Первая волна (СИ) - Дометкин С. К.
— Что, — сочувственно завздыхал Бак, — он тебя прямо вот так, как в детстве…
— Бак, замолчи, — оборвал я его, — а то я тебя сам, как…как…
— Как я тебя в детстве? — невинно улыбаясь подсказал Аки.
— А вот меня пороли, — мечтательно сказал казначей, — вы даже не представляете как!
— Так это, — почесал Ром объект наказания, — а кого не?
Все посмотрели друг на друга и вдруг начали смеяться. Хохот то становился тише, то нарастал, когда кто-то вспоминал очередную деталь своего воспитания. Сошлись на том, что все огребли в детстве по самое немогу, потому и выросли приличными людьми. Пока ржали, Ром подсуетился с едой и питиём, так что Томи немного взбодрился, а воевода поклялся, что больше не будет. Хорошо посидели. А то всё дела, дела.
Глава 29
На утро указ объявили в Руте. Гонцы со списком закона помчались по моим землям. На всех прибывших кораблях указ зачитывали таможенники. А через неделю на колу корчился первый владелец лавки, не понявший серьёзность моих намерений. Казнь владетеля в Руте народ ещё не видел. Впечатлились все. С десяток торговцев принесли страже свой товар и сдали купцов, его привозящих. Ещё через три дня снадобье нашли на корабле после того, как капитан и его команда поклялись, что никогда не промышляли торговлей жёлтой лианой. Нашлось пять больших мешков. Корабль был маленький, так что все были в курсе. Капитан был подвергнут казни, а тридцать два матроса отправились на каторгу. А ещё через месяц меня навестил Второй Кормчий. Вот только видел я его первый раз в жизни. Держался он уверенно, но и я его не боялся, так что первый раунд переговоров прошёл ровно. Со мной были Аки и Бак. Второй был один. Помолчали. Мне его приветствовать первым невместно, ему меня — зазорно. Но приехал и просил встречи он, так что затянувшееся молчание и прерывать пришлось ему. После всех положенных фраз посол перешёл к делу.
— Остров Торговцев признаёт ваше право на любые законы. Более того, Первый Кормчий и сам против жёлтого снадобья. Мы лишь просим смягчить наказание за ввоз снадобья на корабле. Ну, скажем, год каторги капитану и штраф для всех остальных.
Вот ведь зараза. И просит вежливо, и как лицо мне сохранить подсказывает, а сам его приезд намекает на нежелательность отказа.
— Я обдумаю слова Первого Кормчего. Наверняка в них есть смысл. Отдохните пока, сегодня вечером у нас новый спектакль, я приглашаю вас в свою ложу.
— Благодарю вас. Мой дядя, тот, чью должность я занял из-за его болезни, рассказывал о вашем гостеприимстве.
— И как здоровье вашего дяди?
— К сожалению неважно. Океан велик!
— Океан велик. Но если я могу ему помочь, я сделаю это с радостью.
— Я передам ему ваши слова, Властитель.
— Не хотите осмотреть мою беседку в саду? Мы с вашим дядей обычно там беседовали.
— С удовольствием. Но хочу сразу сказать — я не мой дядя.
— Вот и поговорим!
Но разговор не задался, ибо войдя в беседку племянник обнаружил там своего дядю, с удовольствием пьющего розовое вино.
Я уже упоминал, что почтовые голуби очень хорошие птички. Как только Роти-ок понял, что ему больше не будут прощать дружбу со мной, он прикинулся больным, а неделей позже мой корабль ночью взял на борт его самого, десятка два ближайших его людей и казну успешного политика. Поселился он в Руте, в доме который приобрёл пару лет назад. Я предложил ему место главы торговли в моих землях. Он согласился, и они с казначеем с большим удовольствием спорят по всем торговым вопросам уже третий день.
— Дядя, я Второй Кормчий, и предавать Остров не буду!
— А как ты будешь жить? Три моих корабля забрал Первый, верфи и дом я продал Аста-оку, а торговал я последнее время только с Рапи! Шерсть, железо, изделия из камней, всё отсюда! А так, деньги на корабль я тебе дам, с кем торговать, скажу, прибыль поделим пополам…
— Тебе пятую часть! И корабль я куплю сам!
— Я могу и другого найти! Да я глава торговли…
— А я Второй…
— Трей-ок, да не будь ты моим…
Я тихо вышел из беседки. Эти и без меня договорятся. Судя по громкости крика они друг друга хорошо понимали. Через пару часов, заглянув в беседку, я увидел их мирно пьющими дорогое розовое вино из моих запасов.
— Договорились?
Племянник кивнул.
— Но с законом надо уступить, Властитель.
— Зови меня Рапи. И передай, что я согласен. Через сто дней я отменю казнь и сокращу сроки для тех, кто ввозит эту дрянь в мои земли на кораблях. Кстати, тигры, волки и змеи приняли этот список. Так что и они сделают как я. Тем более, что у тигров и волков нет доступа к Океану.
— Я понял.
— Будем встречаться три дня подряд. На третий ты меня уговоришь. А то Первый Кормчий тебя заподозрит. Скажешь, что я жду войны с западным Властителем и не хочу ссориться.
— Да, так он поверит.
— Всё, собираемся на представление, это очень интересное зрелище.
Четвёртая пьеса подруги Рома была о заболевшей танцовщице, за которой все три действия ухаживал её старый поклонник и партнёр. С яркими воспоминаниями об их бурной молодости и не менее буйных танцах. В конце она выздоравливает и открывает школу танцев. И первой к ней приходит девушка, очень похожая на неё саму в молодости (и ту и другую играла одна и таже актриса). Зал плакал и смеялся. Подруга Рома сидела с нами в ложе вместе с Лили и Стани. Мину сшила для постановки наряды, от чего представление явно выиграло. После спектакля я похвалил и её тоже. Казначей сказал, что обязательно пойдёт на повтор. Он вообще стал фанатом театра. Трей-ок был потрясён.
— Рапи-ра, это просто чудо!
— Задержись на пару дней. Я передам тебе книгу для Первого Кормчего с четырьмя пьесами.
— Это хорошая новость! Рапи-ра, а мне… я заплачу сколько скажешь!
— Тебе я тоже подарю такую.
— Спасибо! У меня хранятся две книги-рапи со стихами, но это…
— Как ты назвал книги?
— Их все называют книги-рапи, они стоят очень много. Их переписывают, но тот, у кого есть настоящая книга-рапи, не продаст её ни за какие деньги!
А ведь у меня лежат пятьсот оттисков первой книги и четыреста сорок второй. Подожду ещё год и продам. А этой книгой по традиции сначала буду награждать своих. Она, кстати, называется «Первый том пьес столичного театра». А резчики по дереву усиленно создают матрицы для второго тома. Кстати, в Порту театр достроили и даже нашли своего автора. Надо будет Лили и Стани рассказать об идее гастролей. А спектакль из за наплыва публики повторили ещё три раза. У заезжего купца, который плохо о нём отозвался, ничего не купили и ничего ему не продали. Так и уплыл со своим товаром. Вырастил, понимаешь, театральных патриотов.
Глава 30
При дворе главной интригой стал вопрос, кто будет удостоен новой книги.
Распределял их я лично, так что у мужчин взгляды стали преданней, а у женщин влюблённей. А я углубился в десяток принесённых на мой строгий суд рукописей. И среди них с удивлением обнаружил достаточно приличную пьесу в стихах нового автора. То есть, по качеству она была приличной, а вот по содержанию… Вот её и будем ставить в следующий раз. Лили и Стани стали подругами. Ну хоть тут без проблем. Как бы им про Лайди аккуратненько рассказать, пока кто-нибудь меня не опередил! Только вот как лучше, сразу двоим, или по одной? И первой тогда кому? И ведь жил же холостой, горя не знал! Решил пока не говорить, может обойдётся? Эти мысли мне не давали покоя, так что приходу Ирты я искренне обрадовался. Наивный! Ирта по пустякам меня никогда не беспокоил. Жил в Руте один купец. Когда он умер, то всё его состояние унаследовал единственный сын, по имени Руми-ра.
Продав всё, кроме отчего дома, наследник углубился в размышления о природе вещей. Философ доморощенный. Его домашнюю библиотеку начал собирать ещё его дед, так что пару лет он просто читал, что умные и не очень люди посчитали достойным для помещения в рукописи. Затем стал приглашать к себе в гости желающих порассуждать и поспорить людей. И, наконец, сам написал книгу «Мир в моих изысканиях». Причем написал из дому не выходя. Ну написал и написал, так нет — славы ему захотелось! Или решил истину нести в массы. Короче, стал он на площади читать главы из своего списка. Народ в Руте спокойный, так что бить его стали только на третий день. Когда он до главы «Боги и люди» дошёл. Я интересу ради это место просмотрел. Стихийный материализм чистой воды. Хотя, в целом, он о многом догадался и свои мысли изложил убедительно. Ещё бы не на площади изложил, цены бы ему не было.