Александр Баренберг - Затянувшийся полет - книга вторая(СИ)
- И как вам, летчикам, на этих самолетах фигуры разные наворачивать не страшно? Мне и от полета по прямой нехорошо!
- Так, товарищ Сталин, когда сам держишься за рычаги — не страшно! А пассажиром лететь мне тоже неприятно!
- Рекомендуете освоить пилотирование самолета? — кисло улыбнулся Вождь, но сразу же его лицо приняло серьезное выражение. — Ладно, приступим к делу!
Как оказалось, Берия присутствовал тут не случайно, а в двух ипостасях: как глава стратегической разведки и как руководитель ядерного проекта. Буквально перед самым отъездом из Москвы советским агентам в Рейхе стало известно о тайных контактах спецслужб союзников и представителей германского генералитета. О чем велись переговоры, разведка не знала, но догадаться было нетрудно. Идея о заключении сепаратного мира уже начала бродить в головах самых дальновидных и наименее идеологически зашоренных немецких генералов. Как бы они своего фюрера не того… В таком духе Андрей и высказался. Мол, стоит как–то предупредить Гитлера, сообщив имена ненадежных генералов, если есть каналы для этого, конечно.
- Каналы, может быть, и найдутся, — не стал вдаваться в подробности Берия. — Но поверит ли Гитлер? Скорее, сочтет провокацией!
- А я считаю, что этого делать нельзя в любом случае! — заявил вдруг Сталин, пристально рассматривая присутствующих и пояснил: — Если об этом когда–либо станет известно — не отмоемся!
Вождь встал и прошелся по комнате:
- Меня больше интересует вопрос о том, каким образом мы можем надавить на союзников, чтобы они сами отказались от этой идеи. Имеет ли смысл в открытую известить президента Рузвельта о том, что нам известны подробности их Манхэттенского проекта, и что наш аналогичный проект находится примерно на таком же этапе развития?
- А он находится? — перебил Воронов. — Извините, я тут по фронтам шлялся и немного выпал из курса дел.
Сталин недовольный, что приходится отвлекаться, кивнул Берии, и тот кратко информировал Андрея о состоянии атомного проекта. Оказалось, что первый исследовательский реактор запущен еще прошлой осенью, всего с полугодовым отставанием от американцев. Зато второй уже достраивается, что даст возможность удвоенной, по сравнению с конкурентами, выработки оружейного плутония. Предприятие по добыче и предварительному обогащению урана тоже уже построено. Исследования идут полным ходом, и есть основания надеяться, что первая Бомба будет готова в начале сорок пятого года, одновременно с американской. Причем мы сразу ориентируемся только на плутониевые бомбы, которые меньше и легче урановых и поэтому не потребуют сверхмощного носителя. Стратегический бомбардировщик типа американского Б–29 мы только начали разрабатывать, но тактический спецбоеприпас сможет нести и Ту–2. Или ракета класса Фау–2, активно строящаяся сейчас в НИИ–13.
Лаврентий Павлович закончил обзор. В конце, возвращаясь к вопросу Сталина, сказал, что по его мнению, ничего сообщать американцам нельзя. Они выделят дополнительные средства на проект, а нам ответить будет нечем — и так вложились по максимуму. Вождь посмотрел на Андрея. Тот, закончив переваривать информацию, поинтересовался:
- А почему вы считаете, что это знание остановит союзников от продолжения контактов с немцами?
- Потому что одностороннее заключение мира с Германией автоматически превратит нас из союзников в противников. А злить державу, уже практически имеющую ядерное оружие, чревато многими неприятностями. Например, мы можем передать такое оружие Японии.
- Мне кажется, Рузвельт и его советники не до конца еще оценивают смертоносный потенциал ядерного оружия. Для них это пока всего лишь очень большая бомба, не более того. Они не впечатлятся.
Тут Андрей заметил слишком пристальный удивленный взгляд Берии и заткнулся, чтобы не сболтнуть лишнего. Сталин, видимо, тоже понял это, потому что поблагодарил обоих за высказанные мнения и пожелал спокойной ночи. Более к этому разговору за все время пребывания в Тегеране он не возвращался.
На следующий день прибыли английский и американский руководители, и конференция началась. Председательствующий на первом заседании Рузвельт произнес прочувственную и, по большому счету, почти искреннюю речь, восхвалявшую союз трех великих держав, призванный спасти мир от нацистско–милитаристской чумы. Ясное дело, при таком положении на фронтах, без союза никак. Что тот, в общем–то, и подтвердил в своем обзоре военного положения США. Даже сгладив некоторые углы, ему пришлось признать, что положение на Тихоокеанском театре пока патовое. Американский флот потерял возможность оперировать в северной части океана, в то время как японский так и не смог полностью завоевать господство на театре. В связи с этим его возможности поддержать десант в Австралию ограничены, а количество сконцентрированных на этом континенте американских, австралийских и новозеландских дивизий делает вероятность высадки японцев маловероятной. При этом, как особенно подчеркнул американский президент, темп производства боевых кораблей в США уже впятеро (по тоннажу) превышает японский, и это неизбежно приведет к перелому в войне на море. Правда, рассчитывать на это ранее следующего года не стоит.
Затем слово взял английский премьер Черчилль. Он красочно описал, как доблестные английские войска, вместе с колониальными частями, противостоят японскому милитаризму на Дальнем Востоке. Несмотря на потерю Бирмы и почти всей территории Китая, шансов на успешное вторжение в Индию у Японии практически нет. У союзных войск там накоплено достаточно сил для оказания отпора врагу. На Ближнем Востоке же Британия намерена уже в самом ближайшем будущем форсировать Суэцкий канал и вытеснить, наконец, Роммеля из Египта.
Последним выступил Сталин. Он говорил негромким голосом, но в зале установилась такая тишина, что было отчетливо слышно каждое его слово. Советский руководитель кратко рассказал об успехах Красной Армии, и выразил надежду, что нацистская Германия будет повержена в течении года. При этом выразил сожаление, что обстановка на других фронтах не позволяет союзникам осуществить высадку в Европе, ускорив победу. Легкий шум пробежал по залу. Все поняли, что это означает: послевоенная судьба Европы будет решаться в Москве!
Андрей досидел до конца заседания, хотя дальше уже было не так интересно. Все же не каждый день удается увидеть трех руководителей ведущих стран мира. Учитывая, что Гитлера он уже видел, для полной коллекции осталось повстречать Муссолини и японского микадо. Впрочем, вполне можно обойтись и без этого — есть более важные занятия в жизни.
Поздно вечером его опять вызвал Сталин. На этот раз он был один.
- Завтра у меня встреча с Рузвельтом и Черчиллем с глазу на глаз. Будем торговаться насчет послевоенного устройства Европы, — сразу перешел тот к делу. Заметно было, насколько он устал за сегодняшний день. — После обеда англичанин с американцем о чем–то беседовали наедине в резиденции Рузвельта.
- И о чем же? — невинно осведомился Воронов.
Вождь посмотрел на него странным взглядом и Андрей счел необходимым сразу же объясниться:
- Я знаю, какое задание было у той группы, которую я сюда доставил. Нет–нет, никто не проболтался! — предупредил он следующий вопрос уже начавшего было хмурить брови Сталина. — Просто я узнал сына Берии — мы же встречались на вашей даче два года назад — и вспомнил его мемуары!
Хозяин кабинета только покачал головой и продолжил с предыдущей точки:
- Об этом они и говорили. Вернее, тоже торговались. Американцы хотят разрушить британскую империю, оторвать от нее колонии и превратить их в свои рынки сбыта. Черчилль, как ни странно, против, — Вождь усмехнулся в прокуренные усы. — Это нам на руку. Ты не изменил свое мнение по поводу послевоенного устройства с нашей последней беседы на эту тему?
- Нет.
- Ну и ладно! Тогда пошли отдыхать, завтра решающий день…
Андрей припомнил их беседы в последний месяц на тему послевоенного устройства. Воронов упирал на необходимость предотвратить послевоенную конфронтацию с бывшими союзниками, не допустить начала Холодной войны. Ключом к этому считал идею многополярного мира, где ни у одного блока не может быть решающего преимущества. Тогда, для решения мировых проблем, всем придется идти на компромиссы. Сталин, поначалу настроенный к этой идее крайне негативно, после некоторого обдумывания вдруг поменял позицию, и даже пошел дальше, чем предполагал Андрей. Он решил полностью отказаться от советизации даже части освобождаемых от фашистского владычества европейских стран в пользу создания полностью независимого Европейского союза. Конечно, многие партии там будут сильно зависимы от СССР, уж об этом позаботятся, но главное — не допустить туда США в виде всяких планов Маршалла. Только на паритетной основе! А в качестве платы за такую уступку Сталин собирался требовать отмены колониальной системы в соответствии с советским взглядом на проблему. Тут он и рассчитывал на поддержку Рузвельта, играя на противоречиях между США и Британией. Такова была, в общих чертах, позиция, с которой Сталин шел на завтрашнюю встречу.
