Вендетта (СИ) - Шеллина Олеся "shellina"

— Моим друзьям было бы довольно проблематично это сделать, я же вам говорил уже, господин Фуше, они нарушили приказ его величества, и теперь вынуждены скрываться, тщательно делая вид, что их корабли вместе с ними и всей командой пошли на дно. Что касается меня, то я бы, конечно, мог попытать счастье в императорской канцелярии, если бы не одно маленькое «но», в Российской империи запрещено каперство. — Турок развел руками. — Господин Фуше, здесь нет никаких подвохов. Просто лихие парни под французским флагом немного пощиплют англичан. Разумеется, все налоги будут выплачены казне Франции в полной мере.

— Ну, хорошо, держите, — после непродолжительной паузы произнес Фуше и протянул Турку каперские свидетельства. — Имена капитанов и название кораблей впишите сами.

— С вами невероятно приятно иметь дело, — Турок двинул в его сторону шкатулку. — Примите это от меня в знак наивысшей признательности. В шкатулке были деньги. Конкретная сумма оговорена не была, но Турок посчитал, что тысячи луидоров будет вполне достаточно, чтобы «отблагодарить» Фуше. Все-таки человек старался. К тому же, он не был уверен в том, что на уме у Петра Фёдоровича было просто получить эти каперские свидетельства. Тут дело было в чём-то совсем другом, но в чём, Турок пока не мог понять. Как бы Фуше не пришлось из-за этой тысячи держать ответ перед королем Людовиком.

— Ты как? — я подъехал к карете, в приоткрытое окно которой выглядывала Мария. Вот уже неделю мы ехали из Петербурга в Москву. Земля уже лишилась снега, а грязь подсохла настолько, чтобы можно было путешествовать с комфортом, и в то же время она ещё не стала настолько сухой, чтобы пыль столбом поднималась из-под копыт.

— Мне гораздо лучше. И хотелось бы проехаться верхом, — ответила Мария, но я только покачал головой.

— Нет. Ты же слышала, Кондоиди чётко сказал, никаких прогулок верхом. Только в карете, в окружении мягких подушек, и только на очень короткие расстояния.

— О, это просто невыносимо, — и Мария скрылась в карете. Ну всё, будет злиться теперь пару часов совершенно точно.

Наш сегодняшний переход близился к завершению, скоро надо будет останавливаться на ночлег. Хотя какой может быть ночлег, если ещё до ужина далеко. Иногда меня эти короткие переходы тоже бесили, ещё больше, чем Машку, но рисковать ею или нашим ребёнком я не собирался.

— Вышиний Волочёк, вше величество, — ко мне подъехал Бехтеев и указал рукоятью плетки куда-то вперед. — Сердюков предупрежден и ожидает вашего прибытия.

Я привстал на стременах, но ничего, напоминающего мне город, не увидел. Тогда я оглянулся назад на растянувшийся почти на километр императорский поезд. И это, несмотря на то, что уже многие чины перебрались в Москву, не дожидаясь меня, а то и по моему прямому приказу. А ведь, когда я вернусь, то очень здорово прорежу этот цветник. Нет, я никого не прибью ненароком, хотя порой руки так и чесались. Просто я не вижу большой надобности в таком огромном дворе. Тем более, что я постоянно работаю, и у меня нет склонности к разного рода развлечениям. Да и за Машей я такого не наблюдал. Ей вообще дай только волю, она из своих комнат и носа не покажет, полностью посвятив себя своим школам и детям.

А чтобы на какой-нибудь бал всех согнать, то тут и напрягаться не надо, достаточно несколько приглашений зажать, чтобы остальные между собой передрались за возможность покрасоваться на императорском балу. А можно вообще приглашениями как билетами на какую-нибудь звезду из-под полы банчить. Вроде как Турок сумел достать подписанные приглашения без имен на них, и согласен уступить за чисто символическую плату, только таким приятным людям, заветную бумажку, которая будет означать для знати очень и очень много. Да это же будет статусным событием. Не то что совсем недавно при тетке — все воспринимали эти увеселения как нечто само собой разумеющееся.

— Ваше величество, Сердюков, — снова сказал Бехтеев, и вот теперь я увидел быстро приближающегося к нам всадника. — Не выдержал, навстречу скачет.

Сердюков быстро приблизился, и я сумел, наконец, как следует разглядеть этого доморощенного гения, разработавшего и построившего Вышневолоцкую водную систему. Кроме того, что Сердюков был гением построении гидросооружений, он ещё и достаточно успешным купцом был. А ещё он был монголом. Не человеком, похожим на монголов в других китайцев, а очень даже чистокровным монголом. А может быть Сердюков был калмыком — эта версия тоже имела место на существование. Мне, если честно, по большему счету было наплевать на его происхождение, тем более, что он, похоже, уже и в самом деле забыл, кем является на самом деле.

— Ваше величество, — всадник приблизился к нам. — Это такая великая честь для нас, — заорал он.

— Для меня тоже честь не малая, Михаил Иванович, — мы поклонились друг другу, а сделать это, сидя верхом на лошади, было довольно проблематично. — Я рад, что сумел добраться, наконец, до вашего чуда мысли человеческой. Что ж, показывай, что тебе удалось здесь сотворить.

— Ваше величество мне льстит, — Сердюков расплылся в улыбке. — Мы так ждали, что вы посетите Вышневолоцкую водную систему и увидите всё своими собственными глазами. В прошлую вашу поездку вы обошли нас стороной, но, я понимаю, Российская империя большая страна, на всех не поспеешь. И тут такой подарок.

— Михаил Иванович, ты здоров? — осторожно спросил я этого то ли монгола, то ли калмыка.

— Конечно, я здоров, ваше величество, а почему вы спрашиваете? — Сердюков прекратил скалиться теперь посматривал с подозрением.

— Да как-то странно видеть человека, который так сильно желает, чтобы я осмотрел его работу. Согласись, это всё крайне подозрительно и наталкивает на мысль, что с человеком что-то не в порядке, скорее всего, он болен, возможно даже смертельно. — Пояснил я, свои рассуждения.

Сердюков слегка завис, и за это время мы успели доехать до городка, который впрочем давно разросся и тянул на полноценный город. Жаль моя книга далеко, где-то в багаже, потому что, если я сейчас не запищу это, то попросту забуду.

Дождавшись, когда расположат Машу, со всеми возможными почестями, я вновь вернулся к теме обсуждения водохранилища и водных путей. То, что двор всё ещё тянулся и кареты подъезжали одна за одной, мне было параллельно. Пускай едут, располагаются, да отдыхают, ежели так сильно устали. Естественно, каким бы большим дом Сердюкова не был, но вместить всю нашу свору он не смог бы, при всем своём желании, поэтому частично поезд был расформирован по близлежащим домам, принадлежащим в основном местному купечеству.

Справедливо решив, что и без меня здесь всё освятится, я поехал осматривать шлюзы и Цнинский канал в сопровождении Сердюкова, Бехтеева и пятерки гвардейцев.

Я здесь бывал там в моем мире, но всё, что я помню — это огромное водохранилище, напоминающее морские просторы, потому что противоположного берега я так и не смог увидеть. Помнится, что ни само водохранилище, ни постройки, многие из которых сохранились в рабочем состоянии и до моих дней, не произвели на меня какого-то особого впечатления. Я просто тогда не понимал, насколько важным был просто титанический труд, затраченный на постройку всего этого великолепия. Насколько было непросто этому то ли монголу, то ли калмыку, не имея мощного компьютера и хоть каких-то примитивных измерительных приборов, умудриться построить такую махину, которая простоит века. Единственное, что я помню, это гранит. Все было выложено гранитом. Вроде бы Катерина, которая сейчас борется за польскую корону со своим наглым мужем, который почему-то не хочет ей уступать по-хорошему, отдала распоряжение насчет гранита. Без гранита вид был слишком непривычен, и я сам не понял, как проговорил.

— Надобно все гранитом облицевать. Фёдор Дмитриевич, запиши, потому что я точно забуду, — Бехтеев кивнул и принялся набрасывать в свой, хм, ну пусть будет ежедневник, что нужно будет сделать. Я же повернулся к Сердюкову. — А скажи, Михаил Иванович, ты только в водных сооружениях силен? Или можно тебе поручить чем-то ещё заняться?