Величие империи (СИ) - Старый Денис

А ещё необходимо разъяснить суть военной реформы, которая всё-таки, наконец, утверждена.

— Я считаю делом чести и долга высказать своё мнение: считать, что солдат следует увольнять со службы по истечении пятнадцати лет — это ослаблять армию, — высказывался генерал-майор Фермор, когда мы стали обсуждать реформу и первые шаги, которые нужно будет сделать уже сейчас.

— Увольнение со службы преданных Престолу и Отечеству здоровых, сильных мужей — это, напротив, укрепление наше на любых землях, где пройдётся русская армия. Или нам в том же Крыму держать на постоянной основе не менее тридцати тысяч солдат и офицеров, или нам расселить землепашцев, которые будут и хлеб давать, и за Империю грудью стоять, — вынужденно объяснял я.

Как уже стало понятно, фельдмаршал Миних скинул вопросы военной реформы на Фермора. Не понимаю, почему Христофор Антонович Миних не принимает деятельное участие в реформе. Он лишь согласился с ней, и то, уверен, нехотя, лишь в угоду политической ситуации в России, чтобы не портить отношения с новой властью. И все, больше не при делах.

И если генерал-майор Фермор не будет хотя бы понимать, для чего всё это делается, он никогда не сработает должным образом. Почему не принимают? Я не вижу противоречий, а только лишь пользу.

— И ещё, — продолжал я, — Если вдруг случится такая война, что русской армии потребуется быстро увеличить число солдат, у нас будет кого призвать. И таких рекрутов обучать уже не придётся: они тут же вспомнят службу, и армия не пострадает в выучке. И земли, которые они оставят, будут обработаны и их семьи продолжат выращивать хлеб и мясо.

Узколобый всё же Виллим Вильямович — не мыслит масштабами державы. Ведь подобной военной реформой Россия практически решает вопрос о заселении Дикого Поля.

Сильные, мотивированные, по увольнении со службы ещё и при деньгах — бывшие солдаты за пять–шесть лет освоят все те чернозёмы Дикого Поля, которые станут поистине житницей Российской империи. И здесь, на этих территориях, в Новороссии, мы получим лояльное нам население — крепких земельных собственников. Которые вряд ли в большом количестве пропьют свои земли. Разве это не благо для всего Отечества?

Вот это я и пытался объяснять битых часа три. Не уверен, что получилось убедить завидующего мне генерал-майора. Но доводов было приведено столь много, что проигнорировать их все просто невозможно.

— Я выполню требуемое. Но потому как мне это приказал фельдмаршал Миних, — все же вставил шпильку Фермор, когда мы с ним прощались.

— Главное, это выполнение воли Престола, — сказал я на прощание.

Месяц пролетал будто один день. Работы было очень много. Мы осваивали новое оружие, которое каждые две недели приходило из Петербурга; уже и тульские заводы подключились к производству новых артиллерийских орудий.

Новое оружие необходимо не просто показать — с него нужно было пострелять столько, чтобы больше не возникало вопросов; чтобы у артиллерийских расчётов всё было доведено до автоматизма.

Важно было, чтобы и офицеры прочувствовали, на что способны новые гаубицы — «демидовки». Чтобы они увидели, на какое расстояние они бьют, с какой силой. Иначе офицеры просто не смогут использовать все преимущества новых систем.

И тогда тот подвиг, который сейчас поистине совершает Демидов и все заводчане, производящие гаубицы, не будет оценён. Понятно, что Демидов на этом деле зарабатывает очень приличные деньги, имя, влияние. Но это всё сопутствующее. Не оказалось в России более деятельного заводчика, чем он.

А вот мой Фонд, судя по всему, изрядно проседает. Ну так именно для этого он и создавался. Трачу деньги, чтобы оплачивать поставки вовремя. Есть надежда после получить из казны потраченное. Но, как говорится: надежда умирает последней.

— Бах! Бах! — разряжал я свой револьвер.

Буквально перед тем, как я всё-таки решил ехать в Петербург (а там накопилось очень много работы), была прислана на армейские испытания дюжина револьверов.

Это уже не то оружие, где нужно самостоятельно прокручивать барабан, подсыпать в ручную на полку порох. Теперь барабаны съёмные и могут меняться. Да, перезарядка картонных патронов очень сложна, но можно иметь три обоймы — этого хватит на любой бой. А ещё здесь была хитрая конструкция: по трубочке мерно доставлялись порции пороха, которые ложились на затравочную полку. Подобного в иной истории не было, точно!

И пусть пока мы очень далеки от создания унитарного патрона — не хватает понимания химии, — но уверен, что тот же Ломоносов что-нибудь да придумает.

— Мало! — сказал я, отстрелявшись.

— Что, простите? — спросил меня полковник… нет, с моей подачи уже бригадир, Миргородский.

— Очень мало такого оружия у нас, и как было бы неплохо, чтобы каждый офицер имел возможность в бою совершить шесть выстрелов без перезарядки. А потом вставить новый барабан и еще шесть раз поразить врага. Не страшен тогда и штыковой бой, — сказал я.

— Скажите тоже, господин генерал-лейтенант, — быть такого не может, чтобы подобного оружия было много, — сказал бригадир Миргородский.

Я лишь в ответ многозначительно улыбнулся.

🔥🔥🔥СКИДКИ ДО 50% на Единственную на АТ серию книг о службе советских пограничников в Афганистане.

Бывалый офицер в отставке гибнет и попадает в СССР 80х. Чтобы спасти брата, а потом и свою заставу, он должен стать пограничником на Афганской границе.

Читать здесь: https://author.today/work/393429

Глава 18

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Омар Хайям

Петербург.

14 февраля 1736 года

Елизавета Петровна пребывала в отличном настроении. Казалось, что всё у неё удаётся и что она вот так, практически ничего не делая, может стать поистине Великой правительницей. Нужно еще только немного, победить турок, ну и со шведами окончательно решить и… На самом деле, так и много. Но участие престолоблюстительницы в тех процессах или не нужно, или минимально.

Конечно, закрадывались мысли, что можно было бы решить вопрос с титулом. Елизавету всё ещё коробило, когда к ней обращались не как к Величеству, а как к Великому Высочеству. Что это такое вообще? Не было подобного в России раньше, вот многие и терялись: от этого казалось, что она вроде бы и правительница, но какая-то неполноценная.

Есть среди придворных и те, кто намекает на подобное обстоятельство и что было бы хорошо и короноваться. Елизавета пока даже не думает что-либо предпринимать. Она чувствует, что есть те, или даже тот, кто сможет переиграть ее в случае, если начнётся новая интрига.

Так что пока Елизавета Петровна отыгрывала роль шальной императрицы, пусть и была всего лишь шальной престолоблюстительницей.

— Я довольна сегодня вами. Запомните это настроение. И завтра я хотела бы, чтобы вы были таким же. Столь же пылким и настойчивым, — сказала Елизавета Петровна, вставая на носочки и крутясь возле зеркала в полный рост.

Она была обнажена. Казалась счастливой, влюбленной. Вот только можно было говорить о влюбленности в саму себя: настолько нравилось Елизавете Петровне её отражение в зеркале. Такую красоту дарит Подобайлову!

И груди большие, но не висят, как у других баб. И лицом она пригожа. Власы — золотые, даже не рыжие. А ноги… До чего же ноги хороши! Вот таких ног нет ни у кого, — в том была полностью уверена Елизавета Петровна.

«И вот чего этому Норову не хватало?» — подумала Елизавета и скривилась.

Ей не нравилось то, что то и дело, постоянно, она вспоминает о генерал-лейтенанте. Продолжает сравнивать мужчин с ним. И Подобайлов, этот гвардейский офицер, выходец из казаков, был почти так же хорош, как Норов. Но вот это «почти»…

— Ты, матушка, как та богиня, — неуклюже отвешивал комплимент Подобайлов.