Федор Вихрев - «Веду бой!» 2012: Вторая Великая Отечественная
— Хорошо. Я признаю, что являюсь военнослужащим германской армии. Я — ефрейтор Алекс Красовски, 800-й полк особого назначения. Я являюсь военнопленным и требую, чтобы со мной обращались подобающим образом.
Интересно, он что — считает нас идиотами? Военнопленным он мог бы считаться, если бы был одет в немецкую военную форму и носил знаки различия, предписанные его званием. Неужели он думает, что мы (то есть наши предки) такого не знали? Но раз он решил придерживаться такой линии защиты — значит, у него есть аргументы в пользу такой линии. Так что мы поиграем по-своему.
— Вот здесь, дорогой ефрейтор, вы сильно ошибаетесь. Во-первых, ваш полк начал действовать на нашей территории еще ДО войны — и, следовательно, является не воинской частью, а БАНДОЙ. А вы как член БАНДЫ несете ответственность за все ее действия, даже если в них не участвовали лично. Кроме того, к вам вполне применима такая статья, как терроризм. В условиях военного времени — «вышка». Что такое «вышка» вам, надеюсь, рассказывали?
— Рассказывали, — ответил немец, гордо вздернув подбородок, — смерть от пули — почетная смерть, и я, как солдат, готов умереть за рейх и фюрера.
— А разве кто-то говорил о пуле? — вступил в дело «добрый» Андрюха. — Видишь ли, в чем дело, Алекс. Не знаю, что тебе говорили твои шефы про возможное предназначение объекта, которым вы столь настойчиво интересовались, но они в любом случае сильно ошиблись в своих предположениях. Смотри сюда. — Андрюха открыл холодильник, достал оттуда пачку сосисок, очистил четыре штучки от целлофановых оберток и, положив на пластиковую тарелочку, засунул сосиски в микроволновку, выставив таймер на две минуты. После чего — нажал кнопку.
Немец, тупо наблюдая за этими манипуляциями, силился понять, какое отношение сосиски имеют к особенностям работы их цели. Тем временем кожура сосисок начала лопаться, они стали набухать и источать очаровательные запахи. Блин, с этой работой, как всегда, забыли перекусить — недаром язва — профессиональная болезнь следователей. Микроволновка, завершив процесс, звякнула, и Андрюха извлек из нее тарелку с ароматными изделиями белорусского пищепрома, после чего оделил сосиской всех и каждого — включая немца. К сосиске он присовокупил по кусочку батона. Немец, видимо, не менее голодный, чем мы, рефлекторно потянулся к сосиске с хлебом ртом (сейчас, наверное, еще пива и капусты потребует — наглости-то хватит), и в этот самый момент «добрый» Андрюха продолжил:
— Так вот. То, что являлось вашей целью, — большой аналог этого маленького аппарата, — он показал на микроволновку, — и предназначен для того, чтобы поджарить, как эту сосиску, — палец показывает на огрызок сосиски, понемногу скрывающийся в жующем немецком рту, — фюрера, рейхсфюрера, рейхсмаршала и всех, кому не повезет оказаться в радиусе ста километров от вышеуказанных граждан в момент проведения процедуры.
Глотательные движения прервались. Сосиска осталась торчать изо рта. Вовка тоже во все врубился и немедленно подключился к нашей страшилке:
— К сожалению, у нас еще не произведены испытания изделия в натуре, хотя теоретические изыскания и действующая модель, — жест в сторону микроволновки, — показали весьма неплохие результаты. Поэтому нам нужен был доброволец — и мы тебя нашли.
— Ты кушай, кушай, не стесняйся, чувствуй себя, как дома. Если мало — скажи, мы еще приготовим, — под исполненным животного ужаса взглядом допрашиваемого Андрюха извлек очередную порцию сосисок.
Через пару минут после того, как приглашенный боец, брезгливо поглядывая на немца, убрал остатки извергнутой его желудком сосиски, Алекс был готов к предметному разговору. Пригласив в застенок Михалыча, чтоб приглядывал за готовым на все «полуфабрикатом» немецкого производства, мы втроем вышли из помещения — после таких выходок всегда стоит немного развеяться, буквально пять минут, прежде чем начинать говорить серьезно.
— Уважаю, — сказал Вова, пожав наши с Андрюхой лапы. — Монстры.
— А ты как думал? У нас все рано или поздно кололись. Ладно, работу надо работать. А что реально будем с гавриком делать, когда допросим по полной?
— Как что? Вывозить на «уличную» и побег организовывать, разумеется.
Наше намерение немедленно приступить к допросу Алекса было изменено после того, как прибежавший к нам солдат-срочник сообщил, что настало время прекратить дозволенные речи — в смысле, «кушать подано, идите жрать, пожалуйста». Отказаться от обеда мы были не в силах — после ночной аэрофлотовской курицы дальнейшее наше питание свелось к проглоченной в ходе психологического этюда сосиске, да и то — проглоченной только теми, кто в этюде участвовал. С немцем вызвался посидеть Игорек, сменивший Михалыча, а мы отправились в столовую, где с огромным удовольствием приступили к поглощению борща и гречневой каши с тушенкой. Вова, хитро улыбнувшись и подозрительно осмотревшись по сторонам, достал откуда-то из-за пазухи металлическую флягу, настолько помятую и исцарапанную, что сам факт ее наличия у аккуратиста Вовы нас просто потряс. Вова всегда очень бережно относится к своим вещам, настолько бережно, что мог закатить скандал, если кто-то в его авто случайно стряхнет пепел от сигареты мимо открытого окошка. Отвинтив колпачок, прикрепленный цепочкой к горловине, Вова сделал глоток и пустил фляжку по кругу. Когда очередь дошла до меня, я тоже приложился и, занюхивая выпитую водку корочкой хлеба, внимательно посмотрел на армейское чудо, оказавшееся в моих руках. Фляга была металлического цвета — ни кусочка зеленой эмали на ней не осталось. На одной из ставших плоскими поверхностей мне при тщательном изучении, среди вмятин и царапин, удалось обнаружить надпись: «А. В. 22.06.1941». Андрюха, сидевший рядом со мной, недовольно пробурчал:
— Давай, давай. Не задерживай процесс, — и потянулся к фляге.
— Вова, а что это, — спросил я, показывая на надпись, — откуда у тебя этот раритет?
Нетерпеливый Андрюха вырвал флягу у меня из рук и, сделав изрядный глоток, сам в свою очередь начал рассматривать флягу, вызвав законное возмущение со стороны следующего на очереди Михалыча.
— Заметили? — улыбнулся Володя. — Это дедовская. Он с ней всю войну прошел, от 22 июня и до Праги. Хороший у меня был дед, говорят, только умер рано — раны сказались. Я его и не видел никогда — потом уже родился. А флягу мне отец отдал, она у меня в тревожном чемоданчике живет — и в Чечню со мной ездила, и в другие места.
— А где у тебя дед войну начинал?
— Начинал? Да где-то здесь — в 10-й армии. Он мединститут окончил в июне сорок первого, и сразу — повестку в зубы, шпалу в петлицы — и в армию, военврачом 3-го ранга. 21-го только в свою дивизию прибыл, а тут сразу началось. Короче, 23-го дед попал в плен, а 24-го — сбежал, да еще как сбежал — захватил немецкий мотоцикл с бабками.
— Бабками?
— Ну, этими, рейхсмарками. Они вдвоем с товарищем наехали на гансов, которые в легковушке под охраной мотоциклистов ехали, — перебили их, короче, в машину залезли — а там мешки с деньгами. Загрузили мешки в коляску — и к фронту. Вышли к своим, там — туда-сюда, фильтр. А после фильтра деду при таком раскладе дорога была уже не в медицину. Войну он закончил начальником разведки танкового корпуса.
— Интересно, — задумчиво произнес сидевший за нашим столом Старый, — а ведь 10-я армия в Белостокском выступе была, а это сейчас — Польша. Насколько я успел прикинуть, перенос-то произошел только по границам бывшего Союза — так что…
— Блин, неужели… — Володя даже побледнел.
— Кто его знает? Пошло-то все совсем не так — изменения такие, что тот, кто выжил, может погибнуть, и наоборот. Но шанс есть.
— Надо немца трясти, как грушу, может, он в курсе, что там, в выступе, творится, — авторитетно заявил Серега, — дед — это святое. Я вон тоже своего не видел — но мой-то под Сталинградом погиб, так что и шанса нету. А тебе, Володь, сам бог велел поискать — так что никаких комплексов по поводу использования служебного положения.
— Может, через контору попробовать? — предложил Старый. У меня там все схвачено, и если какая-то инфа о выступе есть — дадут.
— Саня, сделай — всю жизнь помнить буду, — просипел Вова, у которого от возникшего расклада даже дыхание перехватило. Если по официозу идти, через наших в Питере, Москву — хрен чего получится, там всем не до того сейчас. Это ж только на личном контакте решить можно!
— Попробую. Сейчас дожуем — и на телефон, будем решать вопрос.
— Какое «дожуем»? Сейчас пошли!
— Во, блин. Дай хоть компот допить, — Кулькин глотнул из оказавшейся в его руках фляги, запил компотом, отдал флягу Сереге, — пошли. Встав из за стола, на котором осталась нетронутой его и Вовина каша, Старый решительно направился к выходу из столовой. Следом за ним вприпрыжку понесся Володя.
