Владимир Мельник - Законы войны
— Выходил из окружения, раненную девчонку на себе пер, а потом на меня какие-то мудаки напали и прикладом по башке, а дальше не помню.
— Понятно. Только особисты тебе не поверят. Мародерство пришьют, как пить дать. Девчонка хоть живая?
— Типун тебе на язык. Та живая. Кстати, меня зовут Володей.
— Можешь меня Михалычем называть.
— Слушай, Михалыч, а воды здесь раздобыть можно?
— Можно, если у тебя есть деньги. За деньги здесь все можно. А если нет бабулесов, то можно подохнуть от голодухи. Можно заработать деньги услугами.
— Слушай, прямо как на зоне.
— А что? Уже приходилось что ли? А здесь и есть зона.
— Да нет, Бог миловал пока.
— Михалыч, а тебя-то за что загребли? Ты вроде гражданский.
— Да мародерку шьют. А взял-то всего пару консерв у убитого. Жрать-то хочется.
— Ясно.
Тут зашел боец с автоматом и крикнул мою фамилию. Неторопясь встал, подошел к нему и он, защелкнув на моих запястьях наручники, вывел из камеры. Конвоир вел меня по небольшому пустырю, огороженному колючкой, к какому-то вагончику. Меня завели в прокуренную комнату, где сидел мужик с сединой на висках в камуфляже с погонами майора. Позади вагончика тарахтел дизельный генератор, который давал электричество вагончику. Майор указал мне на стул на другом конце стола, я сел.
— Ну, что, молодой человек? Сразу сознаетесь или будете мурку водить? — спросил он беззлобно, что-то написав на чистом листе серой бумаги.
— В чем я должен сознаваться? — сразу напрягся я.
— Да ладно расслабься это я так, прикалываюсь. Закуривай.
— Да нет, спасибо, бросил. — отказался я, хоть и хотелось курить. Первый принцип: никогда на допросе не бери у следователя сигарету, конфетки или еще чего-нибудь, потому что ты невольно попадаешь в психологическую зависимость от него. Надо брать разговор в свои руки.
— Молодец. Ну, давай, фамилия, имя, отчество, дата и место рождения.
— Свешников Владимир Анатольевич, 23 июня 1983 года, в городе Симферополь.
— Хорошо, чем ты можешь подтвердить свою личность? Или кто может подтвердить твою личность?
— Так у меня же документы на руках были.
— У тебя их было аж два комплекта.
— Так это на погибших товарищей, для сдачи в штаб, чтобы не считали их пропавшими без вести. Плюс еще санитарка Таня, которую я тащил может подтвердить. И вообще, на документах все-таки фотографии есть.
— Ну ладно, а где и кем служишь? Воинское звание?
— Служу командиром 3-го взвода 2-й роты 2-го батальона 3-й бригады морской пехоты Черноморского флота. Звание — младший лейтенант.
— Почему оказался за линией фронта?
— Во время артналета меня контузило, потерял сознание. — сказал я и рассказал ему все до мельчайших подробностей о своих приключениях. Следователь внимательно меня слушал и что-то писал на том же листе бумаги. Иногда задавал вопросы общего плана.
— Вот, что, Володя, я склонен тебе верить, но до конца проверки информации, которую ты мне рассказал, ты должен будешь находиться здесь. Ты мне нравишься, и поэтому я тебе организую одиночку, чтобы ты мог нормально отдохнуть.
— Я на положении заключенного?
— Пока да.
— А сколько займет проверка?
— Недели две.
— Ну, что ж, я подожду.
— А у тебя есть выбор?
— Это точно. А письма домой написать можно, чтобы сообщить своим, что живой?
— Извини, Володя, это исключено.
— Ну, а книжку какую-нибудь почитать?
— Тоже запрещено. В общем, сиди и отдыхай. Кормить тебя будут нормально. Дадут матрац и одеяло с подушкой. Будешь жить как кум королю.
— Спасибо, товарищ майор, а чем вызвано такое благожелательство?
— Воспринимай это как мою добрую волю к тебе. Кстати, а что ты вообще умеешь?
— В каком плане?
— Ну, владеешь ли языками и тому подобное.
— В совершенстве знаю украинский язык литературный и три диалекта.
— Хм, а какие диалекты?
— Южноукраинский, закарпатский и который распространен в Винницкой, Ивано-Франковской и Ровенской областях.
— А ты что, жил там?
— Да нет. Просто служил с ребятами из тех мест, а языки мне всегда легко давались.
— Это хорошо, а какие еще знаешь языки?
— Английский в объеме, который хватает для общения. Во всяком случае, в стиле: «Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан» объясниться смогу.
— Really? Ok, tell me please, how can I take in Sevastopol from fifth kilometer to the Kamyshovaya-bay? (Неужели? Хорошо. Расскажи мне пожалуйста, как в Севастополе мне добраться с 5-го километра в Камышовую бухту?)
— You need take fourteenth taxi to the end. And you can take twelfth taxi to the stop of Lazarev square and there take tenth taxi to the end. I want to warning you, my English is not very good, because I had not any practice during last five years. (Вам необходимо сесть на 14-й маршрутку до конечной остановки. А также можно сесть на 12-й топик до остановки «площадь Лазарева», а там сесть на 10-й до конечной остановки. Хочу предупредить: мой английский язык не очень, так как я не практиковался уже лет пять.)
— I see. (Понятно). Хорошо, это очень хорошо.
— А что ж хорошего — пять лет не практиковался.
— Хорошо, что есть навыки.
— Это вы к чему?
— Да так, мысли вслух.
— Понятно.
— Кстати, ты полковника Мамчура знаешь?
— Да, конечно.
— А откуда?
— Мы с ним вместе в военкомате служили, точнее был под его началом некоторое время.
— То есть ты с ним можешь общаться и не в официальной обстановке.
— Ну да.
— Хорошо, я понял.
— А что случилось?
— Да так ничего особенного, не обращай внимания.
— Как скажете. А как там Таня?
— Какая Таня?
— Ну, та раненая санитарка, которую я на себе из окружения вынес.
— А что, у тебя с ней «любовь-морковь»? — двусмысленно осклабился майор.
— Нет, мне же нужно знать как там человек, который может подтвердить мои слова и личность. Да и что, зря ее что ли пер на себе?
— Не волнуйся, она уже в госпитале. Показания с нее взяли, поэтому я с тобой так мирно разговариваю.
— Ну, слава Богу. — перекрестился я.
— Ну ладно, до встречи. — сказал он и нажал кнопку звонка.
В комнату зашел солдат с наручниками и автоматом за спиной. Завел мои руки за спину и щелкнул браслетами наручников. Первым вывели меня, а потом вышел майор. Отвели сначала в общую землянку. Через полчаса меня опять крикнули на выход с вещами. Отконвоировали на другой конец лагеря и заперли в «одиночной камере». Это был кунг, который был раньше, по-видимому, штабной машиной. Внутри уже на привинченной к полу панцирной кровати лежал матрац, и одеяло с подушкой. Я повалился на нее и забылся мертвецким сном.
Проснулся от стука ключей в замочной скважине, открылось окошечко в двери и на небольшом подоконнике окошечка появилась алюминиевая миска с дымящейся кашей, кружка с чаем поверх которой лежали два куска черного и один кусок белого хлеба, а также пайка масла. Давно так сытно и вкусно не ел. Каша оказалась с тушенкой, а чай — был сладким и масло на хлеб намазывалось. После того, как одним махом проглотил то, что принесли, растянулся на кровати и потянулся. Жизнь показалась не такой уж и плохой. Недаром в шутку всем говорил, что у меня самая легковозбудимая эрогенная зона — это желудок. Ну да, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Чтобы не задеть мозги и легкие. Это прописная истина. Интересно, почему ко мне так хорошо отнеслись? Это не спроста. Что-то во всем этом напрягает. Особист, который идет тебе навстречу это обычно к плохому. Бойся данайцев дары приносящих. А точнее бойся особистов дары приносящих. Скорее всего хотят вербануть и сделать «барабаном», то есть стукачом. Наверное, сейчас сделают запрос в бригаду и потом передадут в «теплые объятия» особого отдела курирующего нашу бригаду. А те тоже начнут рассказывать лекции «О влиянии бурана на яйца барана в степях Казахстана». Короче, не меньше месяца. А то и больше придется «на нарах чалиться», как говорят на зоне. Кстати, нужно себя чем-нибудь занять иначе от скуки с ума сойти недолго. Но скучать не давали: на следующий день заставили собственноручно написать свои злоключения в окружении. И так через день в течении недели. Все остальное время проводил в размышлениях о смысле жизни. Кстати, наверное, меня можно обвинить в плагиате, но дошел до такой мысли: «Жизнь — это неизлечимая болезнь с летальным исходом, передающаяся половым путем». Недаром же говорят, что на военной службе и в браке либо становишься алкоголиком, либо философом. Теперь у меня, было достаточно времени, чтобы философствовать.
Через полторы недели в мою «камеру» пришел солдат с наручниками и повел в тот самый вагончик, где обычно допрашивали. Там опять ждал майор Кустов — следователь, который вел мое дело.
— Ну, что, Володя, у меня хорошие новости: пришли ответы на наши запросы. Мы сейчас тебя отправим под конвоем в Управление военной контрразведки штаба СОРа. А уж они там тебя освободят и отправят в часть. Судя по запросам, ты чист. Есть пожелания, жалобы или еще что-нибудь?
