Юрий Корчевский - Стрелецкая казна
Слуги опрометью бросились из комнаты. Купец стоял столбом.
— Иван, тебя это тоже касается. Купец нехотя вышел из комнаты. Лукерья тихонько постанывала. Я осторожно ощупал пострадавшую. На правой половине спины — разрыв кожи и кровотечение, живот вроде спокойный, вывих голеностопного сустава. Пока все не так уж и плохо. Кровит несильно, перевязка подождет. А вот если сустав не вправить сейчас, то потом это сделать будет сложнее.
— Луша, сейчас немного больно будет.
И не успела купчиха кивнуть, как я резко, с поворотом, дернул стопу. Щелкнуло, и стопа встала на место. Купчиха заорала. В комнату ворвался Иван.
— Иван, прошу — выйди.
Купец молча вышел, на скулах играли желваки, видно — переживал.
Теперь надо заняться раной. Я стянул с купчихи разорванную кофту. Разрыв колеи, длинный, но не глубокий. На столе стоял кувшин. Я взял его и понюхал — так и есть, вино. Обильно полил на рану, промывая ее. Еще не хватало заражения. По-хорошему рану надо зашивать, только где взять инструменты?
Я кликнул Ивана, попросил принести любую иглу и нитки. Через несколько минут слуга принес иголку и нить. Я налил вина в чашку, подождал немного, чтобы продезинфицировать и начал шить. Купчиха постанывала от боли, но крепилась.
— Больно ли?
— Терпимо.
Купчиха успокоилась и смотрела на меня с удивлением.
— Попробуй пошевелить ногой.
Лукерья сначала несмело пошевелила ногой.
— Двигается!
Она опасливо спустила ноги с лавки, села.
— Вот только ходить тебе несколько дней нельзя.
Лукерья вдруг застеснялась — ведь она была почти голая, только в юбке. Аппетитные груди при каждом движении тяжело колыхались. Славно, что лифчики придумают позже.
Купчиха прикрыла груди руками, позвала:
— Иван!
Купец явился сей миг — наверное, стоял за дверью. Увидев Лукерью сидящей, он остолбенел. Как же так? Только что он сам видел, как нога была вывернута в сторону, из раны лилась кровь, купчиха стонала от боли, и вот на тебе — сидит. От растерянности или чего другого Иван наконец рявкнул:
— Чего растелешилась? Одежа где? Лукерья показала на кофточку:
— Теперь ее только выкинуть.
Купец подошел к жене, наклонился, осмотрел, а затем и ощупал ногу. Покачав головой, поднялся, осмотрел спину. Нигде не кровит. Лукерья прислушалась к своим ощущениям.
— Болит терпимо.
Иван сорвал с головы картуз и бросил его на пол. От неожиданности мы с купчихой аж подскочили.
— Ничего не понимаю. Своими же глазами видел — нога вывернутая была. Как ее люди принесли, я уж думал — калекой хромоногой будет, ежели выживет! — И вдруг заорал: — На колени!
Я оторопел:
— Чего это он?
Но Иван и Лукерья бухнулись передо мной на колени, поклонились. Мне стало неловко — не князь я или боярин какой, чего уж так-то.
— Поднимись, Иван. А ты, Лукерья, ногу побереги — чего ж на колени грохаться? Не икона, чай, в церкви.
Оба поднялись. Иван бросился меня обнимать, Лукерья кликнула прислугу и велела нести одежду — не век же ей торчать в трапезной неодетой.
Иван от быстрого выздоровления жены аж прослезился.
— Господи, благодарю Тебя за чудесное исцеление жены моей руками Юрия! Сегодня же закажу благодарственный молебен в церкви.
Иван и Лукерья трижды перекрестились.
— Ты никак, Юрий, знахарь или колдуй.
— Окстись, Иван, ты меня давно знаешь — какой из меня колдун?
— То правда, что знаю давно и только добро от тебя видел, но и сделать такое ни одному лекарю не под силу. Не знаю уж, кто за твоей спиной стоит — ангел или диавол, но слово даю — моя честь в том порука, — что в трудный час можешь запросто ко мне: чем смогу помогу, рубаху последнюю сниму.
— Иван, Иван, остановись.
— И то правда. Эй, челядь! Где вы там? Радость у нас, Лукерья выздоровела! Все дела побоку, пить, гулять будем!
— Угомонись, Иван! Если хочешь — я не против, только позволь домой сходить, переодеться. Видишь — в рабочем я, да и рубаху в крови выпачкал, сменить надо.
— Да как это я не подумал — конечно! И половину свою драгоценную возьми. Пусть с нами радость разделит.
Я пошел домой, обдумывая дорогой, как это у меня так здорово получилось, а в доме купца забегала прислуга, из печей повалил дым. М-да, не одна курица или поросенок сегодня помрут не своей смертью.
Когда я вернулся к купцу — принаряженный, под ручку с Еленой, стол был уже накрыт, а хозяева встречали нас на крыльце, как дорогих гостей, с корцом медовухи в руках. Я отпил изрядно, передал жене. Прислуга под руки отвела нас в дом, оказывая тем самым знаки почтения. Не скрою — приятно ощущать внимание за труды свои.
Пир продолжался с перерывами на сои три дня. Чисто по-русски, гулять — так на всю катушку.
Вторым днем Иван попросил меня спеть, припомнив мое выступление на собственной свадьбе. Поскольку был я уже изрядно навеселе, ломаться не стал и полвечера, вспоминая подходящие песни, горланил. Жалко — инструментами никакими не владел, да и инструменты здесь были убогие — жалейка, балалайка, гудок. Не оркестр, одним словом. Некоторые песни просили повторить, и, запомнив припев, затем подпевали. Славно посидели. Хотя на следующий день я и проспал до полудня, голова была тяжелой.
А еще через день купец заявился ко мне вновь.
— Опять чего случилось? — испугался я.
— Нет, разговор есть.
— Тогда садись, говорить будем.
Для начала Иван снял с пояса увесистый кошель и положил на стол.
— За труды.
— Иван, забери, не за деньги помогал — уважения ради.
— Э, нет, каждое деяние, доброе или злое, должно быть отмечено. Потому деньги бери, от чистого сердца даю, потому как жена и детишки для меня дороже злата-серебра. К тому же пришел я к тебе не только за этим. Негодяя найти хочу, что Лукерью мою чуть не погубил. Сам уже слуг просил поспрашивать — не видал ли кто тот возок? Да без толку все. Не возьмешься ли?
Я задумался. Следов никаких, видаков тоже не нашли. Вероятнее всего — пустое дело. Хотя… Есть у меня одна мыслишка.
— Иван, попробовать могу, но не ручаюсь. Не получится — не взыщи.
— Вот-вот, возьмись. Уж коли не выйдет у тебя — значит, не судьба, никто не найдет. А у тебя получится. Сколь я тебя знаю — ежели взялся, сделаешь, ты парень настырный.
— Мне с Лукерьей поговорить надо.
— Это — сколь хочешь.
— Ну и ладненько, жди завтра.
А мыслишка у меня была такая. С утра я направился к дому купца. Лукерья, наверняка предупрежденная Иваном, уже ждала. Я осведомился о здоровье, о детках, пожелал всего наилучшего, затем стал расспрашивать о злоключениях. Ничего толкового купчиха сказать не могла — шла по дороге, услышала сзади топот копыт и удар, после которого лишилась чувств. Ни лошадей, ни коляски, ни наездников описать она не могла, потому как не видела. В принципе, я на большее и не рассчитывал.
Теперь попробую поэкспериментировать.
Я попросил Лукерью лечь на лавку, а сам сел в изголовье, положив обе руки ей на голову. Сосредоточился, выбросив все мысли из головы. В мозгу замелькали разные видения — вот Лукерья выбирает кофточку, идет домой — мелькают знакомые дома. Удар! Изображение в мозгу нечеткое, но я увидел возок, запряженный парой гнедых, свешивается пьяная рожа — купец или промышленник. Рожу и возок я заметил, запомнил. Дальше в видениях уже лишь Иван да я сам. Все, хватит. Я увидел все происшедшие события чужими глазами. Какая-то зацепка есть.
Теперь надо разговаривать с Иваном, он общается с купцами — может быть, по описанию узнает кого-либо.
Вечером Иван приехал ко мне сам. Я, как мог, описал возок пьяного седока. Иван задумался.
— Только двое подходят ликом — скотопромышленник Андрей Кобыла или купец Иван Рубец.
Иван по моей просьбе описал, где они живут и где их заведения. Мне надо было только поглядеть на них — узнал бы сразу.
Весь следующий день я занимался слежкой. Занятие не из благородных, но иных путей я не видел.
Скотопромышленник Андрей Кобыла хоть и оказался похож, но точно не он: образ того пьяного седока хорошо запечатлелся в памяти. А вот купец Иван Рубец точно соответствовал. Когда я его увидел у лавки, чуть не вскрикнул. Видел я его впервые в жизни, но был похож на увиденный мной образ, как одно зернышко пшеницы на другое.
Я отправился к Ивану Крякутному. Когда я сообщил ему новость, купец аж крякнул.
— Вот же сволочь, мы же дела с ним общие имели! Потом он в гору пошел, разошлись наши пути-дорожки…
Иван замолчал, задумался.
— Что делать собираешься, Иван?
— О том и думаю. Наказать злыдня надо. К князю на суд не пойду — видаков нет. Наказать по «Правде» не смогу, но и оставить злодейство безнаказанным тоже негоже. Что посоветуешь?
— Твое дело, Иван. Хочешь — морду набей, хочешь — убей в темном переулке.
