и секач захрипел, теряя жизнь с каждым вздохом.

— Хорошо! — разгоряченный Добрята влил в себя половину фляги с вином, заливая тонкое сукно плаща. Свита одобрительно зашумела. Удар был хорош!