Физрук-4: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Доев вкуснятину, приготовленную совместными усилиями Эммы Францевны и Сереги Зимина, я стал собираться домой. Своему ученику я сказал:
— Поживешь пока у Карла Фридриховича.
Пацан кивнул, хотя и не слишком радостно. Ну, конечно. У меня ему было интереснее. Видик, опять же Наташа приходит. Потерпит. Не все коту масленица. Я учитель, а не нянька. Карл порывался меня подбросить до дому, но я отказался. Он хоть и немного, но выпил. Да и идти было недалеко. После сытного ужина и коньячку, прогуляться мне не мешало. Завтра суббота — в школе у меня не рабочий день, если не считать собрания актива, а вот в спортобществе — первые в этом году занятия в секции.
Дома оказалось непривычно тихо и пусто. Жаль, Наташа не догадалась прийти. Не вызывать же ее по телефону? В принципе можно было бы, но я решил, что лучше высплюсь. Своеинамерение я блестяще исполнил.
К одиннадцати утра я был в «Литейщике». Увидев Нину — секретаршу товарища Дольского, обрадовался. Значит, ее не уволили, не взирая на угрозы Киреева. Впрочем, вполне возможно, что это была импровизация Эсмирки, которая теперь уже никому не сможет угрожать — несчастная дура.
— Ой, Саша! — воскликнула секретарша. — Как здорово, что ты пришел! Тебя так долго не было.
— Я был в отпуске. В Москву ездил.
— И как она, столица-то?
— Шумно и народу много. Буквально — не продохнуть от толчеи. А тут — красотища.
— Тут без вас такое было! К Владилену Панкратовичу прибегал капитан Киреев. Орал. Требовал вас уволить.
— И что? Меня уволили?
— Нет. Владилен Панкратович поманил капитана к себе, и когда тот наклонился, прошептал ему что-то на ухо. Киреев побледнел и ретировался.
— Понятно, — кивнул я. — Следовательно, я могу идти, проводить тренировку?
— Да, конечно!
— Спасибо!
И я отправился в спортзал. Как я и ожидал, после двухнедельного перерыва, сыновья «лучших людей» совсем потеряли форму и теперь еле двигались. Придется несколько занятий подряд сгонять с них жирок, прежде чем удастся добиться хоть каких-то результатов. Наблюдающие за тем, как ползают по площадке их отпрыски, родичи просто раздувались от гордости. Лучше бы заставляли их зарядку по утрам делать, а не пичкали конфетами и пирожными. И я решил провести после занятия профилактическую беседу со взрослыми. Хотя вряд ли это поможет. Тем не менее — я попытался.
— Дорогие товарищи родители! — обратился я к ним. — Я все понимаю. Новый год. Каникулы. Хочется порадовать детишек. Однако занятие таким серьезным видом спорта, каким является каратэ, требует ежедневных самостоятельных тренировок. Я же вижу, что никто из ребят за прошедшие две недели не делал даже элементарную физзарядку по утрам. Если вы привели сюда своих детей только потому, что каратэ — это престижно, то совершили серьезную ошибку…
— Слушай ты, тренер, — лениво пробормотал здоровенный амбал, который вряд ли был родителем кого-либо из моих тутошних подопечных, скорее всего — сопровождающим, — кончай свое партсобрание. По ящику щас хоккей будет…
— А я тебя и не держу, — ответил я. — А будешь хамить, больше на порог не пущу.
— Чё ты сказал! — спросил громила и раздвинув плечом остальных сопровождающих, двинулся ко мне.
— Так, уважаемые родственники и другие лица, — проговорил я, отступая на середину, — сейчас вы увидите, на наглядном примере, к чему следует стремиться вашим отпрыскам.
— Щас вы увидите, что этот тренер просто вас дурит! — пообещал амбал.
И он принялся вскидывать ноги и размахивать руками. Я спокойно ждал, когда он приблизится на опасное для него расстояние. И улучив момент, провел классический уширо маваши гери — удар ногой с разворота. Громила покатился, как кегля, хотя я постарался не сделать ему, ну, очень больно. Ударил в плечо, а не в морду.
Взрослые зааплодировали. Видать, решили, что это была постановочная и заранее оговоренная сцена, а пацаны заорали «Ура» и тоже принялись размахивать ногами. Ну что ж, по крайней мере, они увидели высоты, к которым следует стремиться.
Амбал поднялся, помотал башкой, как сонная лошадь, и ни на кого ни глядя, побрел к выходу. Один из пацанчиков растерянно оглянулся и засеменил за ним.
— Вот, чему могут научиться ваши мальчики, если будут усердно тренироваться, — сообщил я оставшимся и отпустил их.
— Как ты его срубил! — с восхищением сказала Ниночка, которая, оказывается, все видела. — Он словно на столб налетел!
— Он налетел на собственную глупость и хамство, — скромно уточнил я. — К сожалению, мне нужно сейчас ехать на собрание в школе, но завтра, после тренировки, я бы с удовольствием пригласил тебя на обед в ресторан.
— Я бы не возражала, — не стала ломаться она.
Тормознув частника, я доехал до школы. Учебный день был короткий, так что я поспел как раз к началу собрания. На трибуну в актовом зале уже взгромоздилась завучиха, хотя это сборище было инициативой Симочки. Сразу видно, решила перехватить власть. Шапокляк вещала о том, что партия ждет от нашего коллектива стремления к новым вершинам в подготовке учащихся к поступлению в профессионально-технические и высшие учебные заведения, а также — способствования их культурному и физическому развитию.
Дальше она процитировала классиков марксизма-ленинизма и лично дорогого товарища Леонида Ильича Брежнева. Я успел поручкаться с коллегами, сел рядом с военруком, тот достал из кармана миниатюрные шахматы и мы с ним немного поиграли. Ну как — немного. Партии четыре успели рубануть. Потому что после Царевой, на трибуну вылезла Симочка и тоже начала про решения партии и ЦК ВЛКСМ, и не удержалась, чтобы не процитировать основоположников и современных руководителей советского государства. Я уже подвел было своего партнера по игре к очередному шаху, как с трибуны прозвучало:
— А сейчас слово предоставляется преподавателю физической культуры, товарищу Данилову!
— Шах, — прошептал я военруку и встал.
Глава 22
Я отправился выступать. Вылез на трибуну, оглядел не слишком заполненный зал и брякнул:
— Не знаю, что там на этот счет сказали Маркс и Энгельс, а я так скажу… Каждый должен заниматься не только своим делом, но и тем, к чему душа лежит. Если мы начнем загонять пацанов и девчонок в очередную обязаловку, они быстренько разбегутся. Кто хочет рисовать — тот пусть рисует, кто — петь, пусть поет, кто самбо — заниматься, добро пожаловать в мою секцию. Наша задача обеспечить их всем необходимым и помогать по мере своего опыта и разумения. И не тратить драгоценное время на бессмысленные заседания.
Присутствующие зааплодировали. Все, кроме Шапокляк. Правда, она промолчала, чего раньше с нею не случалось, но глаза ее стали грустными-грустными. Совсем плохо дело. Неужто она в меня по-настоящему втюрилась? А как же любовь всей ее жизни Павел Павлович Разуваев?
Серафима Терентьевна решила перехватить инициативу. Поднялась со своего места в президиуме, подошла ко мне и аккуратненько оттерла с трибуны. Я и не возражал. Все равно мне сказать больше было нечего. Время нынче такое, пафосные речи толкать принято, а я не привык впустую воздух сотрясать.
— Товарищи! — воззвала к присутствующим спецпредставитель райкома ВЛКСМ. — Преподаватель физической культуры товарищ Данилов в своей короткой, но яркой речи верно заметил, что без искренней заинтересованности учащихся наша работа не будет иметь той основы, которая в нашей стране необходима для достижения успеха любого мероприятия. Так что никакой принудительной записи в кружки и секции, только добровольное участие. Однако мы с вами люди взрослые и должны понимать свою ответственность за будущее подрастающего поколения, а, следовательно — принять на себя руководство кружков и секций на общественных началах. С физкультурно-спортивным сектором у нас все ясно, нужно выбрать руководителей по другим направлениям…
Спустившись со сцены, я не стал возвращаться на прежнее место, а присел с краю, чтобы слинять первым, как только дадут отбой. В зале началась перебранка. Преподы не хотели взваливать на себя еще одно ярмо, а тем более — задарма. На помощь Симочке пришла Эвелина Ардалионовна. Вдвоем они быстро уговорили самых строптивых. Так что в двадцать второй школе вмиг образовались кружки рисования, хорового пения, «Умелые руки», юных натуралистов, «Школа юного командира» и чего-то еще.
