Баба Люба. Вернуть СССР 3 (СИ) - Фонд А.

Остальные закивали. Шум в кабинете помалу стих.

Благообразный принялся зачитывать повестку заседания. Я мысленно порадовалась, что наш вопрос о финансировании был аж четвёртым по списку. Значит, я успею придумать хоть какие-то аргументы.

Но благообразный нарушил все мои планы, когда вдруг сказал:

— Вот такая у нас повестка. Единственное, я предлагаю немного поменять очередность вопросов. Дело в том, что наши братья из другого города ещё не успели доехать. И будут примерно, через полчаса. Поэтому давайте сперва заслушаем нашу калиновскую общину. Вопрос о финансировании поездки в Америку. Они считают, что именно они должны лететь в Бруклин. Давайте же послушаем их. Пожалуйста, Всеволод Спиридонович.

В зале зашумели, а наш старейшина, гад такой привстал и сказал:

— От нас с этим вопросом будет выступать Скороход Любовь Васильевна!

Все притихли и уставились на меня.

Я встала на ватных ногах. В голове набатом звенела пустота.

Это был эпический провал.

Я уже набрала воздуха, чтобы извиниться и отказаться от выступления, как тут, на лацкане пиджака Благообразного, я вдруг увидела знакомый значок — жёлтые буквы на тёмно-синем фоне.

Глава 21

— Прежде, чем я начну свой доклад, — начала вступление я, — хочу отметить, что рада, что мы с вами состоим не только в одной религиозной общине, но и в одной политической партии.

Я мило кивнула Благообразному, и все взгляды моментально скрестились на нём. Благообразный прищурился и испытывающе посмотрел на меня нечитаемым взглядом. Но мне и не нужно было от него внятной реакции. Главное — перевести фокус внимания на него, а дальше я уж сама…

— Это свидетельствует о том, что мы — соратники с вами во всех смыслах и на всех уровнях, — чуть улыбнулась я и решительно продолжила дальше. — Теперь, что касается финансирования. Во-первых, идея с поездкой делегации в Бруклин была исключительно нашей. Это был наш замысел и наша стратегия. Под этот проект мы уже провели несколько эффективных благотворительных мероприятий на общегородском и межгородском уровнях. И которые дали колоссальный результат, как вы все знаете. Но подробнее результатах, если надо, лучше расскажет Всеволод Спиридонович.

Старейшина чинно кивнул, мол, да, если надо — расскажу.

А я опять продолжила:

— Теперь же, что же касается самой поездки. Не знаю, с какой целью планируют туда ехать наши братья из областного центра, а вот мы собираемся укреплять международные отношения…

— Мы тоже собираемся укреплять международные отношения! — коротко хохотнул какой-то вальяжный мужик в строгом костюме и при галстуке. — Тоже мне, нашли чем удивить…

Я замолчала и недоумённо-вопросительно уставилась на него.

Любопытно, что никто не сделал ему замечания.

Выждав паузу, я спросила:

— Мне можно продолжать? Или вы ещё что-то важное хотите добавить?

— Да говори уже! — фыркнул мужик, — иначе мы так никогда не закончим. Чего ерундой заниматься⁈ С финансированием уже всё давно решили! Вот что это теперь опять начинается? Нашли какую-то бабу, которая и двух слов связать не может, и цирк тут устроили! Давайте уже по существу решать!

Я поморщилась и посмотрела на Благообразного:

— Но если вы уже всё решили, так действительно, зачем вы нас сюда пригласили? Зачем мне пришлось вставать в пять утра и четыре часа трястись по колдобинам? И зачем я тут распинаюсь? У вас ведь так всё решается, кулуарно, да?

Тот побагровел и зло рявкнул:

— Роман Александрович! Ну что вы, на самом деле, как маленький, ей-богу? Дайте человеку сказать…

— Пусть говорит, кто ей не даёт, — махнул рукой тот и демонстративно углубился в чтение записей из своей записной книжки.

— Назовите мне вашу фамилию, Роман Александрович! — резко промолвила я.

— Зачем? — чуть напрягся мужик и даже изволил оторваться от записной книжки.

— Как зачем? Я сегодня же напишу в Бруклин мистеру Смиту и миссис Миллер, что все деньги на финансирование нашей поездки по их личному приглашению ушли непонятно куда. И что моя попытка достучаться до областного руководства провалилась — вместо поддержки получила порцию непонятного хамства. И ваше высказывание напишу тоже.

Я поднялась из-за стола:

— Всего доброго, братья. Спасибо за интересное общение.

В комнате моментально поднялся шум и галдёж.

— Люба, подожди! — вскочил Всеволод.

Я пожала плечами и сказала:

— Не вижу смысла всё это выслушивать. Я подожду вас на остановке, Всеволод Спиридонович.

И вышла из кабинета.

— Люба! — в коридор за мной выбежал старейшина, грудь его вздымалась от гнева, — ты что устроила⁈ Что ты себе позволяешь⁈ Да ты знаешь…

— Сева! Подожди, не кипятись. — в коридор вышел Благообразный и строго посмотрел на нас, — Сева, давай, вернись обратно. А мы с твоей Любой пока поговорим.

Старейшина помялся, ему явно не хотелось оставлять нас наедине, но скрепя сердце, подчинился главному руководству и вернулся в зал совещаний.

А мы с Благообразным остались в пустом коридоре.

— Люба, значит, — задумчиво кивнул своим мыслям он и смерил меня нечитаемым взглядом.

Если он думал меня как-то смутить, то я уже давно перестала млеть перед всякого рода начальниками и начальничками, возраст, знаете ли уже не тот. Да и терять мне в принципе нечего.

Я поморщилась и ответила:

— Да. Любовь Васильевна. А вы…? — в этом месте я сделала паузу.

— Арсений Борисович, — представился Благообразный, — я старейшина нашей общины в области.

— Приятно познакомиться, Арсений Борисович, — без всякой тени любезности, сказала я, и добавила, — так что у вас за вопросы ко мне?

— Вопросы?

— Ну да, вы же поговорить хотели, — пожала плечами я.

— Аааа… ну да, — кивнул тот и сказал, — зачем же вы так с Романом Александровичем? Он — уважаемый у нас в общине человек.

Я поморщилась:

— Арсений Борисович, я не терплю хамства, даже завуалированного. А этот ваш «уважаемый человек» сидел и через слово, прилюдно, втаптывал меня в грязь. С чего я молчать должна? Он у вас уважаемый? Ну так уважайте себе на здоровье. А для меня он — хам. И я не желаю выслушивать оскорбления. Вот и всё.

— Любовь Васильевна, поймите, Роман Александрович довольно известная личность в области. Да и в стране.

— Небось ещё и спонсор, да? — язвительно поджала губы я.

Судя по тому, как вильнул взгляд Арсения Борисовича, я попала в точку.

— Поэтому вы решили деньги, выделенные простым людям из провинции, дать уважаемому человеку, пусть покатается по Америке, да?

— Любовь Васильевна, вот не надо так ставить вопрос, — поморщился Благообразный.

Я вздохнула:

— Арсений Борисович, давайте, я уже пойду! Мы сейчас с вами наговорим друг другу ерунды, а потом будет неприятно. Всё равно проблему это не решит. Я этого человечка уважать всё равно не стану, не за что. А вам неприятно видеть моё к нему презрение и знать, что вы ничего не можете в этой ситуации сделать. А вот я могу! Да, пусть у меня нечестно увели честно выпрошенные именно мной деньги. Которые американцы выделили после общения именно с нами, со мной. Они хотели это общение продолжить. И им будет непонятно, почему вместо их русских друзей приедут какие-то хамовитые «уважаемые люди»! Но это меня не касается уже. А вот письмо я сегодня же напишу. Принципиально! Чтобы этот ваш Роман-как-там-его, не врал им, что мы сами отказались в его пользу. А в будущем наши заокеанские братья и сёстры сто раз подумают, приглашать наших простых членов общины или это бессмысленно, потому что вместо них всё равно приедут какие-то «уважаемые люди»⁈

Всё это я выпалила на одном дыхании.

Благообразный стоял и с каким-то весёлым недоумением смотрел на меня. Наконец, он сказал:

— Ладно, убедили, Любовь Васильевна. Поедете вы в Америку! Не злитесь! Мы для вас место выделим.

— Нет, Арсений Борисович, — покачала головой я, — от нас была заявлена делегация. И мы поедем все вместе. Или не поедем вообще. А одна я ехать не хочу. Мне и здесь нормально.