Андрей Посняков - Молния Баязида
Иван напарился так, что едва вылез, прыгнул в реку, вынырнул, поплыл обратно – холодно, хорошо! Солнце только что зашло и последние лучи его золотили вершины берез. Смеркалось.
Раничев вбежал в баньку… и захлопал глазами, увидев сидящую на полке девушку, Марфену.
– Ты как здесь?
– А так… Попарить?
– Давай…
– Ложись тогда…
Напарились. Раничев уже не выскакивал в реку – обливался холодной водой в бане, заодно облил и девчонку. Та засмеялась, вытирая голову рушником, кивнула на кувшин:
– Тут квас. Испей-ка!
Иван посмотрел на крепкое девичье тело с тонкой талией и большой налитой грудью, не выдержав, обнял, притянул ближе. Марфена точно того и ждала – обхватив за плечи, поцеловала в губы, застонала… оба повалились на лавку…
– Хорошо! – встав, Раничев попил квасу и протянул кувшин девушке: – Хочешь?
Марфена кивнула, напилась, провела себя руками по бедрам:
– Я красивая?
– Очень, – не покривил душой Иван.
– А ты бы… – девушка замялась. – Ты бы взял меня к себе служанкою?
Опа! Раничев чуть не поперхнулся квасом. На тебе! Служанкой… Хорошо, не женою. Впрочем, не могла она на то и надеяться, век-то на дворе какой? Она – бывшая холопка, он – почти боярин. Служанкой – куда ни шло, женой – не поймут люди, да и не обвенчает никто, исключая разве что какого-нибудь расстригу-попа.
– Вот что, Марфена, – справился с собою Иван. – Ты как дальше жить думаешь?
– Я-то? – девушка улыбнулась. – А здесь! Больше-то куда мне податься? Народ тут хороший, приветливый, девчонки меня привечают – да и дел полно кругом, уж лишним ртом не буду… А ты чего делать собрался? Слыхала, усадьбу в Угрюмове восстанавливать?
– Ну да, – тихо отозвался Раничев и, что-то вспомнив, спросил:
– Армат Кучюн обычно какой полон приводил? Ну, какой масти – беленьких, там, или смуглявых?
Девушка вздрогнула:
– А разных. Когда светлых, а когда и смуглявых. Обычно – по нескольку пар, тех и других. А чего ты вдруг про него спрашиваешь?
– Понять кое-что хочу, – улыбнулся Иван. – Ну что, пойдем еще париться? – он шлепнул девчонку по ягодицам.
– Пойдем! – смеясь, согласилась та.
Поддали пару…
Вот и пошли дожди, заморосили нудно, занавесило сизыми тучами небо, и мокрые деревья уныло покачивали ветвями в такт завыванию ветра. Несмотря на непогодь, Лукьян уже вторую неделю не покладая рук занимался с парнями, стремясь привить им хотя бы начатки воинской дисциплины. Раничев и сам иногда присоединялся к ним, бегал в охотку, сражался, восстанавливая утраченные было навыки. В общем-то, дожди никого уже не пугали: урожай убран, последние снопы подсушили в овинах, намолотили зерна, заложили в погреба овощи – репу, морковку, свеклу, часть капусты заквасили, часть засолили, вообще, соль берегли – ее мало было, да и дорого, не всякий укупит. Длинными вечерами девки тянули пряжу, рассказывая всякие небылицы, да заводили длинные протяжные песни. К Марфене быстро привыкли, да и она прижилась, ходила вместе со всеми в лес, на реку, в поле – собирать оставшиеся колоски. Частенько заглядывались на нее отроки, да Марфена на них фыркала, прогоняла – все посматривала на Раничева, понимая, что, конечно, не пара она ему, не пара. Да и Лукьян как-то проговорился о боярышне Евдокии, вот и приутихла девка, в баню уж больше к Ивану не пробиралась, нет-нет – да и к ребятам присматриваться начала. Вот, к примеру, Михряй – старосты Никодима сынок – хоть куда парень! Кудрявая голова, косая сажень в плечах – силен да ухватист. Тот же Лукьян – этот, правда, себе на уме, городской, Марфена его, честно сказать, побаивалась даже, то ли дело местные, свои, деревенские. У Михряя, правда, в Чернохватове была зазноба – ясноглазая дева с длинной толстой косою, ну да и кроме старостина сынка вокруг парней хватало. Видя такое дело, Раничев не стал смущать девку, чего, в общем-то, и раньше не делал. А так и совсем вечера коротал в одиночестве, все размышлял, думал. Проблем хватало. Хотел спокойной жизни – пересидеть до весны – ага, нашел спокойствие, как же! С одной стороны – алчные чернецы, с другой – враги-интриганы, с третьей – пропавшие отроки с девами. И все проблемы нужно было решать, попробуй-ка, посиди сложа руки – уж вражины-то не сидели. Не раз и не два замечал уж Иван, как кружили близ деревень незнаемые воинские люди – оружные, в кольчугах да пластинчатых латах. А совсем недавно приметили у рядка какого-то кособородого мужика – не Никитка-ли Хват, верный холоп Аксена? Чувствовал Раничев – не зря они все тут крутились, и оружные, и мужик этот. Ну, с рядком дела пока – тьфу-тьфу-тьфу – шли хорошо, и впрямь, оказался прибыльный бизнес. Даже сейчас, поздней осенью, пока не замерзла река, возвращались с южных сторон торговые струги – из Таны, со стороны ордынской, а кое-кто из самой Кафы плыл. По совету Ивана Захар с Хевронием быстро переориентировали торговлишку с, так сказать, ширпотреба на продуктово-кожевенный лад. Ну, какой купец, возвращаясь домой, откажется прихватить по дороге выделанные кожи по низкой цене, или парное мясо, или те же орехи с медом? Вот и процветала торговля – не великий барыш, зато верный, да и не отходя от дома. Сбили у реки, у брода, рядки из крепких досок под крышею – окромя товаров, там и перекусить можно было горячими пирогами с капустой да зайчатиной, бражки ягодной выпить. Вообще же, к следующему лету можно было бы корчму открыть – попробовать, как делишки пойдут. Пока шли неплохо – каждый день звенела монета. Вот и сейчас, несмотря на дождь, знал Иван – сидят на рядке верные людишки – Кузема со товарищи – по малолетству к забавам воинским покуда негодные. Ну, торговать – тут ведь силы не надо, ум только. Тем более, все меньше и меньше становилось на реке купеческих стругов, иной день – и вообще ни одного. Все же ребята за рядком приглядывали. Раничев даже написал на пергаменте специальный список – «прайс-лист» – мало ли, чего еще захочется покупателям: подковы там, хомуты, гвозди – ежели что, из деревни-то притащить недолго. Вот и сейчас бежит вроде пацан. Взволнованный какой-то, ишь, пот так и сыплет градом. Раничев подошел к волоковому оконцу, прислушался. Пробежав по крыльцу, отрок замолотил в дверь:
– Беда, беда, господине!
– Что такое? – отворил дверь Раничев.
– Чернецы рядки громят, товар портят!
– Что?! Ах они твари…
Иван быстро набросил на плечи травянисто-зеленый кафтан, поверх него – опашень с золочеными пуговицами, к поясу – сабельку в малиновых ножнах, на голову – отороченную бобровым мехом шапку. Вышел на крыльцо, свистнул:
– Коня седлайте!
Вывели из конюшни коня под узорчатым чепраком, Раничев взгромоздился в седло с крылечка, обернувшись, махнул рукой подошедшему Лукьяну:
– Веди своих, парень. Ужо, чернецов проучим.
Юноша кивнул, обернулся к парням, крикнул. Те похватали рогатины, построились ровно – любо-дорого посмотреть.
– Никого до смерти не убивать, – строго предупредил Иван. – Не хватало нам еще и из-за этого с монастырем ссориться.
– А в реку покидать можно? – ухмыльнувшись, тряхнул кудрями Михряй.
– В реку? – Раничев улыбнулся. – Можно. Ну, Лукьяне, показывай, чему твои орлы научились.
Юноша улыбнулся:
– Ну что, ребята, покажем?
– Покажем, господине десятник!
– Ну, тогда бегите, пока весь рядок не разворовали, – смеясь, приказал Иван. – А я потихоньку за вами.
Повернувшись, полтора десятка парней, поудобней перехватив короткие рогатины, ускоряя шаг, направились вслед за своим командиром. Ступали след в след, словно волки, вошли в рощицу – ни одна веточка не дернулась, не шевельнулась. Молодец, Лукьяне!
Раничев тронул поводья и поскакал на небольшой холм у излучины, откуда хорошо просматривался рядок. Доехал, спешился, привязал коня к рябине, посмотрел вперед. Ага – вот и рядок! Часть досок уже оторвана, товар опрокинут, затоптан… Чего они там суетятся-то? А, кажется, поджечь хотят. Ну-ну, по такой-то погоде. Иван поежился – вроде бы и не было уже дождя, не капало, однако зависла в воздухе мелкая холодная морось.
Разгромив рядок, чернецы, подобрав рясы, деловито пинали Кузему. Тот съежился и уже не кричал, закрывая руками разбитое в кровь лицо.
– На тебе, на! – злобно кричал длинный вислоносый монах с маленькими щелястыми глазками – видимо, главный. – Будете знать, как на чужой земле торговаться! – Еще раз пнув парня, он обернулся к своим и требовательно спросил: – Ну, выловили остальных?
– Каких остальных, брате Дементий? Их тут всего трое и было.
– Трое? – Дементий нехорошо ухмыльнулся. – Ну и где же еще два? Упустили, раззявы? Ужо, устроит вам отец-келарь.
Один из монахов вдруг обрадованно кивнул куда-то в сторону леса:
– Эвон, братие! Кажись, словили.
Дементий обернулся, тонкие губы его скривились в нехорошей усмешке. Заложив за спину длинные с покрасневшими ладонями руки, он, набычившись, смотрел, как пара вышедших из лесу чернецов тащила под руки испуганного белобрысого парня.
