Второй полет Гагарина (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

По залу пронёсся смешок.

— Вы сомневаетесь?

— Я не сомневаюсь, что американцы станут двигаться вперёд. Но мы устремимся дальше намного быстрее. Мой полёт — только самое начало советского завоевания космоса.

— Что бы вы хотели сказать нашим телезрителям? — включился тележурналист.

— Я попрошу у них прощенья, что пока обращусь только к одному телезрителю СССР — моей жене. Аллочка! Я вернулся на Землю, бодр, здоров и очень скучаю, скоро буду дома. Обними за меня доченьку.

Режиссёр передачи показал большой палец. Если он думал, что это наигранное, то ошибался.

Пинг-понг в вопросы-ответы продолжался ещё с полчаса, наконец, один из местных репортёров спросил, что бы я ещё хотел увидеть в Свердловске до отлёта в Москву. Каманин, следивший за конференцией из-за кулис, сам он пока оставался непубличным, вряд ли ожидал от меня экспромта. Зря.

— Товарищи предупредили, что улетать завтра утром, много не увижу, да и меня тоже — мало кто. Приеду в следующий раз, наверстаем. Дорогие свердловчане! А давайте вечером устроим футбольный турнир? Сборная военных авиаторов против, например, студентов или рабочих. Если лётчики окажут мне честь, с удовольствием сыграю в нападении.

Да, всех застал врасплох. Представляю, какая поднялась суматоха!

Каманин тут же меня взгрел, как только я вышел из-под софитов.

— Что за самодеятельность, майор?

— Необходимость, Николай Петрович. Слухи, что меня привезли в Свердловск накачанного спиртом, непременно по народу расползутся. Сарафанному радио на роток не накинешь платок. А раз космонавт носится с мячом по полю — лучшее доказательство, что я в норме.

— Выдержишь?

— Не сомневайтесь.

Начали часов в восемь на крытой и не слишком большой площадке, рассчитанной на волейбол или баскетбол, потому зрителей пустили какую-то сотню, команды играли в усечённых составах. Главными зрителями были, конечно, операторы за камерами.

Я сразу понял, что мне подкинули парней из команды мастеров-профессионалов, пусть не высшая лига, а какой-то второй дивизион, тем не менее. Против нас вышли несыгранные студенты, их бы раскатали и без меня. Но поскольку игра явно планировалась как постановочная, к тому же не фиксировались офсайды, мне поручили метаться у ворот соперников, вся команда трудилась, чтоб обеспечить голевую передачу. Поскольку и в училище, и в части, и в отряде космонавтов гонял мяч регулярно, без проблем избавлялся от опеки и бил в сетку, два раза — результативно, причём один заколотил головой в прыжке. Наверно, приезд Пеле в лучшие годы так нигде не возбуждал публику. Мы выиграли 4:1, меня качали, скандировали «Юрий! Юрий! Юрий!»

Жизнь удалась. Даже Каманин не пытался ни в чём упрекать, когда поднялись на борт спецрейса.

Это был трудяга Ил-18, мой любимый аэроплан той эпохи, куда более надёжный и верный, чем претенциозный реактивный Ту-104. Пока летели, симпатичная девушка-сержант пришила мне на шинель майорские погоны, на китель как-то не успели. Во Внуково я торжественно шлёпал один-одинёшенек по красной дорожке, раскатанной до трапа, Каманин и его свита, скорее моя свита, остались терпеливо ожидать в самолёте. На противоположном конце дорожки лучезарно светился Никита Сергеевич. Он не лез целоваться в брежневско-голубой манере, только крепко стиснул и вдруг спросил:

— С самим Первым секретарём обнимаешься, а глаза в сторону косишь. Чего там увидел?

Во какой подозрительный… Боковым зрением засёк!

— Так жена с дочкой, дорогой Никита Сергеевич. Вы для космонавтов — отец родной. Но и они, сами поймите, не чужие.

Я знал, что кукурузный вождь легко тает под напором лести. Он сам подвёл меня к Алле, державшей Ксюху на руках и моментально передавшей мне дочку, с этим ценным грузом на руках я повернулся к телекамерам и помахал рукой. Потом достал зайца из глубин шинели и протянул дочке, шепнув: он помогал мне в космосе.

Не знаю, что и как поняла кроха, но принялась размахивать игрушкой в воздухе, вызывая всеобщее умиление и радостные крики.

— Я с Ксюшей едва не упала, — жаловалась Алла много позже.

Оказывается, какой-то стилюшник, подготавливая супругу первого космонавта к презентации, оформил её по последней парижской моде: макияж, причёска, пальто и, наконец, туфли на каблуке сантиметров десять. Отвыкшая носить подобную обувь при муже-коротышке, Алла и без дочки на руках чувствовала себя как в шторм на палубе, возвышаясь над нами с Хрущёвым едва ли не на голову.

Глава 15

15

Понеслось словно санки с горы…

Отныне я — Герой Советского Союза, лётчик-космонавт СССР, обладатель автомобиля «Волга-21» и перспективы скорого переезда в четырёхкомнатную квартиру, а также курсант-заочник Академии имени Жуковского. Повод для разгуляева на месяц, а то и два, забив на всё остальное, народному герою позволительно.

Каково же было удивление Сергея Павловича, когда на следующее утро после прилёта в Москву я отловил его в НИИ авиации и космонавтики.

— Майор Гагарин для дальнейшего прохождения службы прибыл! Товарищ Главный, когда летим на Луну?

Он посмотрел на меня так, будто явился к нему с этим вопросом в забой на колымском золотом прииске.

— Ты кого и куда торопишь? А, плевать! Юра, иди ко мне.

Мы обнялись. Мой организм тискали в эти дни во много раз больше, чем всю предшествующую жизнь. Но эти объятия были много дороже, чем, скажем, генсековские.

В истекшие сутки меня, кажется, пыталась обнять и облобызать вся страна, её охватило настоящее безумие. Когда из аэропорта мою персону провезли через Москву в открытой «чайке», на улицы высыпала едва ли не половина населения столицы, наверно, с областью в придачу. Смутно помню народное ликование в прошлой жизни, мне было семнадцать, в Калинине тогда сорвались в Москву десятки тысяч в надежде глянуть на живого первопроходца космоса, и вот я оказался на его месте.

Хотелось зачерпнуть это советское счастье двумя руками и принести Главному, не просто так называвшемуся по должности, а главному человеку, обеспечившему старт «Востока-1» и благополучное возвращение домой, но оставшемуся в тени из-за секретности.

Королёв опустил меня из космоса на землю всего несколькими фразами.

— Лунная программа остановлена. Хрущёв приказал высвободить ресурсы и бросить на создание ракет с ядерной боеголовкой против США. Я не смог его ни в чём убедить. Упёрся, и всё тут. Первый секретарь, чтоб ты знал, вспомнил разговор с американским сенатором из Миннеаполиса, которому что-то пообещал во время визита, и отдал Малиновскому карту с Миннеаполисом, обведённым красным карандашом. «Мы должны быть в любую минуту готовы к удару по США, чтоб там уцелел всего один город — Миннеаполис».

Мне ничего не оставалось, кроме как придумать очень веские аргументы. Но пока меня захватили без остатка представительские заботы и бытовые вопросы.

За счастливыми хлопотами ремонта в новой квартире и привыканием к должности жены самого главного героя года супруга мучилась вопросом, который осмелилась задать только на излёте апреля. Я к тому времени получил выделенную «волгу», и мы катили в Москву по Щёлковскому шоссе.

Эта машина, культовая у коллекционеров третьего тысячелетия благодаря большой вместительности салона и прочности кузова, имела и массу архаизмов. Меньше всего в ней мне нравилась рукоятка переключения скоростей на руле и всего три передачи у механической коробки, из-за чего двигатель на скоростях выше восьмидесяти громко гудел на больших оборотах, умоляя о четвёртой отсутствующей. Правда, я особо не гонял, транспорт той эпохи требовал нежной обкатки, да и дороги не располагали пробовать себя в роли Шумахера, а жаль, потому что штрафы за превышение скорости появятся только семидесятых годах.

Шоссе было полупустое и свободное, несмотря на наличие всего лишь одной полосы в каждую сторону. Водительское удостоверение получено полугодом ранее, а последний раз сидел за рулём около две тысячи пятнадцатого года, потому соблюдал максимальную аккуратность, аккуратно ворочая светлым рулём из слоновой кости (или под слоновую кость), очень тонким, при вращении на месте — ещё и очень тугим. Педали сцепления и тормоза также требовали усилий.