Александр Прозоров - Удар змеи
– Говори!
– Крымское ханство вместе с людьми султанскими способны выставить людей оружных сто двадцать тысяч числом общим. Однако же многие из них по крепостям и городам пребывают, на дела охранные подписаны, посему в седло более ста тысяч поднять нельзя. Укреплений там лишь на южном берегу изрядно, и крепость Перекоп, что самая мощная и опасная из всех. По моему разумению, атаковать Крым надобно зимой, когда большинство ногайских кочевий на зимовьях и воевать не способны. Зимой крепость по льду Сиваша обойти можно и первый опорный лагерь за ним на соляных приисках поставить. Затем тремя колоннами через зимнюю степь пройти и Ак-Мечеть и Карасубазар занять. Крепостей в них нет. После чего можно лета ожидать спокойно. Степь сама безводна, большую рать напоить негде, но через эти города реки протекают. Перекоп, от Крыма отрезанный, долго не выстоит, он же рать от ногайских татар летом защитит. В степи закрепившись, османские города один за другим штурмом брать можно, пока все не займем. Осаду они выдержат, ибо подвоза морем мы остановить не способны. Но вот пушечного обстрела им долго не вынести. Крепости каменные, без рвов. Османских янычар в них немного, татары же стойкости в осадах никогда не выказывали. Здесь число воинов по городам и крепостям, а также приписанные к ним кочевья…
Зверев протянул вторую грамоту, тут же перехваченную Висковатым.
– Твой план взвешен, разумен, понятен, - кивнул Иоанн. - Тебе, мыслю, этой зимой и надлежит рати русские на Крым проклятый вести. Сим повелеваю к Рождеству Христову рати для похода на ворога нашего исконного собрать. Разослать росписи людям служивым ноне же, дабы к снегу готовы выступать были! Тебя же, верный слуга мой князь Сакульский Андрей Васильевич, за труд твой награждаю землей и казной! Сим повелеваю к угодьям князя Сакульского на реке Свияге приписать земли столько, дабы поместья тамошние сего слуги увеличились втрое. А ты, боярин Кошкин, проследи. Чай, друг твой награжден.
– Благодарю тебя, государь, - впервые за этот год Андрей Зверев поклонился не из нужды, а со всей искренностью. Даже головная боль ненадолго выскочила прочь.
– По делам же татарским нужды все обсуди с дьяком Иваном Михайловичем.
– Слушаю, государь, - опять склонился князь.
Дурдом, конечно: Висковатый к царю шлет, царь - к Висковатому. Но раз уж землей так щедро награждают, то отчего бы и не потерпеть?
Андрей чуть выждал. Больше Иоанн к нему не обратился. Это означало, что аудиенция окончена. Зверев попятился, пока не уперся спиной в толпу, развернулся и стал протискиваться обратно к заветной печке.
Когда правитель всея Руси закончил вершить свои публичные деяния, Андрей проглядел. На этот раз так лихо, что даже не поклонился. О том, что все кончилось, узнал, лишь когда на плечо опустилась тяжелая рука.
– Здрав будь, друже! - повернул его к себе дьяк Разбойного приказа и крепко обнял. - Обижаешь побратимов, Андрей Васильевич. В Москве - да не зашел!
– Прости, Иван Юрьевич, - развел руками Зверев. - Только вчера из седла. Все, чего и успел, так помыться да доложиться.
– Ничего-ничего, славно доложился! - засмеялся побратим. Настоящий, не наколдованный. - И земля, и награда. Кабы так да каждый день!
– Извини, Иван Юрьевич, друга твоего отвлеку, - подошел к печке боярин Висковатый, уже в сопровождении слуг. - Вот, держи.
– Что? Опять?! - взвился Андрей, увидев все ту же грамоту со списком полоняников.
– М-м-м… Не понимаю тебя, княже, - почесал грамотой нос Иван Михайлович. - Ты урядился, тебе и ехать.
И он таки сунул свиток Звереву в руку.
– Про Ваську Грязного государь обмолвился, что сие безумие есть - пятнадцать тысяч за непослушного холопа платить. Остальные же выкупы утверждены, царская подпись и печать поставлены… Лука, кошель давай! А сие… - дьяк Посольского приказа опустил в руку князя тяжелый кисет, - сие не награда, а на хлопоты твои государь определил. С Богом, Андрей Васильевич. Завершай дело начатое. А письмо твое в пути ужо.
– Спасибо тебе, Иван Михайлович, на добром слове, - кивнул Зверев.
– Тебе спасибо, княже. Великое дело вершишь. Никому доселе столь славно оно не удавалось.
Дьяк поклонился, отошел.
– Так что, друже? - поинтересовался боярин Кошкин. - Когда братчину навестишь? Завтра али в субботу?
– Думаю, Иван Юрьевич, - вздохнул Зверев. - Думаю, что месяца через два.
Вернувшись к себе на подворье, князь с немалой тоской осмотрел весьма похорошевшее хозяйство. Дом с выправленной крышей, аккуратно выкрашенным крыльцом и сверкающими слюдой окнами, замощенный темными досками двор, из каждой трубы струится слабый дымок. Жить бы да жить… Вот только на хозяйстве лишь хваткая Варя, старый ярыга да Мефодий, что как раз, судя по звукам, задает сено в конюшне. Небогато для организации нового похода.
Постукивая посохом, Андрей поднялся на крыльцо, скинул изрядно надоевшую шубу на перила. Присел рядом, смотря на двор. Хлопнула дверь, на воздух вышла приказчица. Неуверенно остановилась:
– Чего в дом не идешь, княже? Обед тебе наливать, али сыт?
– С одним холопом всеми делами, боюсь, не управиться… - пробормотал Зверев. Он взвесил в руке полученный от Висковатого кисет, отпустил узел, растянул горловину. Вместо ожидаемого серебра в кошеле матово блеснуло золото. Андрей расхохотался: - Иногда нашего государя я просто обожаю!
– Ты о чем, княже?
– О делах государевых, Варенька, о заботах земли русской. Собирай сына в дорогу, с собой я его забираю. Одного холопа мало будет, коли круглые сутки глаз нужен - за добром и чужаками следить.
– Как это собирать?! - возмутилась женщина. - Он тебе что, слуга?! Не пущу!
– Как не пустишь, коли страна наша помощи его требует? - не понял Андрей. - Он мне нужен. Дорога дальняя, каждая душа на счету.
– А случится что? - Варя вскинула пальцы к губам, словно торопясь остановить вырвавшееся слово. - Он у меня един, кровинушка. А у вас, служивых, что ни поход, все кого-то раненым али увечным возвращают! Не пущу. Тут у меня будет. Он тебе не холоп, животом рисковать не нанимался. Тут в покое обождет. Опять же стены дома твоего красить надобно. Опрятности ради, и чтобы не гнил по венцам нижним. В хозяйстве дело завсегда найдется.
– Ты кого родила, Варенька? - вскинул на нее глаза Зверев. - Мужа русского - али червяка земляного? Коли смерд жалкий и трусливый, пусть при юбке твоей сидит, самое дело. А коли мужчина, коли человек русский, коли сын мой кровный, то доля его - сабля острая да рогатина у седла. Не нам за юбками от судьбы хорониться. Не для того рождены.
Князь поймал ее за пояс, притянул к себе и жадно поцеловал в горячие губы. Но, отпустив, повторил:
– Собирай. Я на торг пошел, другу одному проклятому подарок подберу. И лошадей куплю. На рассвете в путь.
Вечер прошел в хлопотах: путь предстоял не близкий, только верхом дней десять. Нужно было приготовить чистое исподнее и кафтаны, проверить лекарственные снадобья, прихватить запасную обувь и теплую поддевку на случай непогоды, уложить сушеное мясо и муку - на случай, коли иной еды не найдется, - сало и солонину приготовить для обычных привалов, испечь пироги на первые несколько дней. Все это время Варя молчала, а счастливый Андрейка носился туда-сюда, всячески стараясь ей помочь, но больше мешая. Он успокоился, только получив от Зверева в подарок новенький поясной набор: две ременные сумки, кошель с полугрошем и два ножа - маленький для еды и большой для прочих надобностей. Забившись где-то в укромное место, он принялся изучать обновку, и до самой ночи мальчишку уже не видели.
Только уложив сына спать, Варя пришла в княжескую опочивальню и скромно уселась на лавку у стены.
– Дней через семь-восемь придет Никита с холопами и еще смердами, коих я из полона выкупил, - сказал ей Андрей, пересчитывая у бюро оставшиеся царские деньги. - Чует мое сердце, разминусь я с ними. Не знаю, сколько. Некоторые, думаю, по домам разойдутся. В общем, можешь всех для нужд по хозяйству направлять. Кто уйдет - их воля. Кто останется… Стало быть, идти некуда. Не гони. Здесь я тебе десять рублей отложил, больше не…
– А вдруг случится с ним что, княже? - перебила его приказчица. - Как же я тогда, с кем останусь?
Зверев остановился, потом сгреб широким махом все золото в кучу, поднял крышку, подошел к ней.
– Что тогда, Андрей Васильевич? Что будет тогда?
Князь подступил, подхватил ее на руки, закружил по комнате, потом резко остановился возле свечи, заглянул в лицо.
– Ты чего, княже? - обхватила его за шею женщина.
– Первая любовь не уходит, Варя, - признался он. - Никогда.
Крутанул ее еще несколько раз, а потом аккуратно опустил на перину.
***
С утра снова началась скачка. Четыре часа с утра, два часа отдыха, еще четыре часа скачки, ночлег - и с утра все сначала. Отклонения от обычного походного марша Андрей допустил только два раза. В первый день - на свежих лошадях - они шли, пока было светло, а на девятый - потому что дорога заканчивалась, и беречь силы скакунов больше не требовалось.
