Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье
— Значит, вы и есть связной? — напрямую спросила Дайна.
Маркер отхлебнул большой глоток пива, вытер усы ладонью.
— Человек, который вам нужен, ждет вас у западной стены Муров, — сказал Петр, проигнорировав ее вопрос.
— Почему он не пришел сюда? — насторожилась Дайна.
— Это вы поймете сами. Сейчас мы с вами сделаем вот что. Сыграем еще одну партию, я у вас выиграю, вы расстроитесь и уйдете. Обойдете коллегиум, посмотрите, чтоб никого рядом не было, и не торопясь пойдете к западной стене. Там и встретитесь. Условная фраза будет та же. Допивайте ваш кофе, не торопитесь.
На этот раз он выиграл у нее шутя. Дайна поняла, что раньше Петр просто бессовестно поддавался, и это, как ни странно, по-настоящему ее разозлило.
— Ищите себе других партнеров, — сказала она довольно громко и пошла к выходу.
— Фройляйн Дайна! — крикнул ей из-за столика долговязый Хонер. Он на пару с каким-то краснорожим типом вел поединок с бутылкой шнапса. Судя по налитым кровью глазам Хонера, шнапс пока побеждал. Ни Коха, ни Клейнмихеля рядом не было видно. — Идите к нам!
— Не могу, извините, — Дайна проскочила мимо Хонера и краснорожего, положила на стойку Вилли десять марок и поспешила вверх по лестнице.
У западной стены Муров никого не было. Дайна постояла, оглядываясь, потом пожала плечами и пошла к реке.
Город как будто вымер. Над рекой вставала луна, было безветренно и тихо. Цокот каблучков Дайны отскакивал от мощных каменных стен коллегиума иезуитов, как мячик для пинг-понга.
От дерева, мимо которого она проходила, отделилась тонкая тень. Она двигалась бесшумно, но Дайна заметила движение и обернулась. К ней приближалась женщина в темном платке и длинной черной юбке. Разглядеть такую в сумерках было непросто.
— Синица из лесу прилетела, — произнесла женщина каким-то потухшим голосом.
Ее звали Алена, и она была женой кузнеца из села Пружаны, Антона Крюкова. Точнее, его вдовой.
Антон Крюков и еще один партизан из отряда старшего лейтенанта Титоренко погибли, отстреливаясь от полицаев, устроивших облаву на советских разведчиков. Кто выдал бойцов «Синицы», Алена не знала. Знала, что Теркина, вышедшего из дома за несколько минут до начала перестрелки, полицаи так и не поймали. А с Левкой история вышла непростая. Его действительно взяли в плен, повезли в соседнее село, где у немцев была оборудована пыточная. Допрашивал его сам оберлейтенант Мольтке, зверюга тот еще. После допросов у Мольтке мало кто сохранял рассудок.
Но потом за Гумилевым приехал на машине какой-то важный гестаповский чин и забрал его в Винницу.
— То есть это он им так сказал, что в Винницу, — путано объясняла Алена. — А на самом деле это был никакой не фриц, а советский майор. Полицая, который с ними был, он застрелил. А вашего у себя спрятал.
— Где это — у себя? — спросила Дайна.
— В лесу где-то. Он скрытный, майор-то этот. Даже Титоренко не знает, где его схроны.
— А ты об этом как узнала?
— Так он мне сам и сказал. Он же меня и в прачечную устроил на работу. Чтобы я из Пружан в Винницу и обратно ездила спокойно.
— То есть он тебя использовал, как связника?
— Ну, можно и так сказать. Пока был Бевз жив, они с майором через меня разговаривали. А теперь вот только дедушка Петро и остался.
Дайна окончательно запуталась в этих хитросплетениях, но ей сейчас было все равно. Главное — ребята все живы, и Левке удалось спастись из немецких застенков!
— А не знаешь, он очень… пострадал?
Спросила, и поняла, что задавать такой вопрос женщине, только что потерявшей мужа, довольно бестактно. Но Алена не обиделась — похоже, она вообще утратила способность эмоционально реагировать на происходящее. Просто пожала плечами.
— Да вроде бы не очень. Ходить, по крайности, может.
Дайна благодарно сжала ее руку. Рука у Алены была холодная и какая-то безжизненная. Да и вся она напоминала куклу — пустые, мертвые глаза на молодом красивом лице.
— Спасибо тебе, — прошептала Дайна. — А что еще ребята передавали?
— За Теркина и второго, Сашку, ничего не скажу. Только то, что Лев через майора передал. А передал он вот что: с партизанами связь установили, но как подобраться к Стрижавке, они не знают. А вот майор этот, вроде бы, что-то придумал. Он встретиться хочет с вашим старшим. Запомнишь, где и когда?
— Конечно, — выдохнула Дайна. Сердце у нее билось, как сумасшедшее.
— Слушай. У поворота дороги на Озерищи есть старый разрушенный дом. Бывшая усадьба пана Быховского. Вот в этом доме, в ночь со среды на четверг, майор будет вашего старшего ждать. С полуночи до четырех утра, потом уйдет. Все запомнила?
Дайна повторила все слово в слово. Алена кивнула.
— Хорошо. Я сейчас уйду. Больше нам с тобой пока видеться нельзя. Если что-то важное, передам через деда Петро. Ну, прощай.
Дайна не успела ответить — Алена повернулась и исчезла в густой чернильной тени старых деревьев. Она осталась одна — задыхающаяся от волнения, с выскакивающим из груди сердцем.
Конечно, нужно было сообщить Отто о спасении Гумилева и встрече в заброшенной усадьбе. Но Дайна и так нарушила все его инструкции, встретившись со связным. С другой стороны, до встречи, назначенной загадочным майором, оставалось еще два дня. Если Отто заедет за ней завтра, она спокойно все ему расскажет. А если он не заедет?
Несколько минут Дайна колебалась — может быть, все-таки зайти на квартиру к Отто? Но его, скорее всего, там нет — он же говорил, что собирается встречаться с Кохом. Оставить ему хотя бы записку? Нет, рискованно.
В работе разведчика главное — уметь ждать, говорил ей Отто. Тебе может казаться, что ты упускаешь драгоценное время, но проигрывают в нашей игре, как правило, те, кто не умеет выждать и затаиться.
Несколько минут она стояла, не зная, куда ей идти. Потом медленно пошла по направлению к мосту через Буг.
В большой черной машине, перегораживающей погруженный во тьму переулок, криминалькомиссар гестапо Карл Доннер спросил:
— Вы уверены, что опознали связника партизан?
— Конечно, господин полковник, — торопливо ответил Ефрем Жигулин. — Это Алена Крюкова, жена кузнеца. Я давно уж ее подозревал!
— Думаю, ее можно брать, — сказал сидевший за рулем помощник Доннера, молодой и нетерпеливый Ганс Шмидлинг. — Да и другую тоже, чего тянуть-то.
— А вторую женщину вы не опознали? — уточнил Доннер.
Жигулин сокрушенно покачал головой.
— Нет, первый раз в жизни вижу.
— Связника берем, — решил Доннер. — За второй женщиной пустить наблюдение. Вряд ли она главный агент русских в Виннице. Скорее всего, она тоже передаточное звено. Надо поглядеть, на кого она нас выведет.
— Так я пошел? — Шмидлинг уже наполовину вылез из машины.
— Действуйте.
Еще двое мужчин, сидевших на заднем сиденье рядом с Жигулиным, синхронно распахнули дверцы автомобиля и вышли в ночь.
— Вы хорошо поработали, — сказал Доннер. — Если операция пройдет успешно, получите деньги.
— Мне бы убраться отсюда поскорее, господин полковник, — жалобно проговорил Жигулин. — Это сейчас все думают, что меня убили, а если вдруг узнают, что я жив, мигом догадаются, что к чему…
Ефрем Жигулин с детства чувствовал себя несправедливо обиженным. Сверстники лупили его, потому что он был слабым и боялся дать сдачи. В школе учителя к нему придирались: ставили плохие оценки, несмотря на то, что он был умнее всех ребят в классе. Девушки на него не заглядывались — одутловатое лицо Ефрема украшали багровые вулканические прыщи. Единственной женщиной, которой было все равно, что у него там на лице, оказалась вдовушка из соседнего села — на десять лет старше Ефрема, известная всей округе как Фрося-оторви-да-брось. На ней Ефрем и женился — от безысходности. Обида на мир при этом только возросла — у всех были жены как жены, а у него — тридцатилетняя разбитная бабенка, не особенно к тому же и симпатичная.
Когда началась война, Ефрем ушел в партизанский отряд старшины Петренко — главным образом потому, что не мог уже выносить ежедневных скандалов с женой, голословно обвинявшей его в мужской несостоятельности. Ну, и еще, конечно, хотелось, чтобы его считали героем.
Но героем его по-прежнему никто не считал. В отряде он долгое время был на птичьих правах — Ефрем, подай то, Ефрем, принеси это. В первом же бою с немцами Ефрем обмочился от страха, и это незначительное происшествие долго служило товарищам по оружию темой для дурацких шуток. В конце концов, устав от постоянных насмешек и пренебрежительного отношения партизан, Ефрем решил переметнуться на сторону немцев.
К этому решению его подтолкнула гибель командира Петренко. Если уж такой опытный боец оказался слабоват против фрицев, то чего ждать от тупых крестьян, ничего не понимающих в воинском деле? Жигулин догадывался, что рано или поздно немцы всерьез примутся за партизан, и тогда его не спасет даже чудо. А умирать ему очень не хотелось — тем более умирать среди людей, которые никак не могли забыть ему мокрые подштанники.
