Главная роль 6 (СИ) - Смолин Павел
— Начнем! — изобразил воодушевление Ульянов и взял с подоконника плотно исписанную тетрадку.
«Успею» — оценил объем опытный Гаяз, которому после беседы с Владимиром Ильичом нужно было заскочить в церквушку в трех километрах (думать «верстами» отучиться было сложно, но Бахтияров справился) отсюда, представиться в качестве куратора некоему Георгию Аполлоновичу Гапону, недавно переведенному в столицу священнику Русской Православной Церкви. Брошюрку выдали и для него — называется чудно, «Как не нужно в гордыне своей делать из Царя непонятно что».
— Прибавочная стоимость производится рабочими и крестьянами, а отчуждается в пользу капиталиста… — начал Владимир Ильич со стандартного введения.
Бахтияров добросовестно прослушал десять минут картавой речи, вычленил доселе не звучавший тезис о том, что закон сохранения материи работает и на такую штуку как «деньги», и без труда нашел нужный пункт в «экономической» брошюрке:
— Владимир Ильич, количество денег в мире прямо соотносится со всеми материальными и нематериальными благами, в мире имеющимися, и стоимость имеют лишь благодаря этому. Ценностей — изделий и идей — в мире становится больше, и каждая из них увеличивает количество денег в этом самом мире. Отнять у капиталистов капиталы и поделить их промеж трудового народа можно, но только один раз. Далее придется предпринимать известные усилия — заставлять рабочих и крестьян вырабатывать ту самую прибавочную стоимость как и ныне. Вопрос — в справедливости ее распределения, и я в упор не понимаю, отчего вы не хотите поработать на этом направлении в рамках совершенно законного и неоднократно доказавшего свою состоятельность реальным улучшением жизни трудящихся профсоюза «Всеимперское собрание рабочих и крестьян»…
Китай может терпеть долго — доказано матушкой-историей, время от времени обрушивавшей на Поднебесную столетия гражданских войн. Но терпеть бесконечно не может никто: всегда под конец жизненного цикла актуальной Империи Китай погружался в кровавую баню.
Когда слухи о том, что Император-де совсем не тот приносили странствующие философы, учителя и торговцы, исторический процесс работал медленнее. Теперь, когда появились средства массовой информации, агитационные материалы, большой процент (все еще никчемный, но исторически беспрецедентный) грамотных граждан Китая, а главное — умеющие всем этим пользоваться в нужном для себя ключе люди, большие события существенно ускорились. Там, где раньше требовались многие поколения неприязненно глядящих в сторону Запретного Города крестьян, теперь хватило двух: первое проиграло войну иноземным захватчикам, а второе как следует прочувствовало на своей шкуре последствия того, что в будущем назовут «столетием унижений». Поколение третье, актуальное исходу XIX века, терпеть уже не могло, и по Поднебесной побежали тревожные слухи, шепотки заговоров, набились всем, чем можно попытаться сразить врага, арсеналы, а главное — завелись множественные, прикармливаемые всеми подряд, радикальные «сетки» — главная движущая сила любых социальных потрясений.
Главной «сеткой» стала исполинская организация «Ихэтуаней». Видит Небо, они долго надеялись, что старуха-Цыси поведет их на войну с втаптывающими Поднебесную в грязь захватчиками, но увы — Императрица слишком привыкла к праздной роскоши, а значит все придется делать самим. Зародившись на Севере, организация постепенно сместилась на Юг — северный Китай отчего-то вдруг начал жить лучше южного, чего в истории не случалось, и «кормовой базы» для Ихэтуаней там оказалось мало. Здесь же, на Юге, воцарилась беспросветная нищета, поэтому никто не удивился, когда все южные и центральные провинции полыхнули восстанием.
Не удивился никто и тому, что иноземным захватчикам терять любимую колонию не захотелось — восстание Ихэтуаней пришли давить все Великие Державы с Японией. Все, кроме Российской Империи — последние выставили вдоль границ своих «новых территорий» воинские контингенты и повесили множество табличек: «Мы поддерживаем китайский народ в борьбе за свободу», «Полгода назад между Китаем и Российской Империей был заключен равноправный торговый договор», «Мы рады принять всех, кто придет с миром — вам и вашем семьям будут обеспечены безопасность, пропитание и помощь с возвращением домой, когда туда вернется мир».
Северным варварам верить Ихэтуани отказались, и, как водится, доброту приняли за слабость. Передовой отряд попытался пробиться через границу под предлогом освобождения Манчжурии и поймал лицами пулеметно-ружейно-артиллерийские залпы, вмиг уменьшившись на три четверти и получив невероятной мощи удар по морали всего движения в целом: Ихэтуани ведь на полном серьезе считали себя неуязвимыми для пуль, чему в немалой степени способствовала привычка бледнолицых давать предупредительный залп — после него восставшие воодушевлялись еще сильнее, потому что не понимали самой концепции «предупредительного залпа». Потом, после начала мясорубки, пули разумеется имели эффект, но это уже совсем другой вопрос — когда ты в тесной толпе, на узкой улочке поднимаешь на вилы какого-нибудь англичанина, по сторонам смотреть нет времени, а потом, когда бой заканчивается, на трупы бывших братьев по оружию лишь презрительно смотрят: этим придуркам просто не хватило веры!
Коллективный разум Ихэтуаней после попытки прорыва в Манчжурию проявил похвальную обучаемость и прикрутил к своей мракобесной идеологии «костыль» — настоящие китайцы ценят дружбу и равные торговые договоры, и спасибо Небесам за то, что преподали Ихэтуаням такой ценный урок, не позволив сбиться с пути.
Таким вот нехитрым способом «новые территории» Российской Империи обеспечили себя спокойствием и притоком переселенцев, которые не больно-то хотели записываться в ополчение: им интереснее растить хлеб и пасти скот, а не вот это вот всё.
Ну а Императрица Цыси в Запретном городе билась в истерике — она наконец-то поняла что, как и зачем все эти годы делал демон во плоти, названный Георгием Первым.
Глава 23
Два месяца и один снятый Альбертом Виктором английский Премьер (четвертый уже по счету): столько времени и усилий понадобилось, чтобы король Рама V согласился подписать с Британией большой пакет договоров о дружбе, равной торговле и всем таком. Без контрибуций — этого даже простак-Альберт продавить бы не смог при всем желании, а желания у него не было. Сиамцы не обиделись — войны нет, и слава Богу, а кровью за кровь захватчики отплатили как следует. Можно спокойно жить дальше, почитать Будду и приводить в порядок береговую линию острова Пхукет да осваивать свежую порцию моих инвестиций в те далекие края: ныне на острове строится три большие гостиницы, а билеты на дирижабельные рейсы «Петербург-Пхукет» и «Москва-Пхукет» были моими подданными раскуплены за считанные часы на полгода вперед.
Море и солнце здесь глубоко вторичны, главное — это посмотреть на страну, жители которой настолько сочно надавали по сусалам злокозненным англичанам. Сиам ведь монархия, и уважаемые господа — особенно военного сословия — собираются лично поздравить дворян Рамы и подружиться с ними лично: я же с тамошним королем дружу, значит и другим надо с поправкой на ранг.
Дирижабль третий, тоже «Петербург-Пхукет», необычен: на нем полетят подданные общечеловеческого сословия — дети со всей страны, победившие в проведенной в начале зимы Первой Всеимперской Математической Олимпиады, логично завершившей череду Олимпиад губернских. Месячный отдых для ребят и одного взрослого сопровождающего на каждого (не хочу, чтобы будущих математиков тигры в джунглях съели, пусть лучше под присмотром будут) — это просто сказка, и ребята от такого либо словят терминальную форму гордыни, либо продолжат стараться во славу Империи.
Ох, гордыня! Гордыня пожирает душу и разум, корежит характер, отшибает напрочь способность смотреть на мир трезво и заставляет винить в своих проблемах и ошибках всех, кроме их прямого источника — себя. Покуда «возвышал» я людей к иерархии привычных, образованных, хорошо воспитанных или хотя бы давненько попавших под «медные трубы», было относительно нормально. Ну смешной у нас князь Второв, ну так на то он и «колхозник» провинциальный, что с него взять? Дела делает законно и порядочно, так пускай. Особенно удачно получилось у меня с Кирилом — он вообще какой-то в лучшем смысле этого слова аутист, которому деньги преумножать нравится из любви к самому процессу — материальным благам мой торгпред конечно не совсем чужд, но холоден.
