Владимир Поселягин - Я - истребитель
Штаб двенадцатого истребительного полка располагался в трехстах метрах от штаба Никитина. Там меня уже ждали, поэтому сдача удостоверения много времени не заняла — не пришлось разыскивать начштаба майора Синицына.
— А фуражка?! — возмутился я, когда мне протянули пилотку.
— Нету, товарищ младший лейтенант! — с непритворным огорчением развел руками старшина. — Из места первой дислокации не вывезли, все сгорело.
— Ясно, ладно, и это пойдет.
Подхватив ворох полученных вещей, заторопился к себе — нужно за короткое время привести форму в полный порядок. Как — научили, пока лежал в санчасти. Подумав, решил заняться этим после ужина и отправился в столовую.
— Красавец! — коротко сказал Сомин, когда я переоделся.
— Это точно… — Новенький орден гордо поблескивал в свете самодельной лампы, складки гимнастерки согнаны назад, ремень затянут до невозможности. — Товарищ старший лейтенант, когда учебу начнем? Чем раньше начнем, тем сильнее станем и целее будем. Как говорится, «тяжело в учении — легко в бою», хотя я считаю, что это глупая фраза, но немного согласен с ней. Нужно учиться.
— Наконец-то! Я уже думал, никогда не спросишь, — вскочив с лежанки, мой новый командир широко улыбнулся.
— Проверяли, да?
— Ну лично с тобой пообщаться возможности не было, а узнать, кто ты, нужно. Сержанты ничего сказать не могли, только лепечут, что «хороший командир», и все.
— Понятно.
— Ладно. По приказу майора, ты теперь официально числишься инструктором полка по боевому пилотированию. Где учиться будем?
— Снаружи. Бойцы, ко мне! — рявкнул я.
С интересом прислушивающиеся к нам сержанты подорвались с лежанок и подскочили ко мне.
— Значит так, первый приказ. Подготовить место для теоретической учебы. Старшим назначаю сержанта Морюхова. Помогают ему сержанты Горкин и Лапоть. Сержанту Булочкину — отдельное задание: подготовить макеты наших и немецких самолетов десятисантиметровых размеров. Вопросы?
— Товарищ младший лейтенант, а где устраивать класс?
— Поляну в сорока метрах помните?
— Это где землянка вашего… ой, то есть особиста бомбардировочного полка?
— Именно. Выполнять!
— Товарищ младший лейтенант, а как эти макеты делать? — спросил оставшийся Булочкин.
— Сержант, как хочешь, это твои проблемы. Приказ есть, значит, выполняй. Да, и чтобы они были полными копиями настоящих.
— Молодец, по крайней мере командовать ты умеешь. Ладно, продолжай дальше, я в штаб, — сказал Сомин и, развернувшись, направился в штаб полка.
Кроме утреннего, больше вылетов не было. К вечеру вернулся экипаж лейтенанта Федотова, что было встречено с радостью — все-таки тяжело терять боевых товарищей. Сержанты закончили под моим командованием устраивать класс и стали помогать Булочкину в создании моделей. Сержант Лапоть даже притащил откуда-то краски и раскрасил их, нанеся заодно и маркировку.
— Товарищ младший лейтенант, вас товарищ особист к себе вызывает, — подбежал ко мне знакомый боец, который, как я знал, находился в подчинении Никифорова.
Я никак еще не мог привыкнуть к кубарям в петлицах, поэтому немного запоздал с ответом:
— Хорошо, иду. Бойцы, продолжайте. Сделайте еще шесть «ишачков» и три ЛаГГа. Лаптежников и «худых» достаточно.
В землянке кроме самого Никифорова находился особист из полка майора Запашного — лейтенант госбезопасности Кириллов, тоже в форме политрука.
— Проходи, садись, — указал мне на стул Никифоров. Стоящий у полок с книгами Кириллов, обернувшись, посмотрел на меня, потом вернулся к своему занятию.
«Во дает! Из трех книг никак не может выбрать нужную!» — мысленно восхитился я, устраиваясь поудобнее.
— Неплохая идея насчет истребительной группы, жестко ориентированной на сопровождение бомбардировщиков, я сразу оценил ее. А теперь давай поговорим о переводе…
Выйдя из землянки особиста, я отряхнул пилотку, надел ее и, посмотрев на звездное небо, направился к себе. В землянке мы с парнями допоздна обсуждали тактику и стратегию воздушных боев. Я больше слушал, приглядываясь — кого-то из них придется выбрать своим ведомым, да и выяснить общий уровень знаний тоже следовало. Сомин, похоже, занимался тем же.
Собственно учеба началась утром. После зарядки и завтрака мы собрались в «классе». Говорил и показывал я, остальные слушали и смотрели, даже старлей. Так что начало было положено.
В десять часов был вылет, моей задачей по-прежнему являлось сопровождение бомбардировщиков, как будто ничего не случилось. Сомин с ребятами остались на земле, раз за разом повторяя пройденное. Уроки я вел для боев на «ишачках», объяснив Никифорову, заинтересовавшемуся этим вопросом, что понял возможности машины, пока летел из немецкого тыла. Да и учитель-француз тоже о них упоминал.
Слетали, отбомбились и вернулись. Никаких эксцессов. А вот второй вылет, часов в шесть вечера, чуть не закончился для меня трагически — проглядел пару охотников.
Спас радист комиссара Тарасова, успевший крикнуть:
— Малой, немцы снизу!!!
Едва я дернул штурвал в сторону, как по левой плоскости как будто дятел прошелся, настолько она оказалось в многочисленных дырках и торчащих кусках обшивки.
После атаки немцы не спешили сближаться, наблюдая за мной со стороны.
«Ах вы суки! Значит, смотрите, поврежден я или нет! Ну получите!»
— Сокол-два, я Малой. Я подбит, не могу удержать машину, иду на вынужденную.
Поиграл управлением, из-за чего казалось, что ястребком управляет пьяный, заодно проверяя, зацепили они что-нибудь важное или нет. Как я и думал, радист немцев слушал нашу волну и передал охотникам, что им было нужно. Чтобы подстегнуть их, стал потихоньку опускать нос, как будто собираюсь планировать, и они с левым разворотом пошли ко мне.
— Малой, я Сокол-два, планируй к нам, прикроем, — услышал я тревожный голос радиста.
— Не могу, управления совсем нет…
«Три! Два! Один! Старт!!!» — мысленно заорал я и, выпустив закрылки, пропуская мимо и очереди немцев, и их самих, открыл огонь. Пистолетная дистанция не подвела: оставляя черный дымный хвост, ведомый «мессер» понесся к земле.
— Малой! Приказываю двигаться ко мне!
— Я Малой, со мной все в порядке, брал на живца. Наблюдайте за воздухом, пока я вторым занимаюсь.
— …устрою ему живца, дай только на аэро… — мелькнул в эфире голос комиссара.
Немец ушел от меня на вертикали. С досадой посмотрев ему вслед, я развернулся и поспешил к своим подопечным, стараясь особо не напрягать самолет — кто его знает, что за повреждения он получил.
На подлете как всегда занял позицию прикрытия, ожидая окончания посадки, и, получив разрешение по рации, повел ястребок вниз. Нажав на кнопку выпуска шасси, услышал вызов штаба полка:
— Малой, я Липа, посадку запрещаю! Как слышишь меня? Запрещаю!!! У тебя не вышла одна стойка шасси!
Чиркнув колесом по взлетно-посадочной полосе, взял ручку на себя и стал набирать высоту.
«Черт, точно! Лампочка мигает! Не заметил! — подумал я, делая круг над аэродромом. А тут еще и бензин почти закончился. — Что делать? Прыгать?..» — метались мысли в голове, и почти сразу, вторя им, Никитин приказал по рации подняться и прыгать.
— Понял. Выполняю, — не успел я сказать это, как двигатель зачихал, но потом снова стал работать ровно.
«Нужно быстрее подняться!» — сообразил я и, приподняв нос, дал газу, однако на десятой секунде мотор опять зачихал и заглох. Посмотрев на замершую лопасть, потом на высотомер, понял — придется садиться. До земли было всего двести метров.
— Липа, я Малой, закончилось горючее, видимо, был поврежден бак, сажусь на пузо, — доложил я штабу и стал через левое крыло планировать по большому кругу, рассчитывая дугу так, чтобы в нижней ее части выйти как раз на начало ВПП.
«Главное, чтобы пары вытекшего бензина не вспыхнули» — думал я.
«Есть касание! — Самолет бешено затрясло на неровностях полосы. Вдруг с хрустом отлетела часть поврежденного крыла, оставшись за хвостом. — Все! Амба! Хрен его теперь отремонтируешь!»
Как только мой разбитый ястребок замер, я расстегнул ремни и, с трудом сдвинув заевший фонарь назад, стал вылезать. Ко мне уже бежали со всех сторон. Ревя мотором, подлетела полуторка, в кабине которой сидела Мариночка.
— Цел? — не успев вылезти из машины, крикнула она.
— Нормально! Хорошо плюхнулся, — ответил я, отстегивая парашют. Потом стал обходить и осматривать самолет. Как и думал — только на запчасти, фюзеляж «ушел».
— Цел? Жив? — захлестнула меня волна служащих аэродрома.
— Норма, — смеясь, ответил я. Хотя хотелось плакать. Ястребок было жалко до слез.
— А ну разойдись! — вдруг рявкнул кто-то. Люди расступились, и я увидел рядом с полуторкой чужую «эмку». Она была точно не наша — у никитинской крыша прострелена.
