Валерио Эванджелисти - Предзнаменование
Запирая сверток в ящик, Мишель покачал головой.
— Этим я занимался в студенчестве. Теперь мне тридцать шесть, и я не могу позволить себе мотовство. Надо заботиться о собственной чести.
— Ты что же, думаешь, у нас нет чести? — Уже не на шутку раздосадованный, Жан Трейе обернулся к приятелям. — Он рассуждает, как какой-нибудь евреишка, что похоронил себя в лавке в гетто, пересчитывая золото, нажитое ростовщичеством. Кончится тем, что придется держать его подальше от наших домов и наших жен. Известно, что у иудеев чувственная аура.
Мишель вздрогнул. Ни Трейе, ни остальные ничего не знали о его происхождении. Неужели поведение действительно его выдает? Очевидно, да. Но еще есть время выправить положение.
— Дай мне закончить, Жан, — сказал он с вымученной улыбкой. — Ясно, что мои серьезные намерения должны отступить перед подарком, который ты мне сегодня преподнес. Ты сделал меня обладателем драгоценного свертка с китовым дерьмом. Сегодня же вечером отправимся в таверну отпраздновать это событие и выпить в преддверии богатства, которое должно дождем на меня посыпаться.
Лицо Трейе тут же разгладилось. Он расхохотался, а вместе с ним и остальные. Переведя дух, он сказал:
— Прости, что сравнил тебя с обрезанными. Я это сделал только для того, чтобы вытащить тебя из омута затворничества. И сегодня угощаешь не ты, угощаю я. Ты нам очень дорог, и мы хотим, чтобы ты вошел в нашу компанию.
Мишель почувствовал, как на глаза навернулись слезы.
— Спасибо, дружище. Встретимся в таверне после заката. Спасибо всем.
Все трое откланялись и вышли. В следующий миг на пороге снова возник Таррага.
— Это не дерьмо, это сперма, можешь мне поверить.
— Верю, верю, — ответил Мишель с легким кивком, и тот, удовлетворенный, скрылся за дверью.
Остаток утра прошел как обычно. Бандой вместе с сыном явился очень поздно. Сын тут же засел считать приходы и расходы. Клиентов было мало. Пришел старичок, страдавший подагрой, которому было предписано принимать отвар осеннего сафлора, только что заваренный на кухне. Затем женщина лет пятидесяти, больная астмой, получила дорогую настойку из молочая, которой надо было пользоваться с осторожностью. Самой любопытной клиенткой оказалась молодая девушка, только что вышедшая замуж. Муж с первого дня пренебрегал своим обязанностями и проявлял полное равнодушие к ее прелестям. Обыкновенные афродизиаки не оказывали никакого действия.
Все это излагалось с такими подходами и экивоками, что Бандой не сразу понял суть дела. Когда же наконец понял, то посмотрел на Нотрдама.
— Мишель, думаю, это по вашей части. Я знаком только со средствами, которые в этом случае не работают.
Мишель оглядел смущенную юную посетительницу.
— Вам удастся сорвать у мужа хотя бы один поцелуй?
— Да… — прошептала девушка. — Постараюсь попробовать.
— В таком случае есть верное средство, которое подходит к вашему случаю. Оно называется «Poculum amatorium ad Venerem»,[34] и, говорят, его изобрела Медея. Это зелье, которое надо держать во рту и вылить на язык мужа во время поцелуя. Но предупреждаю, его трудно приготовить и оно дорого стоит.
Пока Мишель все это говорил, ему вспомнились губы Магдалены. Он отогнал видение.
— Отец даст мне денег, — застенчиво сказала девушка, получив надежду. — Можно мне сразу взять флакон?
— Нет. Чтобы приготовить «Poculum amatorium», нужно недели две. Вы можете так долго ждать?
— Да, конечно, я и так все жду.
— Тогда предоставьте действовать нам. Приходите через пятнадцать дней. Цену сообщим, когда придете. Если она вас устроит, вы заберете флакон, и с этого дня ваша супружеская жизнь будет счастливой.
Бандой подождал, пока она выйдет из лавки, потом рассмеялся:
— Нотрдам, ну вы и шутник! Бьюсь об заклад, что вы выдумали этот «Poculum amatorium»!
— Нет-нет! — так же весело запротестовал Мишель. — «Poculum amatorium» действительно существует, и он был хорошо знаком древним грекам. Я никогда его не готовил, потому что не было ингредиентов, но рецепт я знаю. Он необычайно сложен.
— И что за рецепт?
— Сначала надо добыть три корня мандрагоры на восходе солнца…
— Мандрагора у нас есть, — сказал Бандой, указывая на вазочку в шкафу. — И собрана она на рассвете, как того требует правило.
— Но этого недостаточно. Надо завернуть корни в листья вербены и оставить на ночь. Затем растереть на камне шесть гран lapis magneticus, так называемого камня влюбленных, и влить немного сока мандрагоры. К полученной смеси надо прибавить кровь семи самцов воробьев, взятую из-под левого крылышка. Потом семь гран мускуса, триста шестьдесят семь гран корицы высшего качества, три пестика левкоя и немного порошка стебля алоэ; по кусочку от каждого щупальца полипа, вываренного в двадцати одном гране меда и, наконец, пятьдесят гран серой амбры…
Бандой перебил:
— Все ингредиенты можно, так или иначе, найти, но вот серая амбра — вещь очень редкая, особенно в это время года. Мы можем достать максимум черную. Вы напрасно обнадежили клиентку, дав невыполнимое обещание.
— Предоставьте это мне, — ответил Мишель, чувствуя себя слегка смущенным. — Конечно, амбра будет вам стоить очень дорого, но вы включите ее стоимость в стоимость лекарства.
— Полагаюсь на вас. С рецептом все?
— Не совсем. К смеси надлежит добавить пятьсот гран racina apuristis, который есть у нас в аптеке, и немного критского вина, которое всегда можно найти в порту. Потом всыпать около унции очищенного сахара. Все это истолочь в мраморной ступке деревянным пестиком и вылить смесь в стеклянный сосуд, вычерпывая ее серебряной ложечкой. Ее следует прокипятить, пока сахар не превратится в сироп, и вылить в хрустальный сосуд, украшенный золотом и серебром. В момент поцелуя надо взять в рот ложку снадобья весом примерно в пол скудо. После этого будет трудно сдержать пыл любовника.
Бандой задумался.
— Если дама делает такие заказы, то, как видно, груз девственности ей весьма досаждает. Я должен осведомиться о состоянии дел папаши, чтобы увериться, сможет ли она заплатить.
— Примите во внимание, что, когда смесь будет готова, вы выдаете клиентке всего ложку и у вас остается изрядный запас, — с хитрым видом ответил Мишель. — Большинство женщин в городе, да и во всем мире, недовольны своими мужьями. Вот увидите, «Poculum» пойдет нарасхват.
— Нетрудно вам поверить. Я правильно сделал, взяв вас в аптеку. Вы мастер косметики и любовных зелий. Одно только меня удивляет.
— Что именно? — спросил Мишель.
— У вас удивительные научные познания. Вы получили медицинский диплом в Монпелье, в одном из самых строгих университетов Юга. А занимаетесь косметическими мазями и обычными мармеладами. Вам не приходило в голову заняться более сложными исследованиями?
— Что вы имеете в виду? — осторожно поинтересовался Мишель.
— Приникать в сердце элементов, где их природа утончается, и становится возможным не только их смешивание, но и слияние. Не знаю, случалось ли вам читать труды Парацел ьса или Дениса Захарии…
Мишель нахмурился.
— Но вы говорите об алхимиках, один из которых к тому же протестант.
— Поймите меня правильно! — встревожился Бандой. — Я вовсе не собираюсь толкать вас в сторону материй, которые не одобряет церковь. Я призываю вас углубить ваши знания.
— В настоящий момент я не ощущаю потребности двигаться дальше.
В тоне своего помощника Бандой почувствовал решимость и не стал настаивать.
— Как хотите. Давайте работать дальше. Кроме «Poculum» у нас еще много заказов.
Они оставались в аптеке до вечера, перекусывая только наскоро приготовленной зеленью из огорода Бандона. Когда стемнело, Мишель распрощался и неохотно двинулся в сторону таверны под названием «У черной рыбки», неподалеку от церкви Сент-Элюа, где обычно собиралась молодежь Бордо. Его совсем не привлекала перспектива провести вечер в таверне. С годами он начал ценить ночи, проведенные в одиночестве и тишине у раскрытого окна, в котором виднелось звездное небо. Девы радости его мало интересовали. За исключением очень редких случаев, его мужское естество не испытывало больше возбуждения прошлых лет. Член грустно повис, тестикулы наполнялись с трудом. Толчок жизненной силы он испытывал лишь в те моменты, когда он предавался молитве и созерцанию космоса.
Истина была в том, что ему недоставало пилозеллы с беленой, но он боялся себе признаться в зависимости от этих веществ. Он старался ни о чем не думать, пока шел по опустевшим улицам Бордо, освещенным луной, но у него не получалось. Наконец он увидел вывеску таверны: железную рыбку, потемневшую от ржавчины. Перед входом в заведение среди низких построек из дерева и кирпича что-то происходило.
Мишель замедлил, чтобы вглядеться. В центре хохочущей толпы Жан Трейе гонялся за перепуганным стариком. Тот метался из стороны в сторону, пытаясь выскочить из круга, но каждый раз получал от кого-нибудь оплеуху или удар кулаком, который заставлял его вернуться обратно.
