Я есть Жрец! (СИ) - Старый Денис
Я извлек из-за пояса свой тесак, подумал, переложил его в левую руку, в правую взял пистолет.
— Твою же мать. И оно мне все надо? — спросил сам себя я, и не дожидаясь ответа своего внутреннего голоса, чтобы не передумать и не смалодушничать, решительно направился к месту жестокой и беспощадной схватки.
Выстрел! И воин, с которым схватился Вар заваливается на бок. Выстрел! И лучник, выцеливавший одного из наших воинов, роняет лук и хватается за живот. Ко мне устремляется один из противников, и я выпускаю в него три пули. И здесь бой закончился. В этот раз мне не пришлось использовать тесак, чему я, безусловно, рад. Это после я оценил свою результативность и понял, что пора браться за ум и начинать осваивать доступное оружие в полной мере, а также работать над собой, чтобы быть в бою с холодным разумом и без лишней суеты. Ни одного отжимания, ни пробежки, перекладину и ту не поставил. А в доме есть гири и гантели.
Бой закончился не без потерь с нашей стороны. Один воин из звезды Вара лежал с поломанным черепом. Лоб мужчины был вмят мощным ударом каменного топора. Еще один воин был с поломанной рукой. Открытый перелом со смещением. И чтобы понять это, не нужно быть врачом, а лишь обладать достаточным зрением.
Я оценил работу Никея и Вара. Оба они упокоили по два своих противников, при этом, казалось, что они сцепились с самыми сильными воинами. Визуально это было так. Вообще эти воины были на вид мощнее, мускулистее, выше.
А еще я ужасался от того, как безэмоционально добивали всех раненых, им просто перерезали всем горло, а, если раненный был в состоянии замахнуться и ударить, пусть и лежа, то кололи копьями. Оставили троих менее поврежденных и с ними началась беседа, или ничто иное, как экспресс-допрос.
Не было оставлено даже клочка материи, вражеские воины были раздеты, и все их имущество теперь отягощало наши руки, учитывая то, что пришлось нести убитого союзного воина.
Наверное, стоит уходить на войну, чтобы после возвращаться, и тебя вот так встречали. Севия бежала к реке, чуть не упала, спускаясь с горы, а потом кинулась мне на шею, и я подвергся множеству поцелуев. Другие смотрели на нашу бурную встречу с неподдельным интересом. Обнимать здесь было принято, а вот поцелуев я ни у кого не видел, причем, муж и жена занимались сексом чуть ли ни на глазах у детей, по крайней мере, не сильно утруждали себя уходами вглубь леса. Скорее, здесь прижимались щекой к щеке. Так что, может быть, да нет же, уверен в этом, уже сегодня начнется массовый обмен слюнями межу общинниками разного пола. Как бы эпидемию не словить.
Меня поразило отношение к гибели человека. Стенаний и плача я не услышал даже от жены воина. Когда принесли тело и положили его на быстро, как будто ниоткуда, появившиеся бревна, женщина опустилась на колени, со спокойным лицом, без единой слезинки на глазах, прикоснулась к щеке мужчины, поднялась и пошла прочь. Единственный ребенок воина, восьмилетний парень, постоял у изголовья погибшего отца чуть дольше матери, но также скоро пошел прочь.
А вечером, рядом с нашим зарождающимся поселением, было образовано кладбище. Это тех, людей Саргона, спалили в простом костре, без каких-либо церемоний. Я и думал, что это так и надо и даже проснулся историк, который возмутился отсутствием экзотического погребального обряда.
При скоплении всей общины, в том числе меня, Севии, Норея на выложенных поленьях лежал воин. В руках он держал копье, а на поясе висел каменный топор. Не знаю, каким образом были составлены бревна. Казалось, они могут загореться только, если плеснуть бензина. Однако, когда я поднес факел, костер моментально вспыхнул. Да, именно я и был удостоен чести как жрец поднести факел, а до того я прочитал молитву, перекрестился на икону, а Никей в это время перечислял богов, имена которых мне еще следовало запомнить.
Все стояли и смотрели на то, как быстро человек сгорает, а после я взял глиняный горшок, совок, железный, которым вычищали золу и пепел из печи и стал собирать кальцинированные кости ранее убитого воина. Горшок был перенесен метров за пятьдесят от кострища и мужчины общины, похватав лопаты, и цельнометаллические, и свои деревянные, споро накидывали землю поверх горшка, создавая курган. На этом церемония не закончилась. Женщины принесли хворост, разложили его в образовавшихся у кургана ровиках и подожгли.
Ужин был без каких-либо поминальных слов. Лишь некоторые говорили, что теперь воин будет принят богами, так как погребальный костер поджигал никто иной, как посланник богов.
Между тем погребение было вечером, а днем не прекращалась работа. Уже весь урожай собран. Четыре женщины занимались тем, что обрезали усы у клубники и высаживали ее на новых грядках. Другие секатором обрезали сухие побеги малины и взрыхляли землю вокруг рядов полезной и нужной ягоды. Малины было много. Она росла вдоль забора, причем, и этого участка, и соседнего, часть которого с забором также перенеслась. А я посчитал, что конкретно малину не сильно и важно культивировать, лишь сохранить сорт для потомков, если таковые будут. В лесу огромное количество малины, земляники, черники. Она созреет, и хватило бы возможностей хоть в каком виде ягоду сохранить до зимы. Сахара-то не будет. Или все-таки будет… Или пробовать варить варенье на меду?
В обед я долго смотрел на два орудия труда: косу и триммер, решая, при помощи чего выкосить необычайно быстро растущую траву. Причем, получалось так, что трава из двадцать первого века получала «вторую» жизнь и устремлялась к солнцу. Хотелось косить триммером, — привычно, безопасно, эффективно. Однако, взял косу. Точильный брусок нашелся рядом, и я принялся точить орудие труда, которым пользовались предки, но точно не в этом времени. Здесь были кремниевые серпы. Чуть не лишившись пальца, я все-таки смог наточить давно затупленную косу и с гордым видом умельца принялся косить. Коса побывала в земле раз десять, пару раз ударилась в камень, потревожила какую-то деревяшку. Местный мир познал еще не мало новых и витиеватых фраз и выражений. И за два часа такой работы я выкосил лишь участок, который при помощи триммера лишился бы травы минут за тридцать-сорок. А после с видом знатока я потребовал от Вара, щеголявшего в новой трофейной экипировке из кожаного доспеха, предоставить будущего «косаря», или как можно назвать человека с косой, может, «косинера».
Ужинали вареными куропатками, которых молодежь набила больше двух десятков. Детям, ну и любимой женщине, досталось немного меда. А Севия даже испробовала более, чем эксклюзивный напиток под названием «чай». Пришлось угостить и Норея, который возбужденный и говорливый пришел в дом часа через два после заката.
Мне стоит реально опасаться Никея. Этот хитрец подсунул смазливую девчонку Норею и, как мне думается, у той девочки не так уж и много запретов на то, чтобы их вероятное отношение с наследником лекса племени Рысей переросли в горизонтальную плоскость. Думаю, скоро в доме появится еще один жилец, а диван, на котором спит Норей ждет испытание на прочность.
Я видел, как Никей разговаривает с той девчонкой, с которой уже вечером уединялся Норей. Наставник воинов, вероятно, посчитал нужным уменьшить уровень тревожности парня, увлекая его теми занятиями, где мозг не особо нужен. Грамотно, даже весьма, тем более, зная, что со мной и Севией он поступал подобным образом. И я не в обиде. Может, потому остатки психики и сохранил, что думал порой не теми местами организма, которые предназначены для мыслительного процесса.
— Пошли зая! — сказала Севия, беря меня за руку.
Я усмехнулся. Зая — это спать, но как же мило звучит.
— Я траса за ты [я испугалась за тебя], — Севия прижалась ко мне, когда мы были уже на чердаке. — Я хатат ты ваена [я хочу с тобой соития].
Севия быстро скинула с себя так полюбившийся ей бесформенный цветастый халат, но а меня уговаривать не надо. И все-таки заложенное природой никогда не заменит никакие извращения, выдуманные людьми. А занятие любовью с по-настоящему желанной женщиной не сравниться со случайным «перепихоном» на стороне.
