Война после войны (СИ) - Шмаев Валерий
Меня уже ждали Елагин, Лис и Серж. Елагин и Серж прилетели со своими семьями на Острова на самолёте, а Лис появился неожиданно и, как и откуда никто не знал. У Лиса свои, известные только ему дорожки и тропы. У Малышева он занимается всеми делами в этом регионе, в том числе и тайными операциями. Кроме Майки, Лис был единственным человеком, который знал от начала до конца все, что я задумал. Без Лиса реализация этой задумки могла бы затянуться.
Надо сказать, что хитромудрый заместитель Малышева принял очередную мою безумную идею с полным пониманием и выделил на неё немаленькие деньги из своего фонда спецопераций. На реализацию этого плана я вбухиваю почти все средства, которые я собрал в Аргентине и часть резервного фонда «Лерман Центра». Клаус тоже здорово «за», это тоже развитие «Лерман Центра», тем более что вся семья мне должна по жизни.
Очередная моя задумка касалась расширения «Лерман Центра» и обкатки моей очередной старой идеи. Острова, которые мы посетили за время своего вояжа, на сегодняшний день жуткая тропическая дыра со слабыми зачатками цивилизации, но в ближайшем будущем они станут центрами мирового туризма. Пока я отметил четыре группы островов, и все они будут без Советского Союза и частично без «Лерман Центра».
Мы начинаем создавать «запасной аэродром» и пока не собираемся привлекать ни чьего внимания. Каждый из моих друзей будет заниматься своим островом. Марк со своим племянником уже сейчас осваивают Каймановы острова. Зерах со своими бойцами готовят место на Тринидаде и Тобаго, курировать их будет Хаски. Несколько позже сам Зерах с частью своих бойцов официально погибнет, воскреснув под другими именами.
Кима заинтересовал остров Бонайре. В общем, конечно, не сам остров, а нефтепереработка и всё сопутствующее ей на нём. Кто с ним будет работать, мы пока не решили.
Клаус, Дочка и Фея займутся Галапагосскими островами и островом Пасхи. Там мы будем делать самые тайные базы нашего отряда. О Галапагоссах я не сказал даже своим современникам, а остров Пасхи вообще держу про запас. Чтобы понять, как мне всё там организовать, необходимо туда сходить на одном из наших разъездных кораблей, а это не менее четырёх месяцев. Пока времени на это нет.
С Галапагоссами всё понятно. Даже в наше времени на всех островах будет жить не более двадцати пяти тысяч человек, а сейчас проживают единицы. Тем более что острова принадлежат Эквадору, в котором у Шелеста есть неплохие связи. Свой десант мы отправим туда максимум через месяц. Осталось только отобрать костяк постоянно проживающих там людей и наметить направление их развития, но этим займутся уже без нас, а вот с островом Пасхи…
… с островом Пасхи всё сложно. Принадлежит он Чили, но находится очень далеко от материка, но именно на остров Пасхи мне надо попасть самому, потому что необходимо понять, что там делают или делали немцы.
Есть у меня протокол одного допроса на детали которого Гек не обратил внимания, а вот меня эти несколько абзацев зацепили. Речь там шла именно об острове Пасхи, но Гек выяснив то, что немцы, закинув на остров научную группу больше никогда о ней не вспоминали, потерял к этой теме интерес.
Было это в сорок первом году, а в сорок четвёртом группа погибла в полном составе. При каких обстоятельствах это произошло допрашиваемый Геком кусок мяса не знал. Через этого эсэсовца на остров Пасхи шли различные грузы в том числе и поставляемые из Германии, но что конкретно туда возили из родного Фатерланда и что конкретно произошло на острове он даже не догадывался. В конце сорок четвёртого поток поставок через этого посредника резко оборвался, а ему приказали обо всём забыть. Ну забыть не забыть — у Гека и его головорезов и местные обезьяны не молчали, но кроме нескольких имён ничего путного умирающий от жесточайших пыток эсэсовец больше не вспомнил.
Первый разговор с Елагиным был непростой, но, неожиданно для меня, прошёл без осложнений и плавно перерос в крепкую дружбу между нашими семьями. Чету Елагиных мы поселили в доме Дочки, Вера перебралась к нам и весь март мы обсуждали нашу дальнейшую совместную работу и намечали развитие островов. Я видел, что Елагину это действительно интересно, но ему надоело заниматься только хозяйственными и производственными делами и он рад новому для него приложению его ума и опыта. Не учёл я, включая его в игру с Организацией, что любви к нацистам, а особенно к гестаповцам, он тоже не испытывает. Так что его живое и активное участие было для меня приятной неожиданностью.
Жена Елагина поначалу здорово смущалась, но потом освоилась с моими девчонками и неожиданно была загружена Дочкой работой на островах. Дочка, как всегда, понимала меня без слов. Будущие миллиардеры и владельцы островов должны принимать активное участие в их развитии, а лучше, чем личная заинтересованность стимула не найти. В общем, всё, как всегда, я полчаса думаю, а потом все носятся как оглашенные, а сейчас мне ещё ко всему прочему Елагин думать помогает.
Самый тяжёлый разговор за последние две недели наших обсуждений произошёл у нас четыре дня назад. Я очень долго к нему готовился, прекрасно понимая, что ни Лис, ни Ким, ни Багг' и вообще никто из моих друзей и подчинённых не поймет, почему я так долго молчал. Скрывал я такую убойную информацию только по одной причине — информация у меня была неполная. Общая картинка начала складываться у меня только две недели назад. Ровно через сутки после того, как я получил полный список документов, захваченных нами в Риге.
Встретились мы неурочно, я специально пригласил только Лиса, Кима и Багги. Мы уже всё обговорили и утрясли общие детали, остался только общий банкет и дальнейшая планомерная работа. Начал я, как всегда издалека.
— Я вам сейчас расскажу одну историю, за которую вы меня будете долго бить, и скорее всего ногами. Во время нашего совещания на корабле я попросил Малышева предоставить мне полный список документов, захваченных нами в Риге и списки документов, перевозимых курьерами Гиммлера. Кроме этого, без объяснения причин я попросил Малышева предоставить мне закрытую информацию, касающуюся медицинских разработок нацистов в концлагерях. Две недели назад все заказанные мной документы привёз мне Лис. Сопоставив их, я получил дополнительную информацию, которой готов поделиться.
Для меня эта история началась в сорок третьем году. В тот самый вечер, когда «Лис» с «Рубиком» допрашивали всем нам известного Герхарда Бремера, накачанного препаратами тогда ещё полковника Малышева.
Чтобы не терять даром времени я полез в сейф и нашёл список ежемесячной поставки отдела Бремера. В числе прочего среди бумаг я обнаружил список документов управления гестапо и СД. Уже на аэродроме я отдал эту папку Рубику и находился рядом с ним, когда он просматривал эти бумаги.
Именно там я впервые увидел один любопытный документ, на который сам Рубик особенного внимания не обратил. Это была копия отчёта девятой лаборатории медицинского госпиталя, лагеря смерти «Куртенгоф». Зачем Бремер сделал копию этого документа, я не знаю и теперь, вероятнее всего, никогда не узнаю.
Работу данной лаборатории ровно, как и работу всех остальных лабораторий, о которых далее пойдёт речь, курировал лично Генрих Гиммлер. Отчёт был длинный и сути его я не запомнил, язык я тогда знал не очень хорошо, да и проблемы у меня тогда были несколько иные.
Девятая лаборатория производила испытания препарата D 7a. Я не обратил бы внимания на этот отчет, если бы там не стоял характерный знак. Самая обыкновенная медицинская эмблема, только вместо чаши змея обвивает эсесовский череп с римской цифрой девять. Как и в остальных достаточно серьёзных делах у эсэсовцев было слишком много атрибутики, сопряжённой с мистическими понтами.
На целую папку таких отчётов я наткнулся в уничтоженном нами отделении гестапо в Норвегии. Отчётов было двенадцать штук. Разная нумерация препаратов, разное время проводимых экспериментов и две различные лаборатории. Несколько позднее из другого источника я узнал, что лаборатория номер одиннадцать находилась в Дании, а четырнадцать в Норвегии. Все отчёты лежали в папке с нумерацией D 8/3 и предназначались для отправки в Бразилию.
