Анатолий Логинов - Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке
— Даже не это главное, — продолжил добивать своего собеседника Уилкок. — Вы уже прочли почту, Александр?
— Да, — признал Скворцов, — и, признаться, весьма удивлен.
— О чем вы? — удивилась Трейси, которая по графику отдыхала как раз во время сеанса связи.
— Хьюстон передал, что в течение двух дней со станции будет эвакуирован весь персонал, — ответил Александр. — Приказано законсервировать все…
— Буллшит, — от неожиданного известия сорвалась Трейси.
— Вот и я так же отреагировал, — печально улыбнулся Александр.
— Они что, решили прекратить все космические исследования из-за одного События? — нет, удивление Колдуэлл было вполне естественным. Значит, она тоже ничего не знала, как и Уилкок, решил Скворцов. Тогда вполне вероятно, что американцы действительно решились на эвакуацию только из-за недостатка ресурса «Спейс Шаттлов». Только, как помнил Александр, вывод челноков из эксплуатации планировался лишь в следующем году. «Кажется, НАСА нашла какие-то другие задачи для своих аппаратов. Или американцы решили эвакуировать всех, чтобы потом спокойно вернуться на станцию одним, получив ее в свое полное распоряжение», — опять вспомнил свою первую реакцию на сообщение Александр.
— Неожиданное решение, — протянула Трейси, — но я так понимаю, что вы уже приступили к его выполнению, — посмотрев на влетевшего в отсек Михаила, заметила она.
— Александр, нужна помощь, — извинившись перед американцами, заметил Корниенко, — там одна стойка не разбирается.
Извинившись, и оставив американцев обсуждать последние новости и действия русских, Александр с Михаилом перебрались в модуль «Рассвет», где прицепившийся у стойки Юрихин изображал демонтаж недавно собранной для эксперимента с металлами схемы.
— Ну и что? — нетерпеливо спросил он.
— А ничего, — ответил Александр, — в смысле ни-, чего хорошего. Трейси не в курсе, Уилкок хамит, но скорее по собственному почину.
— Я все же считаю, что американцы хотят отхватить всю станцию для себя, — заметил Федор, понизив голос. — Нашим сейчас не до станции, если они вообще что-то знают о космических программах.
— Знают или нет, — отсоединяя кабель, произнес Михаил, — ничем помочь нам они не могут. Нет сейчас у СССР ни ракет, ни космодромов.
— А ракеты на Куру? А наш персонал там и в Хьюстоне? Неужели ничего нельзя сделать?
— Пожалуй, ничего. Разве что включить программу «Одиночество», — печально улыбнулся Александр.
— Это еще что за хрень?
— Какую программу? — одновременно спросили оба его собеседника. Федор от неожиданности даже отцепился, отлетел в сторону и сейчас аккуратно возвращался назад, оттолкнувшись от соседней стойки.
— В самом начале создания станции наши программисты предусмотрели возможность враждебных действий против русских модулей. Ну и создали такую программу. Если мы ее запустим, то любой несанкционированный вход в систему управления приведет к отделению от МКС всех наших модулей с последующей их разгерметизацией…
— Это слишком, — заметил Федор, — Россия потеряет модули, а их можно еще использовать. Да и договариваться с другими странами о совместной работе после такого поступка будет невозможно.
Продолжая разбирать стойки и переводить аппаратуру в ждущий режим, космонавты еще долго обсуждали возможные действия. В результате было решено ограничиться сменой всех паролей в программах на известные только Александру и полной консервацией оборудования. У каждого, хотя они ни за что не признались бы в этом, в глубине души до сих пор тлела надежда, что все происходящее окажется всего лишь затянувшейся галлюцинацией…
Япония, траверз г. Вакканай.
Тейго Есино, капитан, пехотная группа «Карафуто» 7-й пехотной дивизии.
По сравнению с встретившим его неподалеку от острова большим, футуристических очертаний, похожим на легкий крейсер, боевым кораблем «Курама», пароход «Сикоку-мару», несмотря на внушительное водоизмещение в пять тысяч тонн, сразу показался устаревшим и каким-то незначительным, словно рыболовный катер рядом с линкором. Почему-то мелькнула мысль, что потомки специально выделили для встречи такой корабль, чтобы унизить пребывающих на гражданском суденышке предков. И хотя умом Есино понимал, что это не так, внутри все равно саднило, не давая успокоиться. Стараясь сохранить невозмутимый вид, он лишь слегка покосился на группу стоящих у борта чиновников, словно цыплята наседку, окруживших губернатора. Масаеси Огава выглядел обеспокоенным не менее своих подчиненных. «Шпаки», — пренебрежительно подумал Есино, старательно изображая абсолютно невозмутимый вид и сдерживая стремящийся вырваться удивленный вскрик при виде взлетевшего с кормы «Курамы» необычного летательного аппарата, похожего на большую стрекозу.
— Красиво, — стараясь даже интонацией не выдать волнения, произнес он, слегка повернув голову к лейтенанту Асагура. Лейтенант, несколько секунд промолчав, словно в раздумье, произнес хокку:
— О стрекоза!
С каким же трудом на былинке
Ты примостилась![21]
Вежливо улыбнувшись, капитан ответил ему:
— Над волной ручья
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.[22]
Оба одновременно кивнули, подтверждая, что сегодняшний раунд закончился вничью.
— Лейтенант, нам еще примерно два часа до берега. — Капитан решительно повернулся, придерживая ножны с фамильным клинком, оформленным, как син-гунто,[23] рукой, — поэтому стоять подобно крестьянам у ворот храма, глазеющим на процессию, нет никакого смысла. Предлагаю пройти в салон.
— Слушаюсь, капитан, — заметно было, что Асагуро настроен более весело, чем Тейго. «Молодость все переносит легче, — раздраженно подумал Есино, — даже полную потерю всех родных и близких. И привычной жизни тоже». Но раздражение сразу прошло, едва подошедший стюард, худощавый кореец в безукоризненно сидящем костюме и белых перчатках, поставил перед севшими за столиком офицерами токкури[24] с подогретым саке, чоко и блюдо с сашими. Пока офицеры под традиционное «Кампай» поднимали свои чоко, в салон вошли еще несколько чиновников. Один из них, осмотревшись, подождал, пока офицеры допьют, и подошел к столику. Вежливо поклонившись, он спросил:
— Не разрешат ли высокоуважаемые господа офицеры разделить с ними томительную тяжесть ожидания прибытия на землю предков?
Капитан, улыбнувшись, ответил:
— Конечно, разрешат. Как простые армейские офицеры могут отказаться от чести выпить с секретарем канцелярии самого губернатора. Тем более за счет самого губернатора, — не преминул съязвить Тейго, после чего познакомил лейтенанта и чиновника. Стюарду пришлось бегать к их столику дважды, добавив к закускам блюдо «японского флага».[25]
После выпитой чашечки щеки секретаря сразу покраснели, а еще стало весьма заметно, что он сильно взволнован.
— Вы уже видели потомков, господа? — спросил он, доливая саке капитану.
— Только что, издали. Все это время до нынешней поездки мы «отдыхали» в Котоне, — ответил капитан, посылая успокаивающий взгляд встрепенувшемуся лейтенанту.
— Укрепления готовили, — понимающе протянул чиновник, тут же добавив: — Не волнуйтесь вы так за секретность. Для потомков все наши секреты словно раскрытая книга. Но самое неприятное — они совсем другие. Вы их не видели, а я видел. Мне приходилось встречаться со множеством гайдзинов, они другие, не похожие на японцев. Но они мне понятны. А эти, — он подхватил свою чоко и жестом предложил всем выпить, — хе, эти совершенно другие. Словно в тела японцев вселились западные демоны, завладев их душами. Они совершенно другие, совершенно…
— Да перестаньте вы пугать моего лейтенанта, — улыбнулся Есио, — он, видите, уже готов сбежать с парохода, чтобы не встречаться с этими… «кумо».[26]
— Если бы это были все лишь оборотни. Они из другого времени, понимаете. — Секретарь еще раз долил саке обоим офицерам. — Жаль, я плохо владею словом, не могу донести до вас увиденное, — тут секретарь вдруг продекламировал:
— Бедствия сердца.
Тоску, печальную память
Снесу безмолвно,
И все же, о этот мир,
Где былого мне больше не встретить![27]
— Не расстраивайтесь так, — попытался успокоить чиновника лейтенант, — Япония существует, император, да живет он тысячи лет, существует — значит, существует и дух Ямато. И никаким временам, никаким гайдзинам не изменить этого.
— Полагаю, вы правы, — неожиданно легко согласился чиновник. — Поэтому выпьем же, господа, за императора! — Тост поддержали все находящиеся в салоне.
