Ольга Денисова - Вечный колокол
Тут отец соврал снова: Млад пришел в себя еще на лошади, его рвало, перед глазами бешено кружилась земля, и невыносимо болела рука. От удара об землю он потерял сознание лишь на миг, а потом его рвало снова, он полз по полю к своим, потому что из-за высокой травы не видел отряда, выехавшего навстречу; полз совершенно не в ту сторону, плакал и подвывал от боли. И к отцу его принесли в твердой памяти, только совсем измученного и сломленного: он цеплялся за рубаху отца левой рукой, трясся и прижимался к нему лицом, потому что никогда с такой силой не ощущал важности родства и никогда настолько не нуждался в отцовской любви и защите. У него не осталось мужества даже на то, чтобы винить себя в провале.
- А почему они его отпустили, раз он успел все сосчитать, высмотреть и подслушать разговоры? - спросил Ширяй.
- Они же не знали, что он все сосчитал, - немедленно парировал отец.
- А могли бы догадаться… - протянул Ширяй презрительно. - Я же говорю - татары еще и дураки при всем при этом.
- При чем это «при всем»? - спросил Млад недовольно.
- А при всем, - ответил Ширяй.
- Недооценка врага - серьезная и дорогая ошибка, - пожал плечами Млад.
- А переоценка - напрасная трата сил, времени и чужих жизней, - не сдался Ширяй.
- Я думаю, тебе чужими жизнями распоряжаться не доверят, - кивнула Ширяю Дана, - и я этому очень рада.
- А ты меня вообще ни во что не ставишь, - проворчал в ответ Ширяй.
- Не груби, - Млад легонько стукнул ладонью по столу, - не со мной разговариваешь!
- Я не грублю, я высказываю свое мнение. На это я хотя бы имею право?
- Чтоб тебя во что-то ставили, надо из себя что-то представлять. А ты пока ничем, кроме наглости, не выделяешься, - с полуулыбкой сказала Дана.
- И кто кому грубит? - Ширяй повернулся к Младу. - И я что, должен молчать?
- Дана, оставь его, - Млад накрыл ее руку своей. - Он выделяется, выделяется. Он умный, только пока молодой, а это со временем пройдет.
- Насколько я поняла, он собирается геройски погибнуть на войне, так что это не тот случай, когда молодость пройдет с годами.
- Да ни на какой войне он не погибнет, - Млад махнул рукой и посмотрел на Добробоя, как наиболее здравомыслящего в этой паре, - потому что когда они через месяц-другой, голодные и оборванные, догонят ополчение, война уже давно закончится. Их задача - не замерзнуть в дороге, потому что ночевать зимой в поле они не умеют. Деньги у них кончатся еще в Новгороде или, в лучшем случае, в Волочке, если они доберутся до Волочка живыми, ведь на Мсте им ни одного городка не встретится.
- Почему это через два месяца? - Ширяй мотнул головой. - Мы за две недели доберемся, мы же налегке пойдем.
- Слишком много времени потратите на сдирание коры с деревьев, - улыбнулся Млад.
- Какой коры? - переспросил Добробой.
- Ну, вы же налегке пойдете. Охотники из вас никакие, а жрать что-то надо.
- Добробой, ты слышал? - Ширяй поднялся. - Мы еще и никакие охотники! Эх, Млад Мстиславич, не ожидал я от тебя!
Он вдруг вышел в спальню, хлопнув дверью, - такого проявления обид Млад за ним не замечал. Но отец подмигнул ему, и через минуту Ширяй показался на пороге, разворачивая пятнистую шкуру в руках.
- Вот, смотри! Никакие охотники, конечно! Мы хотели тебе к выздоровлению отдать, перед тем как вместе подниматься.
- Да вы никак рысь взяли? - Млад от удивления захлопал глазами, хотя и сам подумывал о том, где найдет шкуру взамен обгоревшей.
- Взяли! Сами, между прочим, выследили, - Ширяй презрительно скривился.
- Нам Мстислав Всеволодович только обработать ее помог, - подтвердил Добробой.
- Спасибо, ребята, - Млад едва не растрогался. - Беру назад свои слова об охотниках.
Он отправил отца домой, к маме, за три дня до суда, убедив его в своем полном выздоровлении. Дана из-за суда нисколько не переживала и старалась уверить Млада в том, что все это сделано нарочно, ему не в чем себя винить и не в чем сознаваться. То, что его признают виновным, не вызывало у нее сомнений, и, с ее точки зрения, не стоило расстраиваться. Млад смотрел на это немного по-другому. Профессором-убийцей, конечно, никто бы его не назвал, но учитель, который не уберег ученика, - плохой учитель. Он и сам знал, что виноват, он и сам нескоро решился бы взять кого-то в обучение. Даже за год до пересотворения. Но одно дело - сам, а другое - чужие, недобрые люди, которые будут ковыряться в незажившей ране, бередить его боль, его совесть. Выставлять подлецом и самонадеянным невеждой…
Млад знал, что через два дня после суда докладчиков пойдет на княжий суд: сам князь, не дождавшись его иска, обвинил Сову Осмолова в оговоре. И Дана не сомневалась: князь признает Осмолова виновным. И вира его покроет виру за смерть Миши. Но это не имело ровно никакого значения. Ему казалось, что вира - надругательство над Мишиной матерью, над жизнью и смертью мальчика. Словно кто-то пытался подороже перепродать его смерть.
Накануне суда, вечером, Млад сам отправился к Дане: шаманятам незачем было слушать их разговор. На дворе разыгралась метель, небо обложили низкие снежные тучи, и стемнело быстрей обычного. Вторуша еще не ушла в Сычёвку - скребла горшки.
- Ой, Млад Мстиславич, здравствуй! - заулыбалась она, стоило Младу войти в дверь. - Ты никак поправился наконец? Мы с Даной Глебовной так переживали!
- А где Дана Глебовна? - Млад снял треух и повесил на гвоздь, стряхнув с лисьего меха крупные намокшие снежинки.
- Да сегодня приехал Родомил Малыч, он теперь не каждый день здесь бывает, так она к нему пошла.
Младу почему-то показалось это неприятным: Родомил прожил в университете чуть больше полугода, и за это время Дана с ним очень сдружилась. Теперь же он снова вернулся в Городище, стал главным дознавателем княжьего суда, но в университете бывать не перестал. Он был человеком молчаливым и нелюдимым, Млад только несколько раз встречал его в университете и никогда - вместе с Даной. Так получалось, что она не звала к себе Млада, если к ней заходил Родомил.
Млад уже хотел забрать треух и пойти домой, но Вторуша не позволила, пообещав пирогов к чаю.
- Да Дана Глебовна сейчас придет! - она чуть ли не загородила Младу дверь. - Ты подожди, а то она меня ругать будет, что я тебя не оставила.
Млад пожал плечами и согласился. Нехорошо выйдет, если он вернется домой и Дане придется идти к нему по такой погоде и в темноте. А наливая чай и слушая вой ветра за окном, подумал о том, что надо бы ее встретить. Но не топтаться же под окнами Родомила в ожидании, когда они наговорятся?
Однако ждать действительно долго не пришлось: Млад не успел отхлебнуть чаю из кружки, как на крыльце раздались голоса, и в дом, впуская ветер и снег, вошла Дана, а за ней, пригибаясь под притолоку и придерживая Дану под руку, - Родомил. Млад поднялся им навстречу и хотел помочь Дане снять шубу, но главный дознаватель его опередил. И Младу показалось, что тот посмотрел на него как-то слишком пристально, слишком недовольно и свысока.
- Заходи, раздевайся, - кивнула Дана Родомилу, но тот покачал головой, продолжая смотреть на Млада. Млад же так и остался стоять возле стола и не знал, куда девать руки.
- Я пойду, пожалуй, - изрек наконец главный дознаватель и кашлянул в кулак.
- Как хочешь, конечно, - Дана повела плечом. - А могли бы попить чаю.
Рядом с Родомилом она выглядела особенно хрупкой и особенно красивой: его грубое лицо и большое нескладное тело оттеняли ее изящество, женственность и тонкость черт. И белый платок так небрежно упал ей на плечи… Младу никогда не приходило в голову ревновать ее: оказалось, что это больно.
Он растерянно ее поцеловал, когда Родомил закрыл за собой дверь.
- Что с тобой, чудушко? - спросила она, погладив его по голове. - Ты плохо себя чувствуешь?
- Нет, - Млад пожал плечами.
- Я очень рада, что ты пришел, - Дана косо посмотрела на Вторушу.
- Я хотел поговорить…
Они долго пили чай, в ожидании когда Вторуша закончит возиться с горшками и затопит печь. Та же, словно нарочно, не спешила. В конце концов Дана прогнала ее, сказав, что печь затопит сама. Младу пришлось уверять Дану в том, что он совершенно здоров и у него ничего не болит, чтобы она позволила ему принести дров.
И только когда еловые поленья затрещали в печке, щелкая смоляными каплями, Млад, отряхнув руки, решился сказать:
- Я не хочу никакого разбирательства завтра. Я просто признаюсь, что виноват. Надеюсь, этого будет достаточно, чтоб покончить с этим делом.
- Как это ты признаешься? Младик, ты с ума сошел? - она посмотрела на него из-за стола снизу вверх. - В чем это ты признаешься?
- Я не хочу, чтоб чужие люди перетирали это дело.
- Знаешь что, дорогой мой! - Дана сжала губы. - Даже думать забудь об этом. Если ты сам объявишь себя виноватым, Родомил не сможет оспорить решение суда новгородских докладчиков в суде князя.
- Мне совершенно все равно, - Млад сел с ней рядом и опустил голову.
