Анатолий Матвиенко - Подлодки адмирала Макарова
— В первом отсеке поступает вода!
— Во втором отсеке поступает вода!
Ланге протиснулся в нос. Помпы справляются. Пока. Хлором попахивает, замочило-таки аккумуляторные ямы.
Все хорошее когда-нибудь кончается. Плохое тоже — иногда. Наконец, разрывы утихли. Машинное доложило, что огонь потух. «Катран» на восьми узлах идет к Балаклаве.
Двое погибло: помощник механика в корме от электротока и матрос в носу ударился головой о задрайку. Отравленных дымом, обожженных, ушибленных — половина команды. Подлодка изранена и беззащитна, напади бакланы — заклюют. А настроение бодрое. Пусть знает турок — бонные укрытия, большая скорость хода, охота на броненоске, никакие другие преграды от подлодки не спасают. Она похозяйничала снаружи и на рейде, потом ушла, хоть соль на хвост посыпай.
Тем не менее, слушая на протяжении двух суток непрерывно поступающие сообщения о ранениях «Катрана» и принятых временных мерах, абы дойти до Крыма, капитан-лейтенант подумывал, что заключительная часть эскапады — излишество. Но вслух не произнес, экипаж должен свято верить в непогрешимость командира.
Глава пятая
Обновленный «Константин», вооруженный семидюймовками на носу и корме, артиллерией помельче и торпедными катерами, отправился к болгарским берегам, эскортируя сразу шесть судов с подкреплением для русской армии.
После затопления турецкой речной флотилии передовые части генерала Гурко выдвинулись к Шипкинскому перевалу, без особых потерь форсировав Дунай. Окруженные турецкие гарнизоны сдавались. Для решительного перевеса морем перебрасывались подкрепления. После Шипки планировалось соединение с сербами, тогда путь к османской столице открыт.
С «Константином» вышли «Акула» и «Пиранья». Освободить из «карантина» экипаж «Терпуги» адмирал не позволил. Британия обвинила Россию в подрыве своих судов на русских минах. Аркас клятвенно заверил, что после безобразий в Золотом Роге ни одна мина не покинула арсенал. Владыкам морей намекнули, что их суда могли столкнуться в тумане друг с другом, и настоятельно предложили воздержаться от рейсов в район конфликта. В ответ последовала нота, что островитяне сами изволят выбирать, куда ходить их судам, а куда нет, и в советах они не нуждаются. Словом, и без того сложные отношения натянулись. Конфуз по поводу возвращения «Терпуги» без торпед, отсутствия реляции об атаке на вражеские корабли и более чем странного заточения в изоляцию пока не вышел за пределы Севастополя, а судовые документы британского контрабандиста не покинули адмиральский стол. Аркас ждал, что по ведомству жандармерии или иных императорских служб ябеда рано или поздно докатится до Санкт-Петербурга. Оставалось ждать и надеяться на лучшее.
Не вышел и «Катран». Его отбуксировали в Николаев. Ремонту — на месяц, а то и дней на сорок. Да и экипажу восстанавливаться-лечиться.
Милях в двадцати от берега, немного южнее дунайского устья, Макарову доложили о четырех дымах, двигающихся спереди-слева наперерез. Он поднялся на мостик и взял бинокль, потом замысловато выругался.
Не верьте, что военные моряки всегда ищут боя. Одно дело доблесть, другое — ответственность за шесть невооруженных пароходов, полных людей, лошадей и оружия, потому не дающих больше восьми-девяти узлов. Не сбежать, говорит простая арифметика. До устья Дуная, где можно укрыться под дулами береговых батарей, миль шестьдесят, не менее семи часов хода. До дымов порядка десяти миль, и турки не могли не заметить конвой. Значит, если устроить догонялки, за три-четыре часа они выйдут на дистанцию огня.
Можно, конечно, развернуть транспорты к берегу, поставить пароход между ними и османской эскадрой, затем принять бой. С четырьмя катерами и двумя лодками шансы неплохие, если бы не одно «но». Броненосцы и небронированные канонерки имеют превосходство над «Константином» в скорости самое меньшее на два узла, с лодками и сравнивать больно. Если турки просто обойдут по дуге, потеряв лишний час, кавторангу останется рассматривать в бинокль избиение беззащитных русских судов. Да, есть еще катера, они обгонят любой турецкий корабль. Да только запас хода у них — кот наплакал.
Командирское решение часто принимается в условиях, называемых на шахматном языке цугцванг. То есть любой ход ведет к потерям. Но война — не шахматы. Здесь не пешки сметаются с доски, живые люди. Командир жертвует одними, спасая других, добиваясь победы, которая, быть может, для будущего России значит больше, чем жизни тысяч пехотинцев и артиллеристов, тревожно вглядывающихся в дымы на горизонте с борта перегруженных пароходов.
Командир должен собраться и принять решение. Если он пустит сопли и не соберет волю в кулак, потери окажутся стократ горше.
Мигание ламп Ратьера разнесло приказ: двигаться к берегу на северо-запад. «Константин» лег на обратный курс. Если не до Дуная, до мелководья успеем, там можно и на мель выброситься, и с подбитых кораблей проще спастись. А коли успеть до десяти вечера, до сумерек, тогда перепуганные капитаны пароходов могут разбежаться, ищи-свищи по Черноморью.
Первый снаряд поднял белый султан в кабельтове за кормой «Константина», когда румынское побережье просматривалось на горизонте. Скорее всего, не прицельный выстрел, а тонкий намек — останавливайтесь, судари, и спускайте флаг.
Степан Осипович прошел к барбету кормового орудия полюбоваться на догоняющих. Как и в минувшем бою, получается странная тактика — воюем, убегая. Тот урок не пошел врагу впрок, но и силы у осман ныне серьезные — броненосные корветы типа «Ассари-Шевкет», деревянная канлодка тонн на семьсот-восемьсот и пароход такого же класса, как нынешний «Константин». И снова бессильная злоба на «мудрое» начальство, не велевшее запирать турок минами в их портах.
Второй выстрел ближе. Пока утешает, что броненосцы вооружены так же, как и линейные корабли парусных эпох, — орудиями, стреляющими из бортовых казематных бойниц. Только баковая пушка и бортовые барбетные могут палить вперед. Башенную артиллерию мусульмане уважают лишь на мониторах. Но рано или поздно бронированный корвет догонит и влепит по «Константину» всем бортом. Чтобы выжить под таким залпом, надо иметь изрядную броню, как на «поповке».
Пора. Приказ транспортам пройти две мили, лечь в дрейф и спустить флаг. Пароход замедляется до шести узлов, роняя на воду дымящие катера. Лодки уходят вперед, описывая красивую циркуляцию справа и слева по курсу «Константина», на котором продолжает реять Андреевский флаг. Кормовая семидюймовка и два орудия поменьше пытаются достать броненосец.
Корветы начинают охват непокорного пароходика. Как только возьмут в вилку — ему конец, как таракану под тапкой. Канонерка и четвертый турецкий корабль чуть приотстали. Над черноморскими просторами возникла напряженная пауза. Казалось, османы не стреляют, недоумевая: на что надеется русский капитан? Катера ушли вперед на милю, тоже что-то выжидая. Подводных лодок, самого непредсказуемого русского оружия, не видать. Вахтенные видели подозрительные дымы у бортов «Константина», в котором давно опознали турецкий «Аксарай», недавно пропавший на восточном побережье. Но рубок и перископов не заметно, стало быть, то коптили катера.
В миг, когда, казалось, судьба русского наглеца отсчитывает последние секунды его жизни, на мостиках обоих бронированных чудищ поднялся крик:
— Торпедо!!!
Пенистые пунктиры неумолимо протянулись к бортам. Скорость у корвета большая, близкая к торпедной, но и инерция велика. Только переложить руль в крайнее положение — больше минуты, после чего громоздкая туша поворачивает запаздывая, словно нехотя. Теперь плевать на пароход. Все комендоры лихорадочно ищут места на воде, где могли спрятаться проклятые подлодки гяуров. В волнах вокруг макаровского флагмана вскипают султаны разрывов, но турки уже не целят в «Константина» — им бы достать лодку до пуска новой пары торпед.
Оглушительный взрыв сминает борт «Ассари-Шевкета» между миделем и форштевнем, второму броненосцу удается вывернуться. А может, не точен был прицел или снаряд оказался негодный. Везучий корвет обошел «Константина» по левому борту, и ему навстречу рванули четыре катера.
Если подводников обвиняют в «неблагородстве», а атаки из-под воды объявляют «ударами в спину из-за угла», то атака катеров — безумное мужество с открытым забралом. Они неслись уступом, развив невиданный доселе темп почти в семнадцать узлов. Броненосец начал отворачивать влево, в сторону берега, направляя на катера длинный казематный ряд.
Четыре скорлупки получили заряд ненависти, причитавшийся «Константину». Будто море стало дыбом у них на пути. Крайний справа крохотный торпедоносец превратился в огненный шар от детонации собственной торпеды. Но остальные, избитые подводными ударами от снарядов, подпрыгивающие на поднятых взрывами волнах, неслись словно на таран, с упреждением метя впереди османского форштевня. Они пустили три торпеды менее чем в полутора кабельтовых и вывернули влево, пройдя так близко от кормы, что можно попасть камнем. Два практически одновременных взрыва слились в гром землетрясения. Когда корпус броненосца на миг замер, перед тем как начать разваливаться, комендоры кормового орудия успели выстрелить вслед, разметав катер на куски.
