Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
– Für Gott und König! – рявкнул кто-то из немцев.
Но тут командир полка резко взмахнул шпагой, и мушкатеры слаженно дали залп. Петенька невольно вздрогнул – так ударило по ушам, а в нос шибанул противный запах сгоревшего пороха. Но тут же все перекрыл разноголосый дикий вой, это стонало и ревело там, впереди, что-то непонятное и огромное, скрытое клубами порохового дыма.
Впрочем, дым тут же унесло порывом ветра, и Петеньке открылась ужасная картина: какая-то грязная, окровавленная куча дергалась и шевелилась у подножия эскарпа, завывая и хрипя. Его замутило. Нет, он привык к виду крови, в Тайной канцелярии не держат напудренных селадонов и не танцуют контрдансы. Но столько крови он видел впервые. Артиллерийская дуэль, когда ты не видишь глаза противника, воспринимается как-то легче.
– Вторая шеренга, залп! – рявкнул полковник, которого увиденное ничуть не смутило, вторая шеренга сделала шаг вперед, вскинула фузеи, и снова громыхнуло. И снова завопило и застонало в дыму.
– Ну теперь-то можно в штыки ударить?! – чуть не заплакал подполковник.
Вывернувшийся невесть откуда князь Голицын заорал на него:
– Успокойтесь, Суворов! Мы имеем приказ вести огневой бой и удерживать позицию! Извольте соблюдать артикул воинский и управить приказ главнокомандующего!
– Так ведь сейчас сомнем их. Победа!
– Туда посмотри! – полковник махнул шпагой.
И действительно, заболоченная равнина между прудов вдруг запестрела разноцветными мундирами, зажелтела медью кирас – это немецкая кавалерия наконец-то стронулась с места и начала обходить Кунерсдорф.
* * *Генерал Зейдлиц смотрел на затянутые дымом и пылью холмы, которые русские упрямо не желали отдавать, и злился. Это было неправильно. Фридрих все делал как положено: обманул русских, заставил драться с перевернутым фронтом, нанес удар по флангу. Только победа почему-то упрямо ускользала от пруссаков. Русские варвары никак не хотели отступать под натиском гренадеров короля, если бы здесь были австрийцы, они давно бежали бы. Но этот проклятый Шувалов упрямо отказывался признать, что проиграл битву, а его солдаты и подавно. Впрочем, чего ждать от волосатых дикарей из Сибири? Ничего, прусские штыки вразумят даже самого тупого. Но тут гренадеры Шенкендорфа снова попятились…
– Генерал, ординарец короля, – тронул Зейдлица за плечо адъютант.
Зейдлиц оглянулся. Запыленный офицер мчался, размахивая треуголкой. Генерал поморщился, офицеры так себя не ведут.
– Его ве… величество прик… казал вам атаковать, – еле выдохнул посланец. – Обойдите Кунерсдорф и атакуйте Большой Шпиц.
Зейдлиц даже поперхнулся.
– Передайте королю, что я не тронусь с места до тех пор, пока пехота не возьмет Мельничную гору! Я не собираюсь губить кавалерию под перекрестным огнем. Пусть Шенкендорф сделает свое дело, и тогда я сделаю свое.
Он снова поднял подзорную трубу. Фридрих, видимо, решил пойти ва-банк. Конная батарея стремительно вылетела на поле и развернулась прямо перед Кунерсдорфом. Выученная прислуга моментально сняла орудия с передков, запряжки стремительно унеслись обратно, а шесть орудий полыхнули дымом. Среди домишек деревни взлетели черные столбы. И почти моментально батарея дала второй залп. В Кунерсдорфе вспыхнула пара домов, ветерок раздувал пламя, которое игриво заплясало на крышах. Вот это правильно! Если артиллеристы выкурят русских из деревни, то кавалерия сможет пройти вплотную к ней, ничем не рискуя и одновременно прикрываясь строениями и дымом пожаров от русских пушек.
Однако тут же на вершине Мельничной горы замелькали языки пламени – русские батареи открыли ответный огонь. И стреляли они чертовски метко! Зейдлиц выругался так, что лошадь адъютанта шарахнулась в сторону. Батарею заволокло черным дымом, в котором мелькали красные взблески. Видно было, как, подброшенное русским ядром, взлетело орудие и, неуклюже кувыркаясь, рухнуло обратно. Из дыма выскочили несколько ободранных фигур и опрометью побежали в тыл.
– Трусы! Схватить и расстрелять! – бушевал Зейдлиц.
Но тут дым рассеялся, и стало видно, что прусская батарея просто исчезла. Валялись два разбитых лафета, еще одна пушка, потеряв колесо, скособочилась и уткнулась стволом в землю, кругом лежало несколько растерзанных тел.
Генерал вытер вспотевший лоб и невольно перекрестился. Но не успел он перевести дух, как появился второй посланец короля.
– Его величество требует, чтобы кавалерия шла в атаку!
Зейдлиц фыркнул, как рассерженный кот:
– Рано! Вы видите, что делают эти чертовы русские пушки?! Если я положу кавалерию, сражение будет проиграно.
Державшийся рядом генерал фон Шорлеммер ухмыльнулся в густые усы. Его забавляла эта заочная перепалка Зейдлица с королем, а вдобавок он и сам совершенно не рвался вести кирасиров на пушки.
И как раз в тот момент, когда собравшаяся с духом прусская пехота, которой теперь командовал Ведель, опять пошла на штурм Мельничной горы, снова примчался на запаленной лошади королевский адъютант.
– Король приказывает вам, генерал, атаковать незамедлительно! Или сдать командование генералу Шорлеммеру, который выполнит повеление его величества. И еще король сказал, что не узнает своего Зейдлица. Он велел спросить, не превратился ли тот в старую бабу!
Зейдлиц побагровел:
– Ах так?! Ну, мы пойдем в атаку. Если король приказывает, мы пойдем хоть на русские пушки, хоть к черту на рога! Не знаю, что нас там ждет, но я атакую, и да поможет бог нам и королю.
Он раздраженно отшвырнул в сторону трубку – была у генерала такая привычка: перед атакой выкидывать недокуренную трубку, как бы собираясь потом за ней вернуться, – и выхватил саблю.
– Трубач! Атаку!
Земля дрогнула под копытами тяжелых коней.
* * *Петенька увидел, как в промежутках между прудами появилась прусская кавалерия, Зейдлиц спешил на рысях пройти узости, чтобы побыстрее развернуть свои эскадроны на поле и атаковать русских, как приказал король. Однако русские не стали ждать, тяжко ударили пушки как с Мельничной горы, так и с Большого Шпица. Сказалась предусмотрительность графа Шувалова, который приказал готовить на Мельничной горе штерн-шанц, с коего вести можно было круговой обстрел. Взметнулись черные столбы дыма и земли, пронизанные красными сполохами пламени. Сейчас русские артиллеристы чувствовали себя гораздо увереннее, чем в начале битвы, прусский черт оказался далеко не так страшен, как его малюют. И если русская пехота еще не могла похвастаться решительным успехом над неприятелем, а кавалерия так и вообще до сих пор в бой не вступала, то артиллерия уже показала себя с наилучшей стороны. И выучка артиллеристов, и сами пушки оказались много лучше прусских. Во всех местах, где велась дуэль артиллерийская, пруссаки вынуждены были уступить. Батареи генерала Финка на Третине давно уже молчали, а печальная судьба конной батареи, рискнувшей появиться перед Кунерсдорфом, устрашила неприятеля, и он уже не решался на такие дерзости.
Пехота генерала Веделя не посмела идти на батареи единорогов, сейчас это делала прусская кавалерия. Петенька увидел, как злобно ощерился князь Голицын и замахал рукой, что-то приказывая. Тотчас несколько батальонов, стоявших ранее фронтом к Малому Шпицу, повернули подкреплять фланг, откуда появилась новая опасность.
А тощенький подполковник продолжал суетиться:
– Казачков бы сейчас пустить, казачков…
Голицын, прибежавший прямо на батарею вместе со своей свитой, еще раз оглядел поле, довольно потер руки и сказал генералу Еропкину:
– Ну, Петр Дмитриевич, теперь баталия наша! В ближайшие полчаса все решится, Фридрих последний козырь выложил, и мы его побьем!
Еропкин недовольно качнул головой:
– Не накаркайте, ваша светлость.
– Нет-нет, – уверенно бросил Голицын. – Разве вы не видите, что происходит?
Действительно, перекрестный огонь десятков русских орудий косил прусскую кавалерию. Проходы между прудами были завалены конскими трупами, и Петеньке даже показалось, что вода понемногу становится красноватой. Но кавалеристы рвались вперед: Зейдлиц не приучил их отступать, к тому же сам прославленный генерал вел кирасиров в атаку. Разве можно было помыслить о неудаче? Поредевшие и окровавленные эскадроны выстроились на поле неровными рядами и бросились на Мельничную гору.
– Проверить кремни! – скомандовал пехотный полковник, улучив миг между пушечными залпами. – Пальба плутонгами!
И тут Петенька вспомнил наказ графа Петра Ивановича. Наступает его время. Князь Голицын не может ошибаться, развязка близится, и теперь его черед действовать. Он бросился на противоположный склон горы, где ближе к оврагу томились ожиданием юные кавалеристы. Петенька настрого приказал им даже близко не появляться на линии огня, чем прежестоко огорчил мальчишек. Однако приказ надлежало исполнять, и они подчинились. И вот теперь корнеты опрометью бросились к секунд-майору, наперебой спрашивая, когда им позволено будет. Особенно усердствовал этот… Белобрысый. Но Петенька отмахнулся от них, мимоходом приказав подождать еще немного, он прямиком бросился к бригадиру Краснощекову и потребовал выделить десяток казаков. Бригадир воспротивился было, однако Петенька оборвал его, сообщив, что это приказ графа Шувалова и казаки потребны для исполнения сугубо секретного задания. Краснощеков только поморщился, но подозвал урядника и приказал ему следовать за Петенькой. И корнетам, и казакам велено было ждать особого сигнала, после чего следовать за секунд-майором, не мешкая.
