Михаил Ланцов - Маршал
И вы это знаете не хуже меня.
– Польша готова выступить с оружием в руках.
– А нужно ли это нам? Представьте на минутку, что Германия и Польша выступили вместе с оружием в руках против Советского Союза. Что у нас будут писать в газетах? Правильно. А такой результат нам нужен? Ведь у нас к полякам очень серьезные территориальные претензии, которые они никогда не удовлетворят миром.
Теоретически да, мы можем вступить с Варшавой в полноценный союз. Но это будет означать что, либо мы отказались от своих исконных земель, либо поляки признали необоснованными свои амбиции. Мирным способом это не разрешимо. Разве что Великобритания вмешается и убедит поляков поступиться своей гордостью ради общего дела. – Гитлер повернулся и посмотрел Канарису прямо в глаза. – Я не хочу выстраивать крепкие отношения просто потому, что они не нужны Германии. Они не в ее интересах. Если конечно, мы намереваемся в дальнейшем вести свою игру в интересах германского народа, а не прыгать под дудку тех, кто нас унизил в восемнадцатом году.
– Мой фюрер, совершенно не обязательно нужно начинать выстраивать полноценный союз с Польшей. РККА сейчас очень слаба и если мы только обозначим желание выступить единым фронтом, то Сталин пойдет на попятную.
– Наш общий друг – генерал Гудериан – считает иначе. Согласно его отчетам, которые он сделал на основании военных операций РККА в Испании, военная мысль в СССР ушла значительно дальше, чем мы могли предположить. Согласно его выводам, Вермахт слишком слаб, чтобы на равных противостоять Красной Армии, которая не только более многочисленна, но и лучше вооружена. Взять хотя бы тот же танк Т-26.
Он бьет оба наших легких танка вполне уверенно со значительно большей дистанции, нежели почти все наши танки.
– Я не знаком с его отчетом, – пожал плечами Канарис, всем своим видом стараясь сдержать раздражение.
– Тем хуже для вас. – Усмехнулся Гитлер, видя, то, как лицо Канариса стало наливаться красками. – Обратитесь к нему. Думаю, он не откажет вам в консультации. По крайней мере я самым внимательным образом прочитал его отчеты и нахожу их весьма основательными. Настолько, что не рискну подвергать судьбу всего германского народа, впутываясь в предлагаемую вами авантюру.
– Генерал вряд ли может располагать всей полнотой информации по тому, что сейчас происходит в СССР, – пожал плечами адмирал Канарис. – Он ведь не руководитель разведки.
– Вы же сами, адмирал, докладывали о том, что англичане переживают из-за больших агентурных потерь. Наша разведка, безусловно, хороша, но… Вы настолько уверены в том, что вас не дезинформируют?
– Мой фюрер…
– Не стоит, – Гитлер поднял руку, останавливая адмирала. – Я понимаю, вам неприятно это слышать. Но я убежден в том, что Германии сейчас нельзя обострять отношения с Советским Союзом. Напротив, нам нужно поддерживать сотрудничество в такой форме, чтобы постоянно им нервировать Лондон, Париж и Вашингтон. Если же мы отгородимся высокой стеной от Москвы, то станем заложниками положения. Вы поняли меня?
– Да, мой фюрер. – Кивнул Канарис. – Хорошо понял.
– Отлично! Тогда надеюсь, в дальнейшем на ваше понимание и помощь. А на сегодня я вас больше не задерживаю.
Канарис попрощался с вождем и вышел твердо чеканя шаг. В голове у него пульсировало мысль: "Гудериан…"?
Глава 7
7 августа 1937 года. Московская область. Село Волынское. Ближняя дача.
– Товарищ Сталин, – продолжал доклад Берия, – как вы и просили, мы с товарищем Мехлисом продолжаем тщательно сопровождать всякую активность товарища Тухачевского. Впрочем, он и сам этому, по всей видимости, рад.
– Почему вы так считаете? – Удивленно приподнялась бровь Сталина.
– Он своевременно информирует нас о всех важных встречах и поездках. Причем, не простые уведомления, а развернутые, в которых он указывал с кем, что и в каком ключе он будет обсуждать, чтобы мы смогли подготовиться и навести справки.
Поначалу мне казалось, что Тухачевский играет с нами, – Сталин взглянул на Мехлиса, тот кивнул, подтверждая слова Берии, – но продолжительная методичная разработка показала, что он в курсе того, что мы ему не доверяем, а потому не скрывается от наблюдения и проверок. Даже напротив – старается специально держаться на виду, чтобы у нас не возникало ненужных подозрений. Доходит до курьезов. За последние полтора года он так наловчился, что наше наружное наблюдение… – Берия замялся.
– Что?
– Мы меняем людей, натаскиваем их, но Тухачевский, раз за разом их раскусывает.
Первоначально он оказывал им знаки внимания, демонстрируя свою информированность.
Иногда махал рукой, иногда угощал папиросами. Само собой, после каждого такого инцидента, мы заменяли сотрудника. Но вскоре ситуация повторялась. Позже он стал вести себя так, чтобы работник госбезопасности просто не терял его из вида.
Видимо не стал подставлять под наказание нерадивых исполнителей.
– Интересно… – задумчиво произнес Сталин. – Очень интересно. Откуда у него взялись такие навыки?
– После болезни у него обнаружились новые неожиданные таланты, – пожал плечами Мехлис. – Его голова стала просто золотой. Я не раз с ним беседовал, в том числе на политические темы. Не скажу, что он рьяный марксист, но мыслит трезво и очень интересно.
– То есть, – прищурил глаза Сталин, – вы хотите сказать, что он не коммунист?
– Вероятно, – кивнул Мехлис. – Но он убежденный сторонник левых взглядов.
Вероятно социалист.
– И что же в его словах вас так заинтересовало?
– Идея раскола, – чуть подумав, ответил Мехлис. – Он достаточно обстоятельно доказал мне, что политика партии в двадцатые годы привела к расколу советского общества на коммунистов с их сторонниками и всех остальных. И эти две группы не доверяют и боятся друг друга. Но опасность вызывает не сам факт раскола, а соотношение сил. Членов партии и кандидатов сейчас что-то порядка миллиона и четырехсот тысяч. Еще комсомол и Осоавиахим. Даже десяти миллионов суммарно не набирается. При общей численности населения… – покачал Мехлис. – Если было бы наоборот – то ситуация не была бы критической, но в нашем случае это не так.
– Но ведь "остальные" не однородны, – грустно произнес Сталин.
– Наши силы тоже. Кроме скрытых представителей иных левых движений, что влились в ВКП(б) в ходе Гражданской войны и последующих лет НЭПа, мы сейчас имеем в своих рядах большое количество приспособленцев разного толка. А то и вообще бандитов, поддержавших в свое время Советскую власть на местах. Вспомните, сколько партия боролась с самоуправством на местах. С этими местными Советами, которые политические и идейные взгляды подменяли самыми разными вещами.
– А коллективизация, разве не должна была ускорить процесс превращения крестьян в пролетариат? В рабочий класс? – Спросил Сталин.
– В батраков.
– Что?
– Крестьяне воспринимают колхозы как что-то вроде помещичьих хозяйств, на которых они батрачат. Причем, проводя аналогии с царскими временами, недовольство очень сильное. Дело в том, что в те времена у них было свое личное хозяйство, за право пользоваться которым они либо платили, либо отрабатывали.
Теперь же ситуация усугубилась. Они осознают себя не рабочим классом, но угнетенными крестьянами. Коллективизация у них не меняет классовое сознание.
Возможно через несколько поколений, но я не уверен, что у нас есть столько времени. Само собой, в лицо никто так не говорит. Но я проверил эти настроения.
Они есть. И они скрыты. Крестьяне вообще скрытные люди и не любят афишировать свои взгляды. Тяжелое наследство многовекового феодализма. – Сталин угрюмо посмотрел на Мехлиса. – Да. Они нас воспринимают как помещиков и феодалов. И до них не достучаться. А у нас война на дворе. Вот Тухачевский и опасается, что с таким тылом воевать будет сложно. Особенно в свете того, что крестьян нужно будет призывать в армию, а они не горят желанием защищать идеи коммунизма, которые для них чужды.
– Помещики… батраки… – Сталин не спеша стал набивать трубку, задумчиво ее разглядывая. Тишину, в которой он размышлял, никто не нарушал. – Вы уверены? – Спросил вождь после минут пяти задумчивого молчания.
– Я бы не говорил вам, если бы не проверил. Думаю, о полной и абсолютной уверенности можно будет говорить только после серьезной работы по исследованию их мнений. И это будет не просто. Они ведь говорят то, что будет угодно слышать вопрошающему, – произнес Мехлис, – потому что боятся наказаний и не хотят создавать себе лишние трудности. Привыкли за многие столетия. Усиление классовой борьбы привело к тому, что мы заняли место тех, с кем боролись. Как выразился Тухачевский: "В благом устремлении "победить дракона" всегда есть опасность занять его место после победы". Причем "мы" – это не рабочий класс, а, фактически, только и исключительно партия. По "Статистическому временнику" 1866 года, дворян личных и потомственных насчитывалось около миллиона. Их поддерживало шестьсот тысяч духовенства и четыре миллиона военных. Это жутко осознавать, но, получается, что мы…
