СМЕрШная история часть первая 1941 (СИ) - Киршин Павел
А чего мы глазки потупили, и ручки трясутся? Странно, только что был таким уверенным.
— Что?! Что такое? — Вошедший Леонид обвёл нас взглядом. — Всё плохо?
— Поговорить нам надо, пусть товарищ выйдет... Товарищ, я вас имею в виду, или вы нам не товарищ.
Мы проследили взглядом, как доктор вышел за дверь. Мне показалось, или он действительно стал одного цвета с халатом? То-то же, нехрен злить.
— Лёня, скажи мне, я похож на идиота? — Начал наезжать на гэбэшника, неожидавшего от меня такого. — Какого хрена с меня столько крови откачали, вы совсем с ума посходили, решили воспользоваться моей беспомощностью? Не боялся, что окочурюсь?
Лейтенант оправдывался полученным приказом. Ну, я ему и выдал "Малый Петровский загиб" на большой Лёнькин прогиб. Жаль, сил было мало, быстро выдохся, спросил только, когда он попятился к двери. — Чей, конкретно, приказ ты выполнял?
***
Лежу за решёткой в больнице дрянной, взращённый в детдоме герой деловой.
Епт-ыть, как чувствовал. Вот как людям верить после таких закидонов, словно любопытные дети в песочнице. Отнять чужую машинку и, всё, что разбирается – разобрать. Не разбирается? Об асфальт её, вдруг всё таки разбирается. На фиг! Я не игрушка, не хочу быть разобраным.
Мля, насколько же было проще в тылу у немцев. Здесь, не успев доехать до первопрестольной, уже лишился почти пол литра кровушки. Алексу тоже досталось, сидит бедный в камере, судя по картинке из запахов, на допросах его били нежалеючи. Ну правильно, чего фашиста жалеть. Так он ещё и дворянских кровей, сын царского прихвостня? Получи гад ещё!
В обед попросил добавки – отказали, на просьбу выдать одежду – не ответили.
Эх, жаль не умею читать мысли, мне бы сейчас пригодилось такое умение. Чёртовы гэбэшники теперь больше молчат, рядом со мной, совсем перестали обсуждать что либо вслух, общаются записками. Но, ничего, я быстро учусь, слежу за всеми, кто с карандашом в руках и пытаюсь, по мх движениям, увидеть что пишут. За перьевыми ручками смотреть легче, но, в основном, ими пользуются в кабинетах, где стоят чернильницы. Карандаши же маленькие, их плохо видно, с ними приходится додумывать написанное по смыслу.
Когда начался допрос, на циферблате командирских часов приехавшего следователя, было пол пятого вечера. Седовласый худощавый франт в выглаженной форме. На манер плаща, на плечи наброшен халат, под белой хлопковой тканью прячутся одинокие ромбики на краповых петлицах. — Следователь Сазонов Роман Константинович, веду ваше дело.
Такое приветствие ввело меня в ступор. Дело? С какого перепуга?
— Начнём? Давайте по порядку: имя, фамилия, год рождения, где родились.
Изобразил только что пойманного карася в руках рыбака. Беззвучно разеваю рот и трясу головой: не могу мол, настройки громкости сбились. Франт не теряется, даёт карандаш и бумагу. В ответ, трясущейся рукой, протыкаю лист так, что ломаю грифель, хрен тебе, а не мои показания.
***
— В его вещах нашли письмо написанное Геллером. Экспертиза доказала, что почерк принадлежит майору.
Адресовано некому Щербакову Ивану Васильевичу. Включая майора Кувшинова, то есть отца объекта, все трое оказались бывшими одноклассниками. В письме Юрий Сергеевич просил Щербакова позаботиться о сыне их общего друга, из чего следует, что предполагаемой нами подмены не было, также это, косвенно, подтверждается группой крови. Щербаков был опрошен по месту службы, но по фотографии он затрудняется подтвердить личность объекта.
В письме упомянут профессор, его фамилия и профиль исследований были вымаранны, наш эксперт дал заключение, что чернила идентичны остальному тексту. Не зная всех возможностей объекта, мы не можем исключить того, что он в курсе планируемых исследований.
На данный момент, объект находится на территории военного аэродрома Северный города Иваново. Взятые у него образцы изучают.
— Его сопровождение знает, что Кувшинова ищет Лаврентий?
— Нет. Они думают, что действуют по его приказу.
Глава 21
Роман Константинович выбивался из типичного образа следователя, был ненастырным, вежливым – спокойно отнёсся к моему молчанию. Надолго не задержался, ещё до ужина уехал в город с Денисом, одним из гэбэшников. Сразу же после его ухода зашёл ещё сердитый на мои шутки доктор, с градусником и стетоскопом, спасибо, что не с клизмой.
В коридоре разместилась охрана из местных вояк, оставив с ними одного из своих, Лёня и Женя пошли в сторону леса. Вряд ли там есть что-то интересное, скорее всего, хотят отойти от меня подальше и о чём-то пошептаться. Странные дела творятся, почему держат здесь, а не в Москве? Почему, какая-то задрипанная больничка, а не секретный НИИ по изучению мозга. — Григорий Анатольевич? — Обратился к тому самому доктору, которого пугал Леонидом. — Извините за мою грубость, был не в себе, когда очнулся.
Он коротко глянул в мои честные глаза, продолжая прослушивать мою грудь.
— Выслушайте, пожалуйста. У меня есть к вам серьёзный разговор. — Продолжил свои попытки разговорить его.
Доктор замедлил движения.
— Меня зовут Николай Иванович Кувшинов. Тот самый герой советского союза, захвативший фельдмаршала, не поверю, что вы обо мне не слышали...
***
— ... мы видели уходящего мельком, со спины.
Сиверцев глухо выматерился. — Как можно перепутать худого подростка с этим толстяком?! Вы здание обыскали, и почему сразу не сообщил?
— Чего тут обыскивать-то: два кабинета, четыре палаты, процедурную, коридор? — Ехидно спросил Данилин. — Вы же ушли с Лобановым, где я вас должен был искать, в лесу? Лучше скажи, что сейчас делать, поднимать гарнизон?
Лейтенант закатил глаза вверх. — Витя, ты дурак? Какой гарнизон, сказать людям, что НКВД ищет Кувшинова? Здесь не фронт, его тут многие знают, ты в курсе, что лётчики уже написали рапорты и всем всё рассказали. К тому же штурман его узнал, уверен, что информация об этом уже ушла в Москву и все ищут героя сбившего немецкий самолёт-разведчик. Не удивлюсь, если завтра журналисты из газет понаедут. Нет, будем искать, как раньше, своими силами.
Сотрудники продолжали обсуждать побег Николая, не зная, что он наблюдает за ними сидя на чердаке.
Голодный, с обеда ничего не кушал, поверх халата, закутан в два байковых одеяла, стыренных в палате, ими оборчивался, имитируя полноту доктора. Георгий Анатольевич даже предложил поставить ему фингал под глазом, когда я уходил, но, подумав, посчитали, что это будет чересчур, для правдоподобности лучше связать руки.
Чердак не стали проверять потому, что под люком не было лестницы, при надобности, её приносили с улицы. Я же смог залезть с помощью двери, находившейся рядом. Открыв, вскарабкался по ручке и дальше по дверному полотну, в общем, цирковой номер для подростка потерявшего много крови.
Ситуация. Да. Могу только похвалить себя за созданный имидж, гдеэбэшники оказались слишком хорошего мнения о моих способностях и думали, что я уже где-то в городе. Даже как-то стыдно, за своё положение, ведь, чуть ли не суперменом считают. Но, нет, пришлось действовать, как любому нормальному человеку, дожидаться ночи и идти на разбойничий промысел. На ночь, в здании санчасти, остались пятеро инфекционных больных, раненый лётчик, дежурный фельдшер и молодой санитар, выполняющий обязанности дневального. Когда все заснули и на ногах остался только санитар, покинул своё спасительное укрытие, спрыгнув вниз, раздался жутко противный скрип, когда мои босые ступни коснулись холодного пола. Я замер. Молодой парень, занятый тем, что шерудил в печке угли, преспокойно продолжал орудовать длинной кочергой. Ху-у-ух.
Прокравшись по коридору мимо палаты лётчика, сочувственно покачал головой, бедняге куском отлетевшей обшивки резануло по лицу и чуть не вспороло шею. Одежда дожидалась меня в кабинете Григория Анатольевича, как он и обещал, уговорить его, не составило особых усилий, звание героя и мои объяснения убедили помочь. Одевшись, почувствовал себя намного увереннее, для полного комфорта осталось забрать свой Маузер и документы, для чего, нужно навестить своих новых НЕприятелей. Заодно выясню, кто эта гнида, решившая, что ей сойдут с рук издевательства над героем, перебившим кучу фашистов. Через полчаса санитар сподобился выйти по нужде и я перебрался в тамбур, спрятавшись за дверью, после его возвращения, завершил рокировку, выйдя на улицу.
