Андрей Мартьянов - Время вестников
– Данни, это Давид, – бывшая базилисса кивком подбородка указала на макушку сидевшего у нее на руках ребенка, – а это Алексий. В семье мы называли их Виви и Сини. Они – младшие Комнины. Внуки Андроника. Бета умерла, да?
– А… э… – кельту понадобилось несколько мгновений, чтобы уразуметь смысл услышанного. Бетой, видно, звали усопшую блондинку. Выходит, принявший мучительную смерть чернобородый – родной сын базилевса, наследник Империи, как там бишь его? Мануил. Которого мессир Конрад и хитроумный д'Ибелин мечтали возвести на престол после кончины престарелого Андроника. Оставшиеся в живых ребятишки одним махом превратились в законных византийских принцев. В живую угрозу тому, кто сейчас пытается свергнуть базилевса Комнина с насиженного места. – Да, Агнесс. Ее убили. Ты справишься со своими… – Дугал слегка запутался в родственных отношениях императорской фамилии, соображая, кем приходятся Агнессе двое мальчишек, – …племянниками?
– Да, – лицо Агнессы стало закостеневшим и бесстрастным, как гипсовая маска на стене. – Мы справимся. У мужчины должны быть свободные руки, чтобы держать оружие. Идем, до пристани еще далеко. Сини, не отставай. И не смотри по сторонам, милый.
Уводя свой неожиданно выросший вдвое отряд к морю, шотландец с потаенным удовольствием размышлял о том, что при внешней кротости и пугливости душа у Агнессы д'Эвре – бывшей Анны Комниной и будущей леди Мак-Лауд – крепче дамасской стали. И решительности ей на самом деле не занимать. Девица даже не потрудилась узнать, согласен ли он повесить себе на шею обузу в лице двух маленьких детей.
* * *
Очередной двор, окруженный с трех сторон низкими зданиями красного и желтого кирпича, ничем не отличался от десятка уже виденных сэром Гаем и оставшихся позади. Пригнанные друг к другу белые известняковые плиты, бездействующий фонтан с позеленевшим от времени бронзовым дельфином, длинные галереи, ряды полукруглых арок.
Один из темных проемов внезапно исторг две бегущие фигуры. Задержавшись на миг и сочтя, что всадники и солдаты еще далеко, беглецы – мужчина и женщина – припустили наискосок через площадь, стремясь достигнуть узкого проулка в дальнем конце. Женщина в развевающейся полосатой накидке несла за спиной маленького ребенка – совсем как крестьянка, подумалось Гаю. Второй ребенок, постарше, трусил рядом, держась за пояс одеяния беглянки. Сопровождавший их долговязый мужчина что-то гортанно крикнул своей спутнице, видимо, поторапливая.
Друзья и родственники были правы, именуя сэра Гая из Локсли тугодумом. Склирена вновь оказалась шустрее разумом. Прищурившись, она вгляделась в беглецов и азартно взвизгнула: «Держите их! Не дайте им уйти!»
Мужчина тянул женщину за локоть, буквально волоча следом за собой и пытаясь заставить шустрее переставлять ноги. У девицы разжались руки, живая ноша соскользнула с ее спины. Второй ребенок вцепился в одежду упавшего, поднимая на ноги. Заминка окончательно похоронила возможность бегства. Подчиненные Делина без труда догнали парочку и окружили.
Мессиру Гисборну стоило бы безмерно удивиться. Или помянуть непредсказуемые пути Господни. Или выругаться от души, прокляв тот день, когда судьба свела его в Дуврском порту с неким уроженцем гористой Каледонии. Однако на Гая вдруг снизошла спокойная уверенность в том, что ему не стоило ожидать от судьбы иного поворота. Языческий Фатум оказался действеннее христианских молитв и богословских трактатов. Предсказание Лоррейна исполнилось. Он, Гай Гисборн, прошел назначенную ему долгую дорогу, начало коей затерялось в лесах Нормандии и на берегах острова Альбион. Этому пути суждено завершиться здесь, во владении византийских базилевсов, посреди обширного двора, вымощенного белым известняком.
– На Рождество прибыть в Константинополь, – пробормотал мессир Гисборн. – Ведь мы так уславливались? Обещания надо выполнять.
О чем размышляли Дугал Мак-Лауд, предпочитавший, чтобы его звали «Данни», и Зоэ из династии Склиров, нынешним утром получившая прозвище «Карвона», осталось неизвестным.
Клеймора шотландца, только что покоившаяся в заплечных ножнах, неуловимо быстро перекочевала в руку владельца. Хорошенькая и очень юная девушка, прятавшаяся за спиной Мак-Лауда, еле слышно всхлипнула, покрепче прижав к себе обоих малышей. Она закрыла их своей накидкой, словно это могло помочь сохранить детям жизнь.
Кентарх Делин, приглядевшись к беглянке и ее питомцам, изумленно фыркнул и сообщил, обратившись почему-то к мессиру Гисборну:
– Это ж Анна. Госпожа Анна. Мы думали, она сгорела, а она живая. А это дети Мануила. Внуки базилевса. Ну, бывшего базилевса.
– Угу, – кивнул англичанин, с искренним удивлением смотря на бывшего попутчика и компаньона, подлого, двуличного и коварного мерзавца. Судя по очень спокойному, оценивающему выражению лица Мак-Лауда и нехорошо сузившимся глазам, впервые на памяти Гая ставшим пронзительно-зеленого цвета, для скотта не имело значения, сколько перед ним противников. Он перебьет всех гвардейцев, пытаясь защитить беззвучно плачущую девушку (разум Гая упорно отказывался соглашаться с тем, что это и есть Анна Комнина, византийская императрица. Это была просто ромейская девушка, молоденькая и насмерть перепуганная). Самому Мак-Лауду гибель от мечей не грозит – ведь его по-прежнему хранит нежданная благодать Чаши Господней. Но если в свалке пострадают Анна или мальчики?
Похоже, в многоумную голову Зоэ Склирены пришли схожие соображения.
– Хлебнешь ты с ней горя, – криво ухмыльнувшись, вдруг проговорил кельт. Слегка повел кончиком меча, указав на хмурящуюся Зоэ. – Что, приворожила? А я ведь тебя предупреждал – мистрисс Изабель как тот тихий омут, где полно нечисти. Это она мутит воду и лезет на византийский трон? Держись крепче за ее подол, глядишь, станешь императором. Ночным. Как ее на самом-то деле кличут, хоть выспросил?
– Зоэ Склирена, – странное дело, язвительные подначки Дугала ничуть не задели ноттингамца. Возможно, оттого, что скотт говорил чистую правду. Самому сэру Гаю, несмотря на затруднительность момента, хотелось выяснить иное: – Как это тебя угораздило познакомиться с базилиссой?
– Уметь надо, – фыркнул Мак-Лауд, делая крохотный шажок назад и незаметно подталкивая локтем своих подопечных. – Что, спляшем напоследок пляску смерти или разойдемся миром? Кстати, как там тебя… кирия Зоэ. Благодаря твоим усердным сторонничкам у этих детишек больше нет ни крыши над головой, ни отца, ни матери. Довольна?
– Более чем, – проронила Карвона. Привычным Гаю жестом она накручивала на палец выбившуюся рыжую прядь, жесткую и неподатливую. Солнце укрылось в серых вечерних облаках, и камни диадемы больше не сияли переменчивым синим блеском. Базилисса размышляла, участники драмы во дворе Палатия ждали ее решения. Мессир Гисборн как наяву увидел те призрачные весы, на чашах которых Склирена раскладывала милосердие и необходимость, соображения государственной пользы и собственную выгоду. Польза и выгода перевешивали.
– Делин, убейте их, – Зоэ отвернулась, избегая встречаться взглядом с английским рыцарем. – Всех. Быстро. Без мучений. Берегитесь мужчины – он слишком хорош в бою. Гай, будет лучше, если поможешь им.
– Все зло мира – от самоуверенных женщин, – невозмутимо изрек кельт и через плечо на греческом велел девушке: – Агнесс, не трусь. Как только начнется, со всех ног беги прочь. Парни, вы за ней, – и, перейдя на норманно-франкский, добавил: – Гай, ты меня знаешь. Положу их всех, а рядом – твою ненаглядную рыжую стерву. Признаюсь честно, с тобой мне драться неохота. Но, коли другого выхода не будет, я и тебя прикончу.
– Не сомневаюсь, – кивнул мессир Гисборн, не делая попыток слезть с коня или вытащить меч. – Зоэ, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили у Халкидии? Ты дала обещание. Сохранить жизнь младшим Комниным и базилиссе Анне.
– Я передумала, – огрызнулась ромейка, и, перейдя в наступление, едко осведомилась: – Неужели рыцарь короля Ричарда боится выйти против какого-то каледонского дикаря?
– Дело не в том, боюсь я или нет, – краем глаза мессир Гисборн отметил, что Алые Плащи покуда не двинулись с места, ожидая, чем завершится спор между их новой госпожой и ее верным паладином. – Кажется, ты еще не поняла. Я не позволю тебе начать правление с отказа от собственных слов. Знаю, это старая и добрая византийская традиция. Тебе придется ее нарушить. Или впредь быть осмотрительнее. Либо, если ты желаешь хранить верность былым порядкам, – Гай надеялся, что его голос звучит достаточно твердо и решительно, и Зоэ поверит в искренность его слов, – тебе предстоит справляться с делами Империи в одиночку. Без меня. Надеюсь, нам никогда больше не придется возвращаться к этому тяжкому разговору. Ты – моя госпожа. Но я буду служить тебе, покуда ты будешь достойна этого. Кентарх, эти люди вольны идти на все четыре стороны.
