Главред: назад в СССР 4 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич

— Планка у тебя высокая, знаю, — улыбнулся Краюхин, снова поняв, о чем я. — Так что говорю честно — люди там разные… С кем-то, возможно, повозиться придется.

— Если народ перспективный, то с удовольствием, — кивнул я.

— Позвольте, Евгений Семенович, при всем уважении… — заговорил тот самый заведующий орготделом в круглых очках, который провел аналогию между моей аудиогазетой и Всесоюзным радио. — А не слишком ли вы много берете на себя? Анатолий Петрович предлагает вам новых сотрудников задолго до выпуска молодых специалистов и их распределения, а вы… Вы нос воротить, извините меня, удумали?

— Ни разу, — я покачал головой. — Просто мне не нужны, в частности, люди, которые просиживают штаны в ожидании очередной получки. И пишут как попало. Неужели вы, — память Кашеварова все-таки подсказала, как зовут моего оппонента, — Аверкий Аристархович, не понимаете важность того, что нам предстоит сделать?

— Я… — заведующий даже с мысли сбился.

— Я не хочу, чтобы мне завалили информационную кампанию, — твердо заявил я. — Потому-то я и хочу проверить людей, которых мне предлагают.

— Аверкий тоже дело говорит, — вмешался Краюхин. — Нельзя людьми разбрасываться… Но ты прав, Семеныч, некоторые молодые там борзые для районок. А старичкам некоторым теплое место нужно перед пенсией.

— А почему им там не сидится? — неожиданно подала голос Зоя Шабанова. — Если дело только в том, чтобы досидеть до почетной отставки… Что мешает это сделать по нынешнему месту работы? Разве наша редакция не достойна лучших?

Клара Викентьевна отчаянно пыталась остановить девушку, но та от нее лишь отмахнулась, игнорируя горячечный шепот, выпученные глаза и нервные одергивания за рукава блузки.

В кабинете, казалось, начала собираться гроза.

Глава 21

А кусаться начала Зойка! Уже ведет себя как уверенный руководитель. Понимающий, что современное СМИ — это не богадельня. К сожалению, Советский Союз в этом плане был слишком гуманным. Тех же пьяниц и халтурщиков сколько пытались перевоспитывать… Или просто лодырей, которые на работе числились, но фактически ею не занимались. А потом, когда грянули девяностые, таких в большинстве своем выбросили на мороз. И люди не сумели приспособиться к новой реальности. Кто-то спился, другие влачили жалкое существование на низкоквалифицированных должностях, третьи вовсе кончали с собой… Я все это знал и, разумеется, не мог допустить. Потому-то и не хотел пригревать у себя тех, кто просто будет ходить за получкой и трудиться на отвали. Есть другой способ.

— Есть другой способ, — повторил я уже вслух, заметив, что у Аверкия Аристарховича налились кровью глаза, да и Козлов, второй секретарь, бросил в сторону Зои тяжелый взгляд. — Проблемных людей можно определить на рутинные технические задачи. Кассеты перезаписывать, в отдел писем их отправить, в общем, туда, где мы сможем легко проверить и посчитать результат. А оттуда, наоборот, пару-тройку человек к другой специальности приставить. Такой, где уже можно будет проявлять себя, но где придется стараться и выкладываться.

— Разумно, — подумав и покрутив карандаш в руках, согласно кивнул Краюхин. — Советский подход.

Я поначалу не понял, а потом догадался. Вернее, вспомнил — что-то опять из прошлой жизни, что-то всплыло из памяти реципиента. Одной из особенностей застойного периода в СССР стало формирование постоянных элит. Если ты, скажем, директор завода, то при переводе на другое предприятие ты тоже станешь руководителем. И неважно, что профиль уже другой, ты ведь начальник… И так почти везде. А поначалу ведь люди не считали зазорным с позиции руководителя перейти на низовую должность и доказать свою нужность на новом месте с нуля. Вот это имел в виду Краюхин, когда сказал о «советском подходе». Жизнь не спрашивает, что ты учил, она спрашивает, что ты знаешь… Так, кажется? Помню, Борис Львович нам говорил, что именно «золотые парашюты» для бездарей с регалиями и погубили в итоге Советский Союз. Такое мнение тоже вполне справедливо, как думал сейчас уже я.

— Ты только сильно не увлекайся, Евгений Семенович, — пробасил Козлов и как-то невпопад добавил. — Дай людям проявить себя…

— Да Евгений Семенович только этим и занимается! — вспыхнула Зоя, но я успокоил ее, мягко прикоснувшись к ладони. Девушка вздрогнула.

— Разумеется, — кивнул я, показывая, что согласен с обоими секретарями. — Если у нас по этим вопросам все, я бы хотел напомнить еще кое о чем…

— О чем же? — спросил Краюхин, и в голосе его я уловил небольшое напряжение.

— Евгений Семенович, может, в следующий раз? — осторожно добавил Козлов.

— Настаиваю, что сейчас, — я покачал головой. — Уже ускорились, пора перестраиваться…

По кабинету пронесся неуверенный смех.

— Помните, Анатолий Петрович, я говорил о туристическом коде города и о туристическом меню? — я заметил, что Краюхин расслабленно выдохнул. Не знаю, какого подвоха он от меня ожидал, видать, я и вправду порой слишком энергичен для этой поры.

— Конечно, — подтвердил первый секретарь. — Про смотровые площадки, стереоскопы, карты для гостей города. Нужен проект. Сделаешь к следующей неделе?

Слишком много я на себя навалил. Мелькнула мысль и тут же пропала. Во-первых, дел хоть и много, однако они все важные. А во-вторых, у меня есть люди, которым я могу это поручить. Краевед Якименко, который пока еще в больнице, и художник Ваня, бывший муж Аглаи… Аглая!

При мысли о девушке по телу прошла неприятная горячая волна. Наши противоречия еще не решены, а потому я сейчас реагирую на все, что с ней связано, особенно остро. Вот только расклеиваться я не собираюсь! Сегодня же дам Ване задание разработать дизайн табличек и указателей, а заодно, кстати, спрошу у него насчет знакомых художников. А то не вечно же он единственным дизайнером у меня будет!

— Сделаю, — уверенно ответил я первому секретарю. — И еще один вопрос. На этот раз последний…

На лицах Краюхина и Козлова отобразилась тревога, Жеребкин хмыкнул, а председатель райисполкома Кислицын тихо вздохнул, обреченно при этом посмотрев на часы. Кажется, рано они расслабились и сами это поняли.

— Если теперь в Советском Союзе перестройка — это новая государственная идеология, я так понимаю, что мой дискуссионный клуб снова действует?

Кажется, Анатолий Петрович ждал этого вопроса. И, наверное, даже удивился, почему я не задал его раньше.

— После того, как на него сослался сам Горбачев, — усмехнулся Краюхин, — вряд ли тебе кто-то будет вставлять палки в колеса. Тем более что «Любгородский правдоруб» ликвидирован.

Первый секретарь настолько выразительно посмотрел на меня, что я понял: он знает абсолютно все детали операции КГБ. В том числе, я уверен, знает о Никите и Бульбаше. И не говорит об этом, явно желая со мной обсудить это наедине. Максимум с Козловым.

— Я ведь не просто так спрашиваю, — продолжил я. — Так как у нас перестройка, дискуссионный клуб — это отличная площадка для того, чтобы вести дебаты в том числе и на эту тему.

— Евгений Семенович, помилуйте! — не выдержал Козлов. — Аудиогазета, кино, бюро консультаций… Еще и итоги Пленума на бумаге. Вы когда всем этим планируете заниматься? Какой там дискуссионный клуб!

Действительно, если подумать, дел невпроворот. Вот только я же не зря все эти месяцы развивал редакцию — и не только как организацию, но и как коллектив. Пусть и не без заблудших овец…

— А я же не один буду все это делать, — я улыбнулся, глядя на Козлова, и потом перевел взгляд на Зою и Клару Викентьевну.

Молодая журналистка, она же моя коллега-редактор, как всегда, покраснела. Но сейчас меня это почему-то немного смутило.

Зою с Громыхиной я отправил в редакцию на машине, а сам остался. Краюхин действительно хотел поговорить со мной и Козловым. Как я и предполагал.

— Ты ведь понимаешь, Женя, на какую тему мы будем говорить? — с ходу начал первый секретарь, едва мы остались втроем, а цоканье каблуков секретарши Альбины и мерный перестук крышки пустого кофейника стихли за толстой массивной дверью, обитой кожей.