Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом
При приближении армии Хмельницкого население в городе удвоилось. Со всей округи туда сбежались католики, униаты и евреи. Они прекрасно понимали, что ничего хорошего им от наступающего войска ждать не приходится. Ещё повезёт, если сразу убьют, крестьяне были очень злы на панов и их помощников. Ожидать сдачи Львова не приходилось. Паны и подпанки не только имели оружие, но и хорошо умели им пользоваться. Это касалось — к великому удивлению приезжавших на Малую Русь иностранцев — и евреев, часто открыто носивших ружья и сабли. И только слышавших о таком унижении, как особая одежда и хорошо заметные знаки для иудеев. Охотно взялась за оружие и многочисленная армянская община, в тысяча шестьсот двадцатом году принявшая унию. Понимая, что от их стойкости и храбрости зависит жизнь их родных, все они готовы были защищаться до последней капли крови.
Плотно окружив город, казаки начали подводить к стенам города траншеи, обустраивать артиллерийские позиции, но тут пошли дожди. В траншеях стала скапливаться вода, совсем не тёплая, Богдан приказал все подобные работы прекратить. Подвести их вплотную к стенам не удалось. В войске стали распространяться простудные болезни, палаток и шатров не хватало и для трети, спешно сооружённые навесы даже от дождя защищали не всегда, а уж сырость везде воцарилась, как в болоте.
И без того уже скудные запасы пороха сократились, потому как немалая его часть отсырела и с просушкой были большие проблемы. В городе сохранять порох сухим было несравненно легче, что ещё более затруднило положение воинства Хмельницкого. Пушек у казаков было немало, но почти все они были небольшого, в лучшем случае среднего калибра. Разбить такими стену нечего было и мечтать. Штурм же укреплений без подавления огневых точек врага — крайне сомнительное удовольствие. Особенно если почва раскисла от дождей и быстро передвигаться по ней пешком просто невозможно.
Если опасно атаковать, то обычно разумно окружить и вынудить к капитуляции осадой. Вообще. А в частности попытка долговременной осады обернулась бы, скорее всего, поражением казаков. Да, во Львове запасов продовольствия надолго вряд ли хватило бы. Но месяца два-три они бы продержались, зерно урожая этого года уже и туда успело добраться. Зато осаждающим без тёплых помещений, под дождём, потом снегом пришлось бы совсем кисло. Гетман это прекрасно понимал и искал способ превратить поражение хотя бы в видимость победы.
Кривонос попросил позволения обкатать в бою полки нового строя, и Богдан Зиновий разрешил ему штурмовать Высокий и Нижний замки, расположенные отдельно от львовской крепости. На вылазки поляки не решались, бросать людей на самоубийственный штурм мощных львовских стен не хотел уже Хмельницкий. Небольшие, но прекрасно укреплённые замки подходили для демонстрации силы и увеличения давления на психику осаждённых.
Высокий замок занимал всю вершину каменного утёса более чем стометровой высоты. В реале до тысяча шестьсот сорок восьмого года он считался неприступным, что убедительно опроверг Максим Кривонос. Для повреждения его укреплений — которые-то и увидеть можно было, только задрав голову — нужны были мощнейшие мортиры, которых на данный момент в войске повстанцев не было. Богдан уже отписал Москалю-чародею о необходимости их иметь к весне будущего года. Посылать на штурм пехоту не имело смысла, её сверху и камнями можно было посшибать вниз. Да и не добрались бы они до вершины даже без помех.
К счастью, у казаков были пластуны. Именно им и пришлось решать эту задачу. Гетман уже убедился в больших организационных и военных талантах командира своего солдатского войска, ему он и дал себя проявить. Немаловажную роль здесь играло происхождение Кривоноса. Маловероятным было избрание гетманом шотландца, следовательно, он не был соперником Хмельницкому в борьбе за булаву, победы Максима были и победами самого Богдана. Неистовый шотландец и пластуны не подвели. Они лишили невинности неприступный замок в конце ночи. Забрались по неприступной — как считали защитники укрепления — скале (в темноте!) и вырезали часовых. После чего поднявшиеся по сброшенным сверху верёвкам товарищи помогли им уничтожить весь гарнизон. Никогда ранее не бравшаяся врагом крепость пала меньше чем за час.
Рассчитывать ещё на один такой фокус не приходилось. Нижний замок брали днём, штурмом. Расположено это укрепление было вплотную к городским стенам, их разделяла только речка Полтава. К великой досаде казаков расстрелять защитников на стенах, как в Азове или Серале, было невозможно, здесь они были с зубцами, а на их разрушение не хватало времени и пороха. В сокращении потерь большую роль сыграл Срачкороб, привёзший с собой по приказу гетмана много бочек со смесью мазута и асфальта.
Их немного прикопали следующей, после взятия Высокого замка ночью в двух сотнях шагов от стен, а утром подожгли. Чёрный вонючий дым стелился над землёй, и под его прикрытием полки Хмельницкого смогли подобраться вплотную к стенам. Казакам пришлось тащить с собой либо хворост для засыпки рвов, либо лестницы. Отбить атаку вдесятеро более многочисленного врага поляки не сумели, и после короткого ожесточённого боя и это укрепление перешло к восставшим. Очумевшие от вонючего и небезвредного для людей дыма казаки выместили злость на защитниках, в плен их не брали. Да и отходили надышавшиеся гадостью бойцы немалый срок.
Впрочем, пленные таки после штурма появились. В одной из башен была тюрьма для шляхтичей. Они охотно согласились заплатить выкуп за освобождение. Трофеи, прежде всего — порох и свинец, дело хорошее, возможность разместить под крышей заболевших и раненных — тем более, но ситуация гетмана по-прежнему не радовала. Будь у него тяжёлая артиллерия, расстрелять львовские стены с двух сторон и захватить обескураженный таким поворотом дела город он мог бы легко. Но ни крупнокалиберных пушек, ни израсходованной полностью вонючей гадости, привезённой Срачкоробом, у него не было. Имевшееся тройное преимущество в численности перед осаждёнными успех штурма не гарантировало. Да и даже в случае взятия города потери обещали быть огромными, что было крайне нежелательным. Ведь к нему собрались все самые активные защитники православия и враги поляков (заодно и любители грабежа, но куда ж без них…). Их массовая гибель могла заметно изменить умонастроения среди селян Галиции. Хмельницкий всё больше склонялся, как и в реальной истории, к получению выкупа с горожан. А пока он разрешил Срачкоробу пошалить.
***
Раскинувшуюся на огромной территории Калмыкию к Вольной Руси отнести было никак нельзя. Другой народ, другие обычаи, совершенно иной стиль управления. Осколок Великой некогда Монгольской державы. В первой половине семнадцатого века был последний всплеск активности монголов, после которого последовал быстрый закат их влияния на мир и события, в нём происходящие. Авторитет калмыков тогда был огромен, даже в далёком Юргенче (Узбекистан) правил их ставленник. Да и в момент союза с Доном на Яике калмыки пытались уничтожить местное казачество, о чём Татаринов и донская старшина узнали только зимой.
Вернувшись из похода на Польшу, тайша Хо-Урлюк неожиданно для казацкой старшины убыл на восток, прихватив с собой старших сыновей. То ли в Джунгарии, то ли в Монголии намечался последний всеобщий съезд монгольских властителей. На хозяйстве он оставил младших сыновей, из которых с донскими казаками чаще всего вёл переговоры Лайзан. И это было не очень хорошо. Всё же отцовского авторитета у него не было, а проблемы в отношениях между зарождающимися государствами появились нешуточные.
Главной опасностью, грозящей вылиться в непредсказуемое обострение отношений, стала кража скота на казацких землях калмыками. И реакция на неё казаков. Как у всяких кочевников, кража соседского скота была среди калмыков в порядке вещей, молодёжь во время таких набегов оттачивала своё воинское мастерство. Немного освоившись в Прикубанских степях, калмыцкие удальцы стали совершать налёты и на стада казаков. Хотя их предупреждали, что на Дону действует простое и понятное законодательство: украл — будь добр прошествовать на виселицу. И ни для кого на своих землях казаки делать исключений не собирались. Пойманных на месте преступления там же и вешали. Успевших угнать добычу домой находили и вешали в родном кочевье.
Калмыкам такое обращение со своими юношами сильно не понравилось, однако пока большая часть мужчин была в походах, поделать остававшиеся в кочевьях ничего не могли. Когда воины вернулись, да ещё с богатой добычей и великой гордостью победителей, напряжение на калмыцко-казацкой границе немедленно достигло критической черты. Лайзану пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы стычки не переросли в войну некоторых родов с казацкими городками. Он прекрасно понимал, что у казаков воевать будут не отдельные городки, а общее войско. А сам был крайне заинтересован в сохранении союзных отношений с казаками.
