Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko"

Мне очень не хотелось получить от своего компаньона горячий «привет» в виде уже знакомой пули с ушками. Когда нам оставалось несколько метров до конца тропы, перед самым выходом, на открытую площадку, я стал выкрикивать предостережения типа «Все в порядке!» и «Не стреляй — свои!».

Я и «турок» прошли последний участок тропы, изрядно намучавшись. Гнали упирающихся лошадей перед собой по карнизу над ужасной пропастью. Без катера-вожака они боялись шагать вперед. Большие скользкие камни, лужицы с протаявшим снегом, осколки льда, трещины — кони едва находили место, чтобы надежно поставить копыто. И поэтому сопротивлялись.

— Коста, это ты? — закричал Спенсер, когда услышал мои выкрики.

Он не мог нас видеть. Мы прятались за лошадьми, решившими, наконец-то, ускориться при виде катера. Поспешать за живой баррикадой было трудно, но мы справились. По сути, выяснилось, что от огневой позиции англичанина не было никакого толку. Не подставляясь под выстрел, мы смогли подобраться к груде камней, за которой он пристроился на бурке.

— Я, я! — отозвался и упрекнул Эдмонда. — Вместо комфорта, лучше подумал бы о запасной позиции.

— Чем все закончилось? Почему ты с человеком князя?

Я коротко рассказал Эдмонду, что произошло на тропе. Он в полном обалдении крутил головой, сжимал нервно кулаки и никак не мог поверить, что все закончилось.

— Где же ты прятал нож?

Я показал ему широкий разрезной правый рукав черкески, внутри которого подшил карманчик для хранения подарка Бахадура.

— Невероятно!

Он ловил мой взгляд, пытаясь понять, не изменилось ли мое отношение к нему после боя на тропе. У меня не было сил его успокаивать. Нервное напряжение от схватки и трудный последний бросок перед выходом на перевал сильно утомили. Нужно было немного отдохнуть перед новым испытанием. Даже думать ни о чем не хотелось. В голове было пусто, словно кто-то стер все мысли. Наверное, сказывался недостаток кислорода или накрыл адреналиновый откат.

Дал себе полчаса на отдых. Прикрыл глаза, чтобы не слепили снежные наносы. Эдмонд сидел рядом, меня не беспокоя. С разговорами не лез. Понял, что мне нужна пауза на перезагрузку.

Я приоткрыл один глаз, услышав странный шум. «Турок», помогая себе одной из наших палок, прошел вперёд по «леднику». Потом вернулся назад к лошадям. Окликнул меня.

— Зелим-бей! Не время рассиживаться! Надо торить тропу для лошадей!

Эдмонд удивленно вздернул брови, услышав, как ко мне обратился новый участник нашего похода. Но от вопросов и комментариев воздержался. Пошел за мной, вздыхая на ходу. Из его рта вырывался пар. На лице образовались потеки от порохового настоя. Представляю, как мы выглядели со стороны — этакие десантники в вертикальном тактическом раскрасе. Только красные накидки, как у горноспасателей, демаскировывали.

«Турок» показал мне на свои следы на снегу, блестящем от пробившегося сквозь тучи солнца. Их цепочка протянулась на белом покрове метров на двадцать от границы «ледника». Пока — на двадцать. А нужно, чтобы через всю снежную полосу, до ее дальней границы, которую пока не видно. Скрывался за бугром где-то на середине — за высшей точкой перевала. Вот такой перевал на перевале.

— Буря нам помогла! — объяснял нам «турок» свои действия. — Смела все лишнее с наста. Он твердый сверху. Под ним — мягкий снег. Кони боятся на корку наступать. Нужно им помочь. Они будут ставить ноги в ямки от наших следов. Втыкаю палку в то место, куда планирую шагнуть. Пробиваю до камня снег, чтобы обнаружить глубокую трещину. Только потом делаю шаг.

Все толково и понятно объяснил. Осталось следовать полученной инструкции. Встали в ряд и пошли. С размаху воткнуть палку в снег, надавив. Выдернуть. Шагнуть, проламывая снежную или ледяную корку сильным ударом. Снова воткнуть… И так шаг за шагом.

Отошли метров сто от границы «ледника». «Турок» нас притормозил и отправил меня к лошадям, вручив длинную веревку.

— Привязывай первым катера. За ним выстраивай остальных лошадей в колонну. Мы будем их вытягивать потихоньку.

Все получилось. Четыре лошади двинулись за катером, который перестал упрямиться и пошел за веревкой. Провели коней до конца пробитых нами следов. Оставили их пока одних, даже не стреноживая. Они покорно замерли, не шевелясь. Им было страшно. А нам бояться было некогда. Принялись дальше торить тропу.

Следующий отрезок сделали подлиннее. Добрались до высшей точки перевала. Оказалось, что нам осталось не так много. Должны были управиться за один раз. Примерно метров сто пятьдесят, последний рывок.

Снова потащили лошадей.

Но на этот раз с ними все вышло по-иному. Примерно на середине второго отрезка катер встал, как вкопанный. Не хотел переходить, кусался и бил ногами, громко всхрапывая. Еле его успокоили, но с места сдвинуть не смогли.

— Что будем делать? — спросил я «турка». — Бросим лошадей?

— Нам еще из Сванетии спускаться вниз в Имеретию. У сванов лошадей не густо. Травы мало. Приходится им на зиму сеном запасаться. Везут на санях из нижних долин. Нет, лошадей бросать — не дело.

— Что тогда?

— Слышал я про такие истории. Нужно лошадям настоящую тропу пробивать.

Мы сильно ошибались до этой минуты, думая, что нам очень трудно. Настоящая «пахота» началась, когда мы решили последовать совету «турка» и торить через снежную целину дорожку полуметровой ширины. Утаптывали снег, не оставляя ни одного «островка». Потом бегом возвращались обратно, позабыв про возможные трещины-мышеловки. И снова, и снова туда-сюда… От нас валил пар. Хорошо хоть перевал был не таким уж высоким. Двух-трехтысячник или вроде того. На глаз определить сложно. Был бы повыше, мы сдохли бы сразу от недостатка кислорода.

Пробивали путь, бегая парой. Один отдыхал, контролируя лошадей. С грехом пополам протащили их еще метров сто. Добрались почти до вершины. Его высокопревосходительство катер смилостивился и снова вспомнил, что он отличный ходок по горам и по снегу. По утоптанному снегу, к сожалению!

Нам оставалась примерно треть пути. Впереди уже был виден свободный от «ледника» скальный выступ и уходящая вниз тропа. В Закавказье!

— Тебя как звать? — решил я, наконец, поинтересоваться именем «турка».

Мутный он какой-то. Намерения не ясны. И я так и не понял: он черкес или натуральный турок. Чалма и знание турецкого ни о чем не говорили.

Мы остановились метрах в десяти от лошадей, чтобы перевести дух после очередного забега. «Турок» ощерился, прикрывая ладонью, как козырьком, глаза от солнца. Ни слова не говоря, прыгнул на меня, как игрок в американский футбол, сбивая плечом с ног. Я с громким криком упал на спину и заскользил по снегу вниз головой по уходящему к пропасти склону.

…Хороший снег в Тбилиси моего детства выпадал, в лучшем случае, раз в четыре-пять лет. Хороший — это тот, который не таял через пару-тройку часов, а держался несколько дней или, если повезет, неделю. Тогда нам, детворе, выпадала редкая возможность вдоволь покататься на санках. Наши родители в этом случае держали сменную одежду. Знали, что их чада через несколько часов беспрерывной возни в снегу вернутся домой насквозь промокшими. Тогда мы раздевались до трусов, надевали второй комплект теплой одежды и выбегали вон. Мамы мокрую одежду развешивали на батареях. Никогда не ругались. Понимали, какой это для нас праздник. И как быстро он закончится. Пусть порадуются, считали они.

Санки — санками. Но как же мы любили катание по ледяным горкам! Для этого мы специально раскатывали дорожку по всей нашей не очень длинной, чуть больше ста метров, улице. Но небольшая длина её с лихвой перекрывалась тем, что она шла под гору. В итоге, мы получали идеальную наклонную дорожку для катания. Высшим шиком у нас считалось проехать всю улицу сверху-вниз с одного разбега. Для этого многие ребята постарше меня специально надевали кирзовые сапоги.

Мой звездный час наступил, когда я, с разрешения мамы, обулся в венгерские демисезонные туфли. Разрешение было необходимо. Жили не очень богато. Возможности покупать мне обувь регулярно не было. Тем более, когда речь шла об импортной. Но эти венгерские я честно проносил два года. Подошва стерлась. Мама понимала, что больше они служить не будут. Участь их была предрешена.