Грегори Киз - Пушка Ньютона
Бен пожал плечами, трудно было не позавидовать Роберту, который успел так много повидать, а ведь он едва достиг совершеннолетия. Но мысль о дальнейшем путешествии по морям-океанам сейчас не вызывала у Бена никакого энтузиазма. Его больше не привлекала разделяющая берега земли однообразная, кажущаяся бесконечной гладь воды. Длительное путешествие все лишает прелести. Встречи с дельфинами и летающие рыбы начинают казаться чем-то обычным, заурядным, пропадает волнующее чувство новизны, такое приятное в начале путешествия. Есть люди, которые с удовольствием и по несколько раз пересказывают одни и те же истории. Их счастливый дар рассказчика не позволяет многократно повторенным историям бледнеть или становиться скучными. Роберт был из числа таких людей. Сын простого солдата, он имел душу романтика и путешественника и успел накопить изрядный запас самых невероятных историй, которые, возможно, были даже не вымышленными, а вполне реальными. Знакомство их началось с пиратских историй. Как только Роберт узнал о встрече Бена с Черной Бородой, из него как из рога изобилия хлынули истории о морских разбойниках. Вскоре юноши обнаружили, что их интересы во многом совпадают. Хотя Роберт не прочел ни одной научной книги, ум у него был живой, и он все схватывал на лету. Дни, проведенные за длинными разговорами, в мечтах о будущем, отвлекли Бена от тяжелых воспоминаний прошлого.
– Я все голову ломаю, где нам в Лондоне поселиться? – продолжал Роберт.
– Нам?
– Ну конечно, если ты не против. Как представлю тебя одиноко скитающимся по Лондону, так мне делается не по себе.
– Я был бы счастлив иметь в Лондоне надежного друга. К тому же ты так хорошо в нем ориентируешься, – не заставил себя ждать с ответом Бен. – слышал, Лондон немного больше Бостона.
– Немного! Да ты что! – воскликнул Роберт. – Лондон! Что такое Лондон?! Где вкуснее всего можно поесть? – в Лондоне. Где самые лучшие развлечения? – в Лондоне. Верь мне, здесь самые сладкие девчонки на свете!
У Бена при упоминании о самых сладких девчонках порозовели уши.
– Мне в Лондоне некогда будет развлекаться, – насупился Бен.
– Ну конечно, мой юный философ. Знаю-знаю, ты пустишься на поиски ученых умников ну и всяких там философских глупостей. Но я попробую выкроить время и помочь тебе вкусить порцию удовольствий, необходимую каждому человеку.
Лицо и уши Бена сделались пунцовыми, он смущался и потому злился на Роберта, а пуще всего на себя.
Роберт дружески и снисходительно похлопал его по плечу:
– Бен, не позволяй мне тебя дразнить. Твоя невинность искушает меня, а твое смущение забавляет. А если серьезно, я хочу показать тебе настоящий Лондон.
– Я был бы тебе за это признателен, – заверил его Бен.
Ветер усилился. Хриплыми голосами возбужденно перекрикивались матросы. Бен счел это за добрый знак. Ближе к вечеру они вошли в устье Темзы. Роберт и Бен впервые за последние восемьдесят дней наблюдали настоящий закат: солнце не тонуло в бескрайних водах океана, оно медленно и лениво опускалось, прячась за земную твердь.
В сумерках выступали сгрудившиеся серыми кучками дома Грейвсенда и виднелся громадный силуэт крепости Тилбури.
Зеленые берега Темзы были сплошь усеяны живописными деревушками, размежеванными полями. В Бостоне большинство каменных домов равнялись с Беном по возрасту, и образцом архитектурного величия он привык считать недавно выстроенную в его родном городе церковь.
Но за несколько последних часов устоявшиеся понятия Бена дали трещину: он увидел два особняка, которые раза в три превосходили своим великолепием дом мистера Фэнела, а уж у того-то дом был самым красивым в Бостоне. Бен задумался: «Если такие особняки стоят в пригороде Лондона, то что же я увижу в самом Лондоне?»
Бену всегда казалось, что Джеймс изрядно преувеличивает провинциальность Бостона, но сейчас он все больше и больше убеждался в том, что его брат не так уж далек был от истины. Неожиданно для себя он преисполнился благодарности судьбе за то, что она послала ему Роберта.
Бен посмотрел на свои руки – пальцы нервно подергивались. Такое случалось с ним в детстве, когда он стоял перед коробкой с долгожданным подарком и сгорал от нетерпения открыть ее. Но сейчас никакая дрожь тела не могла заглушить ту безудержную радость, которая теснила и распирала его грудь: радость встречи с тем неизвестным и желанным, что воплощал собой Лондон.
Корабль бросил якорь в лье от Лондона, оказалось, начался отлив. Пальцы Бена от нетерпения сводила судорога. На горизонте запечатлелась мечта его жизни – Лондон. Картина города впечатляла и поражала. Лондон простирался, занимая всю северную и восточную части горизонта. Дома стояли так плотно прижавшись друг к другу, что Бен не мог разобрать, где заканчивается одно здание и начинается другое. И только шпили церквей – Бен насчитал их не менее двух десятков – вырывались из густой массы строений. На фоке бледно-лилового неба они были похожи на пальцы проповедников, которые отделились от многотысячной толпы и указывали этой толпе путь к Богу.
Над этими двумя десятками гигантов возвышался величественными куполами поистине невиданный доселе исполин. Роберт назвал его собором Святого Павла. На правом берегу Темзы виднелись громоздкие силуэты ветряных мельниц. Не менее пяти этих нелепых монстров стояли совсем рядом, и было слышно, как их огромные колеса лениво поскрипывают, повинуясь прихоти вечернего ветерка.
На севере небо пламенело, и оттого казалось, что ночь поглотила землю наполовину, будто не хватило сил на все земное пространство. В этом было нечто сверхъестественное. В каком-то смысле это свечение мнилось Бену куда более странным, нежели все колдовские чудеса Брейсуэла.
Неожиданно ему в голову пришла мысль: распространению именно этого света Брейсуэл и пытается помешать. Может быть, он боится, что все города, подобно Лондону, своим светом начнут теснить мрак ночи и вместе с ним все те ужасы, которые этот мрак порождает.
– Восхитительная картина! – произнес стоявший рядом Роберт. – Несколько лет назад здесь было не так светло. – Он заговорщически посмотрел на Бена. – Давай возьмем лодку и поплывем к берегу. Что время терять?! Каких-нибудь два часа – и мы в городе.
– Украсть лодку! – воскликнул Бен и, будто желая закрыться от греха, угрожающего проникнуть ему в душу, прижал сжатые в кулаки руки к груди. – Ни за что на свете. Можно попросить, хотя…
Огни «Беркшира» остались где-то позади и затерялись среди тысячи таких же огней. Здесь, у основания Лондона, река сама превратилась в густонаселенный город: фрегаты и торговые корабли, как церкви и соборы, возвышались над своими собратьями, мачтами, словно шпилями, вздымаясь к небу. Баржи на паровых двигателях и прогулочные суденышки, подобно кабачкам и тавернам, зазывали народ повеселиться. Плавучие дома и шлюпки теснились со скромностью незатейливых лачуг, робеющих перед лицом крепких и мощных строений. По закоулкам этого плавучего городка они пробирались навстречу сверкающему огнями большому городу, а вокруг то вспыхивала, то затихала иноязычная речь: говорили на голландском, французском, испанском и еще каких-то языках, Бену совершенно незнакомых.
– Что мы скажем, когда причалим к Тауэру? [20] – спросил у Роберта Бен, сильно налегая на весла.
– Ничего не будем говорить. Они подумают, что у нас есть разрешение сойти на берег. А когда разберутся, что у нас его нет, мы будем уже очень далеко, где-нибудь на Флит-стрит. И вообще мы никому ничего плохого не делаем. Лодку вернут нашему капитану, у нее же на борту написано – «Беркшир». Все просто и ясно как божий день.
– Да, кажется, все складно выходит, – согласился с ним Бен.
Где-то за час до полуночи Бенджамин Франклин вступил в город своей мечты, город большой науки. Над ним возвышался Тауэр. Он был всем сразу: и величественным замком, и страшной тюрьмой, и монетным двором. Средневековая крепость была залита светом алхимических фонарей.
За Тауэром раскинулся безбрежный океан света, населенный тысячами и тысячами человеческих существ, среди которых Бену предстояло разыскать одного-единственного нужного ему человека – сэра Исаака Ньютона.
2. Зверинец
Животное с такой силой бросилось на стенки вольера, что тот содрогнулся, угрожая рассыпаться. Фацио едва успел подавить испуганный крик и отпрянуть назад. Король не шелохнулся, он продолжал спокойно стоять и наблюдать за зверем.
– Похож на обычную корову, – разочарованно произнес Людовик. Адриана не находила никакого сходства с коровой. Никогда в жизни ей не попадалась корова с такой густой длинной шерстью, с такой мощной холкой и грудью шириной не менее пяти футов. И ни одна корова не способна была с такой яростью бросаться на стенки своего загона, стремясь разнести их в щепки и вырваться на свободу.
