Василий Панфилов - Русский кайзер. «Иду на вы!»
— Готлиб! — Кликнул Рюген старого камердинера, — пиши: пусть все водоёмы проверяют врачи — и только потом пить, причём воду кипятить. Далее…
Для стимуляции беспорядков Владимир приказал время от времени проводить залп по Стамбулу. Три-четыре десятка ракет раз в час погоды не сделают и вряд ли в городе возникнут значимые пожары, но панику могут навести и толпа желающих перебраться на тот берег станет намного, намного больше…
«Исход» продолжался почти три дня и время от времени между желающими уйти и преграждающими им путь вспыхивали мелки и крупные стычки. Стычки были и у турецкого флота с английской эскадрой — британцы хотели было преградить путь беглецам и начали топить всевозможные скорлупки.
Пусть это приказ и отдал сам Солнцеликий, но выполнять его турки не спешили. А вот англичанам было нужно задержать на европейском берегу как можно больше народа: как доносила разведка, они намеревались использовать беглецов как живой щит против венедской артиллерии.
Что характерно, после удаления из города части беглецов — в основном гражданских, аскеры сильно успокоились и такой паники, как было ещё несколько дней назад, уже не было. Видимо, вопли паникёров действовали на турецких воинов угнетающе и как только ушли наиболее активные «пацифисты», остальные частично воспряли духом, ну а частично просто привычно повиновались приказам командиров, которые казались им страшнее славян. Во всяком случае — пока что…
За три дня на азиатский берег переправилось великое множество народа: благо, здесь и расстояние было очень невелико — в самом широком месте меньше двух миль, а в самом узком около трети. Моряки и рыбаки озолотились… Те, кто не лишился головы. Если бы не желание отдельных турок спасти не только семью, но и всё имущество — вплоть до коз, переправиться могли бы, наверное, все — если бы пожелали.
Не пожелали… Как только большая часть гражданских перебралась на азиатский берег, среди защитников города началось нехорошее шевеление.
— Сир, я не знаю, что им дали, но это сейчас не люди, — докладывал молоденький пластун, ухитрившийся побывать в городе, — дервиши завывают, дают им «священные снадобья»… Что? Нет, так близко не видел, вроде жидкость какая-то. Потом те, кто употребил… ЭТО, присоединяются к коллективному танцу, во время которого они выкрикивают несколько куплетов про то, как они убивают неверных. Однообразные танцы и однообразные куплеты[116]…
— Давно? — Резко перебил его император.
— Да с полчаса, — растерялся пластун.
— Строй войска, — коротко бросил Рюген Блюхеру, — скоро атака будет. А ты продолжай. — приказ он разведчику.
— Ну… танцуют, поют несколько куплетов — повторяют их постоянно. И… нехорошо там… не знаю, как сказать, но дьявольщиной попахивает.
Пластун даже перекрестился в порыве чувств, а Грифич кивнул задумчиво, отпуская его «на растерзание» штабным для более подробного доклада.
«Нехорошесть» эту он и сам не раз замечал — и не только у мусульман, с религией это вряд ли связано. А вот с наркотиками — запросто. А ещё наблюдалось такое в некоторых протестантских сектах, ныне запрещённых в Венедии, Унии и Империи.
Меньше чем через час из Стамбула начала валить озверевшая толпа. Наспех выстроившись в боевой порядок, они с яростным рёвом бросились в атаку, начав бежать буквально от стен города, хотя расстояние до венедского лагеря было больше полутора вёрст.
Забахали пушки, посылая ядра в осман, но… никакого эффекта! Толпа стала единым организмом, этаким муравейником, когда гибель одного муравья — ничто. Наступали враги на удивление быстро, выкрикивая на ходу что-то религиозное, причём самое страшное — одновременно…
Внешне невозмутимый Грифич пришёл в ужас — он прекрасно понимал, что ТАКОЕ войско в рукопашной будет представлять необыкновенную опасность.
— Ракеты, — отдал он короткий приказ и ракетчики быстро сделали поправки и дали залп. Не слишком точный, но всё равно — около половины ракет попало в наступающих врагов или перелетела через стены Стамбула — а там, можно было не сомневаться, толпа была и за ними…
Не помогло! Османы гибли, но продолжали бежать вперёд, приближаясь с каждой минутой. А между тем, им противостояла далеко не вся армия императора — часть войска он вынужден был отправить в сторону порта, поторопить беглецов… Так что против турок стояло сейчас около пятидесяти пяти тысяч человек, в основном венеды.
К счастью, предусмотрительность сделала своё дело и укрепления затормозили толпу. Рвы, валы, простенькие канавки… Все они собирали свою дань под пушечным обстрелом. Спасало и то, что ворота в городских стенах были очень узкими, а накормленные наркотиками турки стремились сразу же кинуться в бой, не пытаясь вывести предварительно всё войско, а не только его часть.
Артиллеристы работали мастерки, делая залп за залпом и всё пространство между венедским лагерем и крепостными стенами были густо усеяно телами. Чем ближе к лагерю, тем больше тел и местами они составили своеобразные валы до двух метров высотой. А ведь с начала безумной атаки[117] прошло меньше пятнадцати минут… Позиции заволокло едким пороховым дымом, несмотря на ровный ветерок из-за близости моря, но нельзя сказать, чтобы он сильно мешал. Видимость — да, ухудшил, а в остальном… Рюген давным-давно взял «на вооружение» своим артиллеристам тряпочные повязки на лица и некое подобие водолазных очков — чтобы глаза не слезились. Не сказать, что изобретения сильно помогали… но помогали.
Стрельба шла бешеная и Померанский прекрасно понимал, что если бы не Покора с Бонапартом, дело уже дошло бы до рукопашной… Осложнялась ситуация тем, что со стен Стамбула пускали ракеты по венедскому лагерю. И пусть это были примитивные индийские версии, пусть три четверти из них попадали по самим туркам… Но и оставшихся хватало. Войска императора для отражения атаки вынуждены были встать достаточно плотно — для штыковой иначе никак. Так что даже эти убогие поделки собирали кровавую дань со славян.
— Сир, не удержим, — подошёл озабоченный Блюхер, — трупы перед пушками мешают нормально стрелять, сейчас с минуты на минуту рукопашная пойдёт. Тебе надо отойти, Сир.
— Сейчас? — Сухо усмехнулся император, которым начало овладевать боевое безумие, вроде бы давно уже забытое…, — нет… Передай всем — атака!
Зазвучали боевые трубы и флейты, застучали барабанщики и… армия начала движение вперёд. Как это принято в восемнадцатом веке — командиры впереди. И пусть Устав, написанный попаданцем, разрешал это только в крайнем случае… Но сейчас он настал.
Против них не привычная турецкая армия, воины которой могут похвастаться (даже сейчас!) очень неплохой индивидуальной подготовкой и отвратительной командной, готовые бежать, как только представится возможность… Нет, против венедов, шведов, легионеров и союзников стояли безумцы, мало что соображающие под воздействием наркотиков. Убивать — вот единственная мысль этих зверей… Да нет, звери разумней, чем наркоманы под наркотой… Безумцы, готовые убивать — и не замечать ран, драться с распоротыми животами и отрубленными конечностями… Сталкивались.
Залп из ружей — и передовые ряды осман упали. Задние тут же пробежали по их телам… Залп — и падают они. В штыки!
— Слава! — Бешено кричит император и войска отзываются:
— Слава!
Страшный штыковой удар снёс очередную волну безумцев, но потери были и у имперской армии — турки даже со штыком в животе стремились проткнуть обидчиков.
Владимир дрался в первых рядах, чувствуя уже забытое упоение боем. В левой — кавказская шашка — лучшее оружие для скоростной рубки. В правой — тяжёлая корабела, утяжелённая ближе к концу клинка. Рюген шёл, как настоящая машина смерти и со стороны казалось, что у него не две руки, а как минимум шесть. С возрастом он не потерял формы… пока не потерял… зато приобрёл колоссальный опыт. Время от времени император прорывался на десяток метров вглубь вражеских рядов, но слишком далеко не шёл, поджидая остальных.
За ним шли верные «Волки», буквально «прогрызая» дорогу гренадёрам, за которыми шла уже пехота. Получился своеобразный «клин» или остриё копья. Оно было не одиноким — вперёд пошёл Покора и Николичь, Бонапарт и Головины во главе Легионов, Ярослав…
Зря — потом Грифич будет ругать себя и своё окружение за чудовищный риск. Риск неоправданный — в бою погибнет Александр Головин, двоюродный брат погибшей Натальи. Фёдор Головин потеряет левую руку и приобретёт вечную ухмылку из-за рубца, пересекающего рот. Бонапарт получил тяжёлое ранение копьём в живот и выжил только чудом. Тяжёлое ранение в бедро получил Ярослав, после чего почти месяц передвигался исключительно на носилках, а позже — хромал до конца жизни. Да и остальные… Покора, Блюхер, Готлиб, Тимоня, сам император… Целых не осталось, ранения получили все.
