Майкл Суэнвик - Джек-Фауст
- Нет, - сказала она. - Я вижу, что это не так.
Какое-то время они ехали в полном молчании. Ульрих подумал, что, вне всякого сомнения, он в первый и единственный раз в жизни оказался наедине с такой женщиной - женщиной не просто красивой и богатой, но и знаменитой своими способностями и величием проделанной работы. Она поддерживала реформу не только нравственности, но и всего общества - борьбу с пороком, отмену пыток, ограничение рабства, работные дома для сирот и усовершенствование очистительных сооружений. И еще управляла дюжиной предприятий. Его страшно тянуло к ней. Друзья могли бы посоветовать, что следует делать при подобных обстоятельствах.
А он, глупец, все понимает, но бездействует. Он знал свои достоинства и добродетели, испытал себя в бою и в дамских опочивальнях. Но Гретхен он восхищался, и это приводило его в полное отчаяние.
- Скажите, - прервал он цепь своих размышлений. - Я, конечно, слышал о локаутах на ваших фабриках и… не хочу бросить вызов, но заверяю вас: я - не радикал! Однако кажется странным, что, тратя так много и так свободно на благотворительность, будучи достаточно богатой для этого, вы тем не менее отказываетесь удовлетворять требования ваших рабочих о повышении их оплаты. Вы не считаете, что это пойдет им во благо? - Он покраснел. - Я понимаю, что выражаю свои мысли очень скверно.
- Вы определенно не читали эссе Фостера об экономике.
- Не читал.
- В таком случае не буду подробно рассказывать о сложностях соотношения спроса и предложения, а также - как цены регулируются капиталистами, которые зовут это скрытой рукой рынка. В общем, Фостер доказывает, что в целом повышение заработной платы никогда не бывает настоящим: оно поднимает стоимость продукции, что обязательно приводит к росту цен, значительно большему, чем подъем зарплаты. Далее, кратковременное улучшение материальной стороны неизбежно приводит к росту семей, что в целом увеличивает потребность в продовольствии, а в результате эти всплески благосостояния ведут в западню, увеличивая количество нищих.
- Да это какая-то дьявольская арифметика! - негодующе воскликнул фон Карлсбек. - Эти формулы - издевательство над всеми желаниями и стремлениями!
- Да, - согласилась Гретхен, - такова грубая правда. Тем не менее, если у всех предпринимателей будут развязаны руки, то рост прибыли возможен только в результате снижения цен, а соответственно, повышения стандартов жизни, и тем самым выгоду от повышения наших доходов получают все.
Карета остановилась. Фон Карлсбек спрыгнул на землю, обежал ее и открыл дверцу для Гретхен. Она в платье из струящегося шелка вышла из кареты, и он проводил Гретхен до двери. Возле крыльца горел английский фонарь, и его электрический свет озарял улицу ярко, как свет дня.
Гретхен поднялась на ступеньку, повернулась.
- Я дала слово другому человеку, - промолвила она, - и поклялась, что буду навеки ему верна. Вы, конечно, понимаете?
Он с трудом выдохнул, изумившись собственному разочарованию.
- Увы, даже слишком, - произнес он. И галантно добавил: - Умоляю вас, не называйте мне имя этого человека. Ибо я возненавижу его, а это было бы бесчестно. Тот, кому вы улыбаетесь, - счастливейший из смертных; так позвольте моей зависти не портить эту благодать.
Гретхен зарделась.
- Закройте глаза, - попросила она, - и я поцелую вас в щеку.
Лейтенант повиновался, и она наклонила к нему голову. Ее губы скользнули по его губам в поцелуе - так поспешно, мимолетно, будто его целовала сестра. Вдруг Гретхен поцеловала его по-настоящему, вложив в поцелуй какую-то свирепую страсть. Он почувствовал, как ее язык скользнул ему в рот. Затем она стремительно развернулась и исчезла в доме. Громко хлопнула дверь.
С легким головокружением от изумления, смешанного с каким-то извращенным восхищением, Ульрих фон Карлсбек медленно возвратился к карете.
Вот, - глумливо проговорил Мефистофель, - это и есть разрешение твоей дилеммы.
- Она верна мне. - Фауст все еще ощущал вкус ее губ и влажность ее языка. - Ты слышал, что она сказала.
Произнесенные ею слова значат меньше, чем ничего. Женщина не позволяет себе подобных высказываний до тех пор, пока не обдумает альтернативный вариант.
Фауст ударил по креслу обеими руками.
- Она верна мне!
Это так. И, кстати, была тебе верна все эти три года.
- Значит, вот твое решение… я должен наблюдать, как моя Гретхен слабеет, все больше портится и наконец низвергается в блуд?!
Трупный облик Мефистофеля уже демонстрировал все признаки разложения. Локтевые суставы и кончики костей прорывали сгнившую плоть. Одна щека уже отслоилась от черепа, обнажив два ряда зубов.
Обычное дело, когда у мужчины пропадает интерес к жене: супруга посылает его в трактир, чтобы притащить домой другого, - это часто можно наблюдать у людей низкого происхождения, - гораздо чаще, чем ты можешь вообразить, ибо большинство женщин, которые считаются непорочными, не пренебрегают этим. Этот блуд проистекает из ее побуждения сладко уступать приказам своего супруга. Именно так сохраняются большинство браков.
- Я не собираюсь выслушивать такую грязь!
О, а ты, оказывается, переменчив и не держишь слово! Неужто ты забыл о нашей сделке? Можешь делать все, что угодно, но ты должен всегда - всегда! - слушать меня, без разницы, говорю я что-то важное или нет! Иначе…
Он не договорил.
- Зря тратишь время.
Иначе Гретхен познает все плотские радости, кроме внешнего проявления любви. Она молода и должна слушаться своего тела. Если она ответит на настойчивость какого-нибудь приятного незнакомца, ее любовь сосредоточится на нем; если же поступит по твоей указке, то будет гордо полагать, что подчиняется твоей воле. Это - твой выбор. Иного у тебя нет.
- Все, что слетает с твоего языка, - порочно и безнравственно.
Мое дело - проинформировать, - отозвался Мефистофель. - Погляди, как там молодой лорд.
Лорд Говард с мечтательной улыбкой на лице в одиночестве восседал на подушках, и слюна стекала по его подбородку. Когда Фауст вошел, Рекс Пекс Фекс поднял голову.
- Сижу тут из-за него, - сказал моряк. - Ежели не хотите, чтоб ваш приятель закоченел до смерти, пора бы двигать его к корме.
- Примерно через час я пришлю за лордом Говардом карету, - сказал Фауст и дал моряку еще серебряную монету, чтобы окончательно утвердить взаимопонимание. - А пока приглядывайте за ним. Убедитесь, чтобы он взял все недокуренное с собой. Примерно через неделю ему захочется еще.
- Не так уж просто отыскать эту штуку, - сказал Рекс Пекс Фекс с явным лукавством. - Я и это-то раздобыл по случаю. М-да, сударь, и цена весьма даже кусалась.
- Он заплатит столько, сколько вы запросите.
Моряк будет лишь временной затычкой активности лорда, ибо через год умрет, когда его ударят ножом в драке из-за женщины, с которой он познакомится всего за десять минут до потасовки. Но к тому времени «Предприятия Рейнхардта» уже будут поставлять морским путем свой эликсир лауданума. Фауст позаботится о том, чтобы отослать лорду Говарду коробочку, за что тот будет весьма благодарен.
Задолго до того, как та коробочка опустеет, Фауст проследит, чтобы определенное место в парламенте занял кузен или молодой брат лорда. Тот, которому не хватало дара красноречия своего благородного родственника.
Воздух был холодный и очищенный от ароматов ярмарки. Громыхали копыта, полозья саней скрипели, скользя по льду. На сиденье рядом с возницей Мефистофель сбросил последние ошметки плоти, и теперь представлял собой только кости и обрывки одежды. Огни фабрик Восточного Лондона проблескивали, словно звезды, меж его ребер. Разверстые глубины сталеплавильных шахт мерцали красноватым янтарем под вздымающимися в небо дымовыми трубами.
Фауст глубоко вдохнул зимний воздух и почувствовал, что в голове совершенно прояснилось. Кризис миновал. Он не станет внимать совету Мефистофеля. Это совет подлеца или зазывалы в публичном доме, хладнокровное бесчувственное осквернение чистой, истинной любви. Лучше увезти Гретхен с собой, чем грязнить и порочить ее душу. Теперь он понимал, что к чему, а еще - что он просто не способен поступить так.
Дьявол повернул к нему ухмыляющийся череп.
А-а, Фауст, как плохо ты знаешь самого себя!
13. ПИЛЮЛИ
Гретхен была в гневе. Ох уж этот гадкий фотограф и его отвратительный фоторепортаж! Какого же сорта должен быть человек, переворошивший все кошмары мира, чтобы собрать это в похабнейший букет и бросить к ее ногам? Она закрыла номер «Die Zeitung» , лежащий на столе в конференц-зале, неспособная больше смотреть на искаженные лица детей, и проговорила:
- Отмените все наши заказы на рекламу у них!
Штабенау, Хоэсс и Торф неуверенно переглянулись. Уллман остался сидеть, уставившись каменным взором вперед. Беллохс прокашлялся и сказал:
