Роман Корд - Чужие крылья – 2
— Слушай, — наконец сказал Виктор, — Не надо меня заранее оплакивать, хорошо? Ну чего ты плачешь?
Она немного успокоилась, лишь периодически всхлипывала.
— Я… я…, — выдавила Нина и плечи ее вновь затряслись. — Мне кажется… я беременна.
Он поднялся, нашарил на столе папиросы, закурил. Она молча наблюдала.
— Это наверно после того раза? — спросил он. Нина пожала плечами.
— А долго уже? — спросил Виктор?
— Вторую неделю задержка — выдохнула она.
Он вновь задумался. То, что у Нины от него будет ребенок, пока не укладывалось в голове. Мысли метались, но никакого толкового решения пока не приходило. Он вдруг подумал, что его могут сбить и что тогда? Узнает ли будущий ребенок, кто был его отцом?
— У тебя документы здесь? С собой? — спросил он.
Нина кивнула.
— Тогда завтра идем в ЗАГС.
Она снова заплакала, но уже без прежнего надрыва, облегченно. Он вновь улегся на кровать, притянул к себе Нину, обнял. В голове все еще метались мысли, но мягкое женское тело под боком успокаивало. Вновь вернулось желание. Он развернул ее поудобнее, засмеялся: — Ну что, невеста? Пускай жениха…
Пожениться им не довелось, ЗАГС оказался закрыт. На двери криво висел лист бумаги, с надписью „Буду после обеда“ и все. Виктор барабанил в окна здания, дергал дверную ручку, но все оказалось напрасно. У Нины глаза стали вдруг мокрыми.
— У вас еще ЗАГСы есть?
Она пожала плечами. Потом успокоилась, вытерла слезы и даже слабо улыбнулась.
— Пойдем гулять, — сказала она. И они пошли, а что еще было делать?
День был солнечный, мороз немного спал, и они неспешно прогуливались по городским тротуарам. Нина привычно выступала в роли гида, рассказывая ему про город. Она опять стала веселой и смеющейся. По дороге они зашли в фотоателье и сфотографировались вместе на память. Выходя из помещения, буквально нос к носу столкнулись с Таней и капитаном Быковым.
Виктор козырнул Быкову и непроизвольно глянул на Таню и удивился, с каким, полным ненависти взглядом та смотрела на Нину. Впрочем, думать об этом у Виктора не было ни малейшего желания. Его мысли сейчас вращались вокруг беременности своей невесты.
— Это твои… однополчане? — почему-то спросила Нина, когда они отошли.
— Да. Теперь вместе служим.
Она помолчала, кусая губы, и снова спросила:
— У тебя с ней что-то было?
— Ничего такого, — деланно улыбнуться Виктор, — о чем я бы не смог рассказать на комсомольском собрании!
Девушка снова замолчала, плечи ее поникли. Спросила:
— Это она? Твоя бывшая невеста?
Виктор подумал, что нашел замечательного кандидата для телешоу „Битва экстрасенсов“. К сожалению, экскурс в память не сумел помочь с ответом.
— С чего это ты придумала? — жалко проблеял он.
Но она вдруг остановилась и снова заплакала. На них смотрели удивленные прохожие, а Саблин стоял рядом растерянный, не понимая, что делать дальше и кляня тот момент, когда решился идти в это проклятое фотоателье.
— Да, — наконец выдавил он. — Именно ее я считал своей невестой. Но это было год назад. С тех пор мы виделись один раз, и она от меня тогда отвернулась. А теперь снова оказались в одном полку. — Видя, что плечи у нее затряслись сильнее, торопливо добавил, — У меня с ней ничего не было. Да там вообще было пару свиданий и все, потом меня в другой полк перевели
Нина успокоилась, вытерла слезы, спросила вроде бы даже скучно:
— У тебя много было женщин до меня?
Отвечать не хотелось. Если вспомнить весь Саблинский опыт, то, в общем, выходило скромно. Про Чемикосовский опыт он решил не вспоминать, поэтому ответил относительно честно:
— Одна была. Не эта… другая. Случайно можно сказать. Мы на постое в одном селе стояли, и… так получилось… — он замолчал, не зная, что еще можно добавить.
Она грустно вздохнула, взяла Виктора за руку, прижалась к его плечу и неожиданно заговорила:
— У меня был один. Собирались свадьбу сыграть, а его в армию забрали. Он старше был на три года, хирургом начал работать, а его забрали. Одно только письмо получила, весной еще… Он где-то под Ленинградом служил, деревню упоминал, какой-то Мясной Бор. Я ее потом по карте нашла. И все, ни единой весточки больше… пропал…
Виктор поморщился. Слышать о своем предшественнике, пусть даже скорее всего уже покойнике, оказалось очень неприятно. Слишком уж давно и прочно он считал Нину своей собственностью. Что такое Мясной бор он толком не помнил, но почему-то это слово ассоциировалось с большой кровью. Она заметила его эмоции, спросила:
— Ты что-то знаешь?
Он неопределенно пожал плечами, ответил: — Страшное место… кровавое. Так, слыхал где-то краем уха.
Знаешь что? — сказала вдруг Нина, — иногда мне кажется, что ты другой. Вообще другой, как будто с луны свалившийся.
Он не ответил.
— Извини, пожалуйста, — Она вздохнула и потянулась к нему, просительно заглядывая в глаза, — Извини. Я просто боюсь.
Возникшее между ними напряжение сгладилось, рассосалось.
— Не надо бояться, — улыбнулся он. — Я всегда возвращаюсь. Ты только жди и пиши почаще. Хорошо?
Они неспешно пошли к аэродрому, время увольнительной заканчивалось. Уже подойдя к КПП, он вдруг вспомнил, про так и не потраченные вчера деньги, выгреб все из бумажника, отдал Нине.
— Держи, ты сейчас должна хорошо питаться.
Она криво улыбнулась и неловко сунула купюры в карман.
— Аттестат на тебя перепишу, будешь по нему деньги получать. И не забывай письма писать. Фотокарточку вышли, а то я взять забыл. — Видя, как истекают последние минуты увольнения, принялся жадно ее целовать. Потом пошел, но, не выдержав, обернулся. Нина стояла у ворот, маленькая, похожая в своем сером пальто на воробушка и махала ему рукой. По лицу ее текли слезы.
Зимняя степь скользила под крыльями. Внизу все было белым-бело, лишь мелькали забитые снегом балки, темные пятна хуторов и деревень, да выделялись тонкие линии дорог. По дорогам медленно тянулись маршевые колонны наших войск, ползли коробочки танков и автомашин. Армия, разгромившая врага под Сталинградом, уперлась лбом в укрепления Миус-фронта и подтягивала резервы.
Виктор поежился. Чем сильнее приближалась линия фронта, чем ближе была конечная цель их маршрута, тем неспокойнее становилось душе. Что-то неосознанно давило, не давало нормально управлять самолетом. Он в очередной раз зашарил взглядом по небу, но как обычно не увидел ничего, лишь матюгнулся на слишком близко подобравшегося ведомого. Тот уже сам заметил свою оплошность, пытался увеличить дистанцию, но это не могло вызвать такую тревогу в душе. Он снова огляделся, но опять не обнаружил никакой опасности, вокруг были только свои самолеты — десяток Яков их эскадрильи и два транспортных Ли-2 с техперсоналом. Ли-2 одновременно исполняли роль их лидеров — вели эскадрилью по маршруту, но они же служили им подопечными. В случае воздушного боя их нужно было прикрывать любой ценой.
Наконец в голове словно щелкнуло — загадка разрешилась сама собой. У эскадрильи был слишком плотный строй, и не было никакого преимущества по высоте над транспортниками. В первой половине перелета это оказалось очень удобно, но теперь, возле линии фронта, такой строй превращался в ловушку. Любая пара охотников, упав сверху, могла совершенно безнаказанно атаковать практически любую цель.
— Двадцать первый, — вызвал Виктор комэска, — разрешите занять позицию выше группы. Вдруг мессеры…
— Р-разрешаю, — Егоров не стал задавать лишних вопросов.
— Кот, будьте слева, метров пятьсот.
Четверка краснозвездных истребителей с плавным набором высоты отделилась от общего порядка и разбилась на пары. Избавление от оков тесного строя подействовало, словно глоток свежего воздуха. Появилась возможность активно маневрировать, атаковать и защищаться. Виктору сразу стало спокойнее на душе.
Степь кончилась, и начался Ростов. Город чернел внизу громадной махиной, дымил все еще не погасшими пожарами, зиял руинами разбитых кварталов. В кабине завоняло гарью. Мимо их строя пролетела четверка чужих Яков, и транспортники сходу пошли на посадку. Перелет полка на фронт завершался.
На земле царила суета. На аэродроме оказались два полка из различных дивизий, и началась неизбежная неразбериха и путаница. БАО сбивался с ног, но справиться с дефицитом топлива был не в силах. По чьей-то ошибке полк оказался прикованным к земле.
Виктору и пилотам его звена удалось выбраться в город. Зрелище потрясло. Саблин видел Ростов довоенный, утопающий в зелени садов с работающими заводами гигантами. Он хорошо помнил Ростов из будущего: шумный, суетной, сияющий огнями, с вечными автомобильными пробками. Сейчас город напоминал полуразложившийся труп. Многие дома были сожжены, другие лежали громоздкими закопченными обломками. В некоторых местах все еще бушевали пожары, и густой удушливый дым застилал улицы. Воняло гарью, и чем-то еще, страшным, зловонным. Вдобавок, немцы при отступлении пожгли немало своей брошенной техники, и она все еще стояла на улицах, смердя жженой резиной. Часто встречались трупы: лежали убитые немцы, румыны, наши. Уборкой их пока никто не занимался, видимо не было сил, зато на переправах через Дон уже звенели топоры и суетились саперы.
