Артем Рыбаков - Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера
Выстрел, и первая пуля летит в голову пассажира машины. Еще выстрел, готов шофер. А теперь можно и мотоциклистов добить, пока не уехали. Еще пяток патронов долой – и несколько врагов навсегда останутся в русской земле. В земле, на которую их не звали. На которую они пришли сами и тут нашли свой бесславный конец.
Рядовой 382-го пехотного полка Вильгельм Штра-убе так и не дописал письмо своей Генриетте. Это письмо вместе с личными вещами привез в далекую Германию его однополчанин, потерявший ногу под Смоленском.
Вспоминает гвардии полковник Трошин В.С.
Конечно, первое время после разделения нам было трудно. И бойцов надо было тренировать, и с фашистами воевать. Хорошо, что на север, за линию шоссе, мы сразу ушли. А то позже это точно бы не получилось! Пять или шесть дней мы шалили на трассе, обстреливая колонны, но потом немцы очухались и пустили по окрестностям патрули – одно-два отделения на машинах. Отряду целиком, конечно, это было не страшно, а вот для снайперов наших, которыми старший сержант Нечаев командовал, они были серьезной проблемой. Вот и при-шлось так исхитриться, чтобы и патрули эти прищучить. А одиннадцатого числа, как помню, устроили мы серьезный шум на шоссе и рванули на северо-восток.
Какой шум, спрашиваете? Подорвали три моста на шоссе и один – на железке, да еще колонну большую из пушек обстреляли. А что? Подтащили две дивизионки, что в лесу нашли. В кустах замаскировали – и раз… разгромили колонну. Место там открытое было – дорогу километра на два видать. А мы полсотни шрапнелей беглым. Вы бы видели, что на шоссе творилось! Мне потом за этот бой «Красную Звезду» дали.
Ага. Наши разведчики потом выяснили, что больше трех сотен фрицев мы там накрошили, и это – без учета тех, кто на мостах гикнулся. Ну и шоссе на неделю, если не больше, заперли.
Как с командованием связались?
Если честно – то повезло нам. Мы же, пока по лесу шли, что твой снежный ком были. То один человек на нас набредет, то двое, а когда – и отделение целое. К пятому, кажется, августа, нас уже сто тридцать человек было. Больше роты. А потом на танкистов наткнулись, а при них – рация. Да не какая-нибудь завалящая, а РСБ![77] И радист у них был! Так что воспользовались мы каналом, что нам товарищ Куропаткин оставил, и на связь с Москвой вышли!
Москва, Улица Дзержинского, дом 2.
04.08.1941. 16.07
– Итак, товарищи, что мы имеем на сегодняшний день по «Странникам»? – Хозяин кабинета обвел взглядом сидевших за столом командиров. – Начните вы, товарищ Маклярский.
– Как известно всем присутствующим, двадцать восьмого июля часть группы «Странники» вышла на личный контакт с представителями Слуцкой резидентуры УНКВД Белоруссии. Товарищи немедленно связались с нами и начали оперативную разработку на месте. Как докладывает лейтенант госбезопасности Зайцев, – капитан взял в руки листок бумаги и прочитал: – «…особенности поведения фигуранта «Старик» указывают на принадлежность последнего к органам разведки или контрразведки. Беседу фигурант вел непринужденно, демонстрируя знания специфики работы органов НКВД, включая центральный аппарат. Проанализировав его речь, могу с уверенностью сказать, что «Старик» – русский, но, возможно, некоторое время проживавший за границей…»
– Интересное наблюдение, – задумчиво произнес Судоплатов. – Что еще?
– В контактировавшей группе был еще военврач. По сообщению Зайцева, он серьезно помог подполью, оказав медицинскую помощь трем членам подпольной группы. Резидент считает, что военврач, – он заглянул в свои записи, – Кураев – еврей.
– А вот это – уже серьезно… – сказал Эйтингон. – Я с трудом могу представить еврея, работающего на гестапо. А на чем резидент основывает свое утверждение?
Маклярский снова заглянул в бумаги:
– Зайцев прилагает записи бесед… Это, конечно, не стенограмма, но некоторые характерные словечки и обороты упомянуты.
Судоплатов кивнул:
– А по вашей линии, что, Наум Исаакович?
Заместитель Судоплатова откашлялся:
– Запрос в кадры пока ничего не дал. Фигурантов из отряда установили. Там все чисто, если не считать того, что этот Трошин был разжалован за дискредитацию в тридцать девятом. Комиссар отряда – бывший второй секретарь одного из подмосковных райкомов. Наш сотрудник туда съездил, побеседовал с товарищами. Все как один характеризуют Белобородько положительно.
– А подтверждения их донесениям?
– Тоже все чисто. Конечно, передача позывных другой рации – это сам по себе ход нетривиальный, но если воспринимать его как попытку запутать следы, то решение это, именно в силу необычности, правильное…
– Это мы обсудим чуть позже… – перебил Эйтингона начальник отдела. – А пока, как я понимаю, по личностям основных фигурантов ничего не выяснили?
– Так точно.
– Хреново! – Судоплатов припечатал ладонью папку, лежавшую перед ним. – Нарком с меня не слезает – подай ему этих людей! – он перевел дыхание и продолжил уже спокойнее: – У меня вот что в голове не укладывается, товарищи… Как, по вашему мнению, группа профессионально работает?
– Да, – ответил Маклярский.
– Не подлежит сомнению, – согласился Этингон.
– Информацией о нашей организации они обладают?
Оба подчиненных кивнули в знак согласия.
– На связь с нами вышли и поддерживают ее. Информация от них подтверждается, действия – тоже. Но кто это, мы за месяц так и не выяснили. Мистика какая-то! Получается, что если они не немцы и не работают на Германию, то конспирируются и от немцев, и от нас. Британцы? Американцы?
– Непохоже, Павел Анатольевич, почерк не тот, да и какой резон для закордонников все это делать? Хотя меня смутил псевдоним командира группы.
– Да, я, когда его узнал, тоже занервничал. Но вы же хорошо знали Скоблина[78]. Да и я с ним встречался. Потому и отмел этот вариант. Не стал бы «наш» Фермер этим заниматься. Он авантюрист был, а не диверсант. Да и вы, Наум Исаакович, судьбу генерала на месте выясняли.
– Да, вы правы. Если только кто-то весьма информированный о наших делах не решил сыграть в рокировку?
– Но если степень информированности такова, как нам кажется, зачем им было на меня выходить? Так что давайте будем думать вместе. Сегодня жду вас к десяти вечера с готовыми гипотезами – будем мозаику складывать.
Барановичи. Штаб группы армий «Центр». 05.08.1941. 17.24
– То есть вы, господин оберст-лейтенант, считаете, что войсковая операция нецелесообразна? – в голосе маленького человека со знаками различия бригадефюрера сквозило раздражение.
– Да, господин генерал. Мы понимаем, что потеря целого подразделения СС – это проблема, но действия красных бандитов на коммуникациях и так чрезмерно усложнили доставку подкреплений передовым частям, сражающимся под Смоленском. Так что сейчас каждый солдат на счету, – голос оперативного офицера четвертой армии тоже был раздраженным. Ну еще бы, этот эсэсовец потерял жалкую роту и теперь устроил скандал, требуя от армейцев силы для проведения акций возмездия. А ведь еще месяц назад при подсчете потребного наряда сил и средств армия уже отказалась от прочесывания этих проклятых лесов. – К тому же, если мне память не изменяет, охрану оперативных тылов взяла на себя СД.
– То есть вы мне отказываете? – с угрозой в голосе спросил эсэсовец.
– Я не отказываю, – ссориться с протеже самого Гиммлера оберст-лейтенанту не хотелось. – Я просто не имею возможности выделить необходимые силы. По нашим оценкам, для качественного прочесывания этого массива необходимо как минимум четыре полка, а лишней дивизии у меня не завалялось. Но, господин генерал, через неделю прибывают две охранные бригады, так что мы не отменяем операцию, а просто переносим. К тому же, насколько мне известно, Служба безопасности уже планирует акции в районе Минска и соответственно собирает информацию. А это – залог успешного применения «большой дубинки».
Глава 13
«Дорогая мама!
Извини, что долго не писал. Мы наступали слишком быстро, и полевая почта не успевала за нами. Представляешь, если бы еще 2 месяца назад мне кто-нибудь рассказал, что можно проходить по 40 километров в сутки, наступая на бесчисленные орды противников, я бы рассмеялся ему в лицо! Но вот мы здесь, сейчас ведем бои под Смоленском. Это крупный город русских, как рассказал нам герр лейтенант, когда-то они разбили здесь самого Наполеона! Но будь спокойна, с нами этот трюк у них не пройдет.
Жара стоит адская, вот уже две недели не было дождя. Больше всего нас донимают не русские пушки, а пыль. Она тут везде. После марша мы как безумные бежим к любой воде, умываемся даже из луж, но их так мало. Слава богу, сейчас мы стоим недалеко от большой реки, так что иногда выпадает возможность хорошенько помыться.
