Алексей Кулаков - Тихие шаги РОКа
— Присяжный поверенный Вардугин, имею честь представлять интересы господина Бунаева, управляющего Илис-Блитц.
— Главный инспектор Долгин. Чем обязан?
Представителю незнакомого Грише господина Бунаева хватило ровно две минуты, чтобы внушить к себе стойкую неприязнь. Разговор свой он начал хотя и вполне вежливо, но достаточно быстро перешел к наглым требованиям — прекратить сманивать с завода мастеровых, и уволить тех из них, что уже работают на фабрике Р.О.К. Ну и сгладить мелкие шероховатости, путем небольшой компенсации за понесенные владельцами предприятия убытки.
— Еще раз. Кого из рабочих мы сманили с вашего завода… как его там, Блитц?
— Ну, как вы понимаете, такого списка у меня нет — но я и без него могу с полной уверенностью говорить, что инструментальщики и лекальщики перешли к вам в полном составе. Вследствие чего выполнение текущих контрактов стало фактически невозможным, следовательно, мы вскоре вынуждены будем платить неустойки… а это совершенно, просто категорически неприемлемо, господин Долгин. И это дурной тон — поступать так, как вы. Так что если не хотите публичного скандала и судебных исков, надо бы решить наше дело миром.
— Скажите, а вы помните, что крепостное право уже давно отменили?
— Не понимаю, при чем здесь это… но да, прекрасно помню.
— Тогда пора бы вашему доверителю уже привыкнуть к тому, что мастеровые свободные люди. А следовательно могут сами решать, где им работать, а где нет.
Григорий честно старался соблюдать вежливость и положенную гладкость речи — но раздражение уже начало прорываться сквозь маску невозмутимой вежливости, отчего его слова были особенно убедительны. Вот только у профессионального юриста на такое, похоже, был благоприобретенный иммунитет, ну или очень крепкие нервы. А может быть, присяжный поверенный не вполне понимал, с кем он ведет разговор, принимая своего собеседника за очередного управляющего или там главного инженера, которого требуется хорошенько "обработать" и привести к нужному для доверителя решению. Вот только у обрабатываемого всё отчетливее проявлялось и крепло желание, почесать костяшки правого кулака об наглую морду, изворотливо-скользкого, и гораздо более изощренного в словоблудии юриста — и тем самым перевести возникший спор в привычную для бывшего унтер-офицера форму.
— Я еще раз повторяю, никаких компенсации и увольнений.
— Тогда, господин Долгин, вашу компанию ждут крупные неприятности — владельцы завода очень уважаемые люди, и я не сомневаюсь, что справедливость будет восстановлена. Да и репутация князя Агренева будет изрядно скандализирована публичным процессом…
Тут уж Григорий не утерпел. Причем, от раздражения он даже позабыл так старательно усваиваемые нормы, касательно поведения и общения в приличном обществе, одним махом перейдя на привычную с детства речь.
— Вот что, господин хороший. Бери-ка ты ноги в руки, и что бы через минуту и духу твоего тут не было. Ну!?
Надо сказать, что главный инспектор уже успел привыкнуть к тому, что его указания выполняются. Причем, как правило, очень быстро и с достаточным прилежанием. Увидев же победную усмешку на губах у непонятливого юриста (ну как же, он ведь добился своего и вывел-таки из равновесия собеседника), Долгин потерял и так невеликие остатки терпения и благоразумия — а робость и опаску перед хорошо одетыми и важными господами он и вовсе давно уже позабыл, после французских-то "каникул". В три плавных шага обогнув массивный дубовый стол на точеных ножках, он одним слитным движением стряхнул Вардугина со стула, одновременно и придержав того за шиворот, уберегая от ушиба копчика, и придавив этим самым шиворотом горло неудачливому переговорщику. Слегка успокоившись, Григорий еще разок встряхнул присяжного поверенного наподобие нашкодившего кутенка и с большим сожалением отпустил на волю. Точнее вначале на пол, а уж потом, с помощью короткого тычка носком ботинка, указал верный путь в светлое настоящее.
— Пшел! Да молча, а то не удержусь. Твоё счастье, мурло, что командир отсутствует…
Проводив своего гостя до ворот, на глазах у изумленных охранников главный фабричный инспектор попрощался со своим спутником хорошо поставленным пинком. Увидев, что нечаянно замарал костистый зад юриста отчетливым отпечатком своей обуви, господин Долгин тут же попытался загладить неловкость, самым что ни на есть дружелюбным тоном пригласив "летуна" заходить ещё. И желательно не в одиночестве, а с хорошей компанией, состоящей из владельцев Илис-Блитца. Отвлекся на подскочившего к нему подчиненного, принял у того имущество юриста и довольно заметил.
— Бог ты мой, да вы едва не забыли свой портфель!
Последнее слово Григорий произнес с коротким и энергичным выдохом, а спустя мгновение кожаная сумка для документов влетела в загривок только-только укоренившегося на ногах и изрядно ошеломленного таким галантным обхождением поверенного. Пришлось инспектору извиняться опять, пока жертва его неуклюжести ворочалась в слякотной грязи подъездной дороги.
— Ох, простите, я так неловок. Вы не ушиблись? Может, мне подойти? Ну, нет, так нет, всего наилучшего.
И уже обращаясь к охране, уточнил на всякий случай:
— Службу несем как обычно, без перегибов. Понятно?
Выслушав дружное рявканье, в котором при некотором везении и воображении можно было разобрать — так точно, начальство огляделось напоследок еще раз, и успокоено направилось к фабричной столовой. Эта сторона его многочисленных обязанностей (в смысле, периодически снимать пробу со стряпни поварих) вспомнилась как нельзя вовремя, и кстати — такая "нагрузка" его совершенно не тяготила. Как, впрочем, и регулярные проверки фабричного уложения об охране труда в ткацко-швейном цеху, после которых у инспектора неизменно поднималось настроение. Причем иногда так явно, что приходилось поворачиваться к персоналу спиной и думать на отвлеченные темы, попутно ощущая затылком откровенно-зазывающие взгляды некоторых красавиц, из тех, что побойчее и попроще (да и практичнее, чего греха таить) нравом. Имелись среди мастериц стрельбы глазами и такие, что были очень даже не прочь немного покрутить "лубофф" с таким видным мужчинкой (раз уж сам князь к ним и не заходит) — особенно, ежели без заметных через девять месяцев последствий. И с приятственными девичьему сердцу знаками внимания, в виде различных подарков. Вспомнив об одной такой, Григорий залихватски крякнул, подкрутил кончики усов на положенный угол и решил, что вечерний обход нынче он начнет с ткачих.
***
Было забавно наблюдать за группой офицеров, всеми силами показывающей окружающим, как им совсем-совсем не холодно, и что они ни разу не задубели на пронизывающем апрельском ветерке. Благородная синева их лиц и покрасневшие уши с носами, прекрасно оттеняли весь блеск и великолепие парадно-выходных мундиров лейб-гвардии — с обилием золотого цвета в аксельбантах, эполетах и вышивке, наличием обязательной к ношению шашки у левого бедра, и отполированных до серебристо-матового блеска сапог. Вообще-то, полагалось прикрыть всю эту красоту пусть и не такой красивой, зато теплой шинелью, но гвардейский форс был превыше всего, а следовательно — приходилось демонстрировать несгибаемую волю и воистину железное здоровье.
"Первые российские "моржи", как я теперь понимаю, вышли из тесных рядов гвардии. Ага! Еще один не выдержал, пошел изображать из себя Чапаева. А бурка-то у вас одна, господа, так что придется ждать пока отогреется предыдущий… хм, отморозок. И генералы тоже хороши, прямо горячие питерские парни — хоть и в шинелишке ходят, зато нараспашку. Не дай бог кто орденов на груди не заметит, это ж прямо трагедия будет, общеармейского масштаба… пиж-жоны"
Все офицеры дружно делали вид, что за их спинами ничего такого и не происходит — подумаешь, еще один их товарищ заинтересовался теплой кавалерийской буркой и решил ее померить? Видать, очень хороший покрой у вещицы оказался. Или этот самый товарищ вовсе — латентный кавалерист и ностальгирует по несбывшимся мечтам. Тем временем, испытания подходили к своему логическому концу: сводной роте стрелков оставалось дать еще пару-тройку общих залпов, после чего завершить показательные выступления (раз уж за ними столько народу наблюдает) стрельбой на меткость и скорость перезарядки. Затем было запланировано подведение итогов и расширенное (за счет военного министра и профессора Чебышева) заседание Комиссии, с целью окончательно определиться с победителем конкурса. Пока трудились военные, Александр тоже не скучал. К его немалому удивлению, оказалось, что он все же достаточно популярная личность в среде оружейников, даже имеет кое-какую репутацию как конструктор оружейных систем — и вследствие этого, он самым стремительным образом обрастал полезными знакомствами и связями. Причем, как среди практиков, наподобие автора трехлинейного винтовочного патрона полковника Роговцева, так и видных теоретиков стрелкового дела, представленных полковником фон дер Ховеном. Разумеется, все эти авторитетные деятели тем или иным образом получили приглашение — посетить при удобном случае фабрику Российской оружейной компании, на предмет поглядеть и пощупать последние вариации Агрени и боеприпасов, и вдоволь пострелять из карабина МАг. Кстати, с конкурсантом знакомились и просто так, можно сказать что "впрок" — как с перспективным промышленником-аристократом, так что всего за один день он сам не заметил, как раздал все имеющиеся при себе визитки (но футлярчик из-под них не опустел, заполнившись чужими картонками). А вот в разговоре с французским атташе, князь проявил просто-таки поразительную тупость — так и не поняв ни одного из прозвучавших намеков, касательно организации для атташе небольшой экскурсии по своим оружейным цехам. Как впрочем, и предложений о сотрудничестве. То есть, конечно же фабрикант пытался понять, не раз переспрашивал и уточнял (время от времени извиняясь за свой ужасный акцент и переходя на родную речь), но так и не смог уяснить для себя — зачем ему надо такое счастье, да еще и бесплатно. Ну, то есть в счет хороших отношений с Третьей республикой. Вот если бы предложили деньги… тогда может быть и понял бы хоть что-то, а без финансового интереса мозг аристократа прямо-таки отказывался понимать французский язык.
