Дмитрий Дудко - Воины Солнца и Грома
Двуручный меч сверкнул в воздухе. Но прежде чем он успел скреститься с цепом, между кшатрием и крестьянином оказался Шиваджит. Одной парой антилопьих рогов он перехватил кханду, другой — цеп.
— Погоди, юноша! Прежде чем сражаться с кшатрием, одолей меня, в прошлой жизни скромного брахмана. Поскольку же мой нынешний облик для тебя слишком страшен, я обойдусь без оружия.
Забрав у Шиваджита обе пары рогов, Вишвамитра отступил назад.
— Думаешь, я на тебя тоже с голыми руками пойду? Как бы не так! Ты же ракшас. И рога у тебя все равно остались — на голове… Ом, намашивая! [29]
Молодой крестьянин взмахнул цепом, захлестнул рог Шиваджита и под одобрительные крики толпы потащил его к себе. Ракшас был на голову ниже своего могучего, как буйвол, противника и рядом с ним не казался даже страшным. Парень вытащил из-за пояса острый серп, занес его над шеей ракшаса. Толпа заревела, замахала косами и палками. А Шиваджит лишь слегка упирался и неуклюже размахивал руками. И вдруг одновременно нанес два сильных удара: рукой по запястью и ногой в пах. Крестьянин рухнул наземь, выронив серп. Одним движением головы ракшас вырвал у него из руки цеп и в следующий миг упер ему рога в грудь. На темной коже юноши проступили два кровавых пятна. Демон поднял голову, взглянул в посеревшее от страха лицо незадачливого вояки.
— Как видишь, к рогам нужно еще кое-что. Голова, например. — Шиваджит поднялся. — Это, наверно, и есть лучший боец в вашем селе? Он не может одолеть и одного ракшаса. А эти воины только что истребили двенадцать царей-ракшасов и десяток пишачей.
— Как? Разве можно убить таких могучих демонов? — зашумела пораженная толпа.
— Не верите — пойдите в лес, взгляните на их трупы, — сказал Сунра-багадур. — Да будь вы мужчинами, вы бы сами очистили от этих тварей и лес, и подземелья. У нас в горах дэвам не молятся, а бьются с ними.
Из-за спин дружинников вышли трое якшей с дубинами и тигр.
— Ну что, хочется кому-нибудь еще драться с нами? — Воинственный карлик обвел взглядом толпу. — Хоть бы спасибо сказали тем, кто избавил вас от людоедов.
Седой староста, сложив ладони, низко поклонился:
— Мы благодарны вам, великие воины. Мы, конечно, отпустим ваших людей и вернем коней. Только… уходите поскорее, во имя всех богов! Мы — простые крестьяне, бедные и неученые. Откуда нам знать, что сделает Шива с теми, кто не почитает царей-ракшасов? Наши предки всегда приносили жертвы для отвращения их гнева. Может быть, вы — боги или избранники богов, если смогли победить подземных владык, повелителей ночи? Не знаем. Это могут знать лишь мудрые брахманы, служители Шивы. Смилуйтесь над нами и уходите, пока они не вернулись. Видят боги, мы не можем противиться вам.
По знаку старосты крестьяне расступились, пропуская оседланных коней и двоих кати. Горцы пристыженно опустили головы под полным досады взглядом багадура.
— Скольких врагов вы убили, прежде чем вас удалось связать? Ни одного? Небось заглянули от нечего делать в бурдюк с вином?
— Не гневайся на них, багадур, — сказал Хиранья. — Видно, светлые боги хотят, чтобы между нами и этими крестьянами не было крови. — Низенький маг обернулся к толпе и возвысил голос: — Слышите, жители Мохра-Мораду? Вы люди, а не ракшасы, не пишачи и не веталы, чтобы мы сражались с вами.
— Кстати, почему вы отвели пленных и коней к себе в село, а не в ашрам? — спросил Шиваджит.
— Так велел саньясин Шивасена. Ему виднее, — развел руками староста.
— Видно, он не надеялся на моих стражников, — сказал Вишвамитра.
— Или хотел стравить нас с вами! — Ардагаст выступил вперед. — Жители Мохра-Мораду! Пойдем вместе с нами в ашрам и разорим это гнездо демонов и колдунов!
Толпа попятилась, испуганно зашумела, кое-кто начал разбегаться.
— Не губи нас, храбрый воин! — замахал руками староста. — Шива Ужасающий может покарать нас за одно то, что мы слышали такие речи.
— Вот царевич Вима Кадфиз. Его предок победил самого Шиву.
— Разве нам, бедным крестьянам, вмешиваться в распри богов и царей? Уезжайте скорее, ведь люди царя Шивадасы наверняка уже ищут вас. Если мы не будем знать, куда вы уехали, никто и не сможет на вас донести.
— А если донесет — я подниму на вас весь лес, и тогда лучше бросайте село и бегите! — сказал карлик-якша. Один из его сыновей ловко подбросил и поймал свою дубину, а тигр взревел, оскалив клыки.
— Пошли с нами. Передохнете у меня в лесу, — тихо сказал Вишабха Виме.
Царевич облегченно вытер лоб, Подвигов с него было уже достаточно, и он мечтал только выспаться перед далекой скачкой.
* * *Монахи-убийцы доложили о своей неудаче не новоявленному царю и не жрецу Шивы, а своему настоятелю. Он тоже не спешил признаваться в неудаче Шиваракшиту, а тот — Стратону. Только днем царь узнал о бегстве сестры и спасении Михримах. Гневаться на своего гуру он, конечно, не посмел. Но тут же разослал конные отряды — искать беглецов и грозить жестокими карами тем, кто посмеет их укрыть.
А беглецы тем временем расположились на тенистой поляне в глубине леса. Вима привалился широкой спиной к мощному стволу баньяна. К его плечу доверчиво прижалась Лаодика. Михримах, помедлив, села рядом и не стала противиться, когда царевич обнял и ее. Царевны переглянулись, и в их взглядах не было и тени соперничества.
— Ты, Михримах, будешь главной женой. Ведь у тебя царство, а у меня ничего нет, — сказала гречанка.
— Вы мне нужны и без ваших царств. — Вима прижал к себе обеих девушек и бросил торжествующий взгляд на Ардагаста: видишь, меня любят не только покорные рабыни.
Росич усмехнулся — мол, каждому свое — и погладил длинные темные волосы тохарки. Та уже успела снять кольчугу, смыть пот в ручье, сменила кожаную рубаху на полотняную и теперь почесывала за ухом тихо урчавшего полосатого зверя.
А узкоглазый маг Хиранья сидел неподвижно, скрестив ноги и словно ничего не видя вокруг. Поток его мысли стремился через леса, реки и горы на юго-восток, где на горе с крутыми склонами возвышался над долиной Ганга великий ашрам Солнца. Там его мысль ждала дружественная мысль того, кого индийцы звали Царем-Лекарем, а греки — Иархом, царем мудрецов.
* * *Повесть дочитали уже на следующий день, после утренней службы и завтрака. Лютобор отложил книгу и отхлебнул прохладного узвара из сушеных яблок. Читал он лучше перса: легко, выразительно, с глубоким чувством, будто святую книгу. Заметив восхищенные взгляды дружинников и даже монахов, Хрисанф нахмурился и строго произнес:
— Хоть и мудры индийцы, а коснеют во тьме идольской и поныне. Сам апостол Фома лишь немногих из них просветить сумел.
— Их же счастье, что не жгут своих святых книг. И помнят всех отеческих богов, и мудрецов, и древних могутов. И не шлют индийцам ни митрополитами, ни епископами греков вроде Леонтия Ростовского, — сказал Лютобор.
Заступаться за придирчивого и сурового владыку Хрисанф не стал. Мелетий же перевел речь на иное:
— И еще вам наука из повести сей: како потрясаются царства от прелести женской.
— Уж из-за твоей-то попадьи никто княжества не потрясет, — хохотнул какой-то бойкий на язык дружинник.
— Я, если надо, потрясу, — сурово взглянул на него Мелетий. — Кабы не добралась Настя моя до митрополита, гнить бы мне в оковах, за ересь будто бы. А вся ересь была, что хотел житие Аполлония Тианского, коего язычники Христу уподобляли, переписать вместе с опровержением Евсевия Кесарийского.
— Ну теперь-то тебе, сокрушителю идолов, многое прощается, — подмигнул Щепила.
— А все же дивно, братие, — задумчиво сказал Хрисанф. — Одни язычники Сатане молились и дела его творили, другие же бесов и слуг их бесстрашно поборали. Только благого Бога видели в Солнце и звали его Кришной там, Михром, Даждьбогом…
— Вот-вот, тварь с Творцом путали, — проворчал Мелетий.
— Так ведь и в Писании Спаситель зовется Солнцем Правды.
— Меня мобеды учили: Михр — сын Ормазда, а Саошьянт, Спаситель — Хуршед-чихр, третий, солнечный сын пророка Зардущта, — сказал перс. — Ормазд — это Аллах, Ахриман — Шайтан, и горе не сумевшему выбрать между ними.
— Так в том ли дело, кто как богов зовет? Или, может, в том, кто каким богам служит? — обвел пристальным взглядом собравшихся Лютобор. — Я вот Чернобогу требы не клал, порчи не наводил, скота и урожая чарами не губил. А пойду к Леонтию на суд неправый, а после на костер. И вознесется душа моя с дымом в светлый рай, в Царство Солнца! Эх, люди книжные, не разумеете того, что и смерду понятно…
Дружинники и чернецы молчали словно бы виновато.
Щепила медленно поднялся:
— Не обессудьте, честная братия, пора нам. И так с утра не выехали, задержались, чтобы повесть дочитать.
— Жаль; никто в обители по-басурмански не разумеет, — развел руками Хрисанф, — А то переложили бы книгу столь дивную.
