Хочешь мира… (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович
Вот пусть в Мексике и обкатают. Потом сравним!
Параллельно были и другие встречи, цель которых точно описал этот обормот Осип. С Эдисоном мы обменялись лицензиями и технологиями. Он нам — на прокат вольфрамовой нити, а мы ему — на галогеновые лампы. Когда он вник, что такие лампочки будут при равной яркости служить в 10–12 раз дольше, тут же добился от нас моратория на их внедрение до 1925 года. Оно и понятно! Пока лампочки перегорали, его бизнес процветал. А вот лампы повышенной яркости, сгорающие даже быстрее обычных, но стоящие вчетверо дороже, он всемерно одобрил. Так что обменялись, считай, натурой, без денег. Ну и договорились о том, что мы расширим ему поставки вольфрама с Тырнаузского месторождения.
С Вестингаузом обменялись патентами и контрактами. Он выдал нам новые методы ковки валов и обработки лопаток турбин, мы ему — расчет карт горения в пылеугольных котлах и несколько патентов на повышение КПД паровых турбин. Ну и договорились увеличить поставки наших специальных сталей для турбин. Тут Беломорье по-прежнему лидировало в мире.
Продавцам и производителям женской одежды мы презентовали нейлоновые чулки. Ожидаемого мной ажиотажа они не вызвали, хотя интерес был. Как мне потом объяснили, рынок ещё не «переварил» предыдущий «вброс» с чулками из ацетилацетата. Было жаль, я рассчитывал серьёзно на этой теме заработать.
Но главного не происходило. Структуры Рокфеллера не только всячески уклонялись от встреч, но и не спешили в расставленную им ловушку.
В конце концов я смирился и со вздохом дал «отмашку» на начало «Большого скандала», предложенного Осипом. Мы с Натали и другими членами делегации договорились в ближайшее воскресенье посетить предвыборный митинг Вудро Вильсона в Нью-Джерси…'
г. Трентон, штат Нью Джерси, городской парк Кадваладер Парк, железнодорожный вокзал железной дороги Бельвидере — Делавэр, 30 июня 1912 года, воскресенье
По меркам будущего, в котором я рос, город с неполной сотней тысяч населения не может считаться впечатляющим. Но здесь и сейчас всё было иначе. Город Трентон, столица штата Нью-Джерси был промышленно развитым и бурно развивающимся. Всего треть века назад тут и тридцати тысяч человек не жило. А сейчас это был центр развитой металлургии, гордящийся своим производством тонкого фарфора, производитель стальных канатов, которые покупали все строители мостов… Местные жители гордились тем, что именно здесь женщины ещё в XVIII веке имели равные избирательные права с мужчинами, и в местном избирательном законе даже было написано «он или она»! И не очень подчёркивали, что в 1807 году этого права здешних леди лишили. Больше отмечали, что и потом местные дамы не раз отмечались в борьбе за свои права.
Не удивительно, что именно здесь располагался один из суфражистких центров этой страны. Правда, одновременно выяснилось, что мы слегка облажались. Идея всеобщего избирательного права для женщин была одним из пунктов избирательной программы конкурента Вильсона, бывшего президента Теодора Рузвельта. Наш же кандидат — да, отныне именно наш, мы публично заявили, что поддерживаем именно его и призвали всех, кто симпатизирует нам, голосовать за кандидата от демократической партии…
Так вот, как оказалось, наш кандидат строил свою предвыборную программу «Новая свобода» во многом как антитезу программе Рузвельта, строившейся на идеях «Нового национализма».
О Боже, вы бы знали, сколько нам с Натали и моим штабом пришлось узнать за прошедшую неделю! И сколько раз я снова и снова начинал клясть себя за то, что поддержал имя, причём только на основании знания будущего, не изучив его программы. Тут соседний с нами оркестр стих и издалека донесся рёв динамиков:
— Мы не только реформируем тарифную политику, граждане, мы будем бороться против всех проявлений недобросовестной конкуренции!
Оркестр снова заиграл, и мы перестали слышать болтуна. Городской парк здесь большой, около четырёх гектар, и по его аллеям сейчас играет несколько оркестров, так что большая часть не слышит митинга, протекающего на привокзальной площади.
Но это компенсируется развлечениями и мини-митингами в других местах. Вот тут, к примеру, суфражистки в очередной раз ведут разъяснительную работу. Они не увлекаются, помнят, что на этом мероприятии они гости, и потому за избирательное право для женщин не агитируют. Это было бы поддержкой Рузвельта. Но вот рассказать историю своей борьбы за эти права — запросто. Чем они прямо сейчас и занимаются, кстати.
Чуть дальше пятачок, на котором народ танцует. Я, было, удивился. Мне казалось, что предвыборный митинг — это сплошь агитация и накачка. Но тут действуют тоньше. Стараются заманить побольше народа и развлечь его, создать позитивные эмоции. Потому тут разливают прохладительные напитки, торгуют «придуманным» мною «эскимо» и другими видами мороженого, показывают фокусы… И музыка, музыка… И куча выступающих. «Все, кто не против нас, те с нами!» Мудрая, если вдуматься, тактика.
Вот мы и фланировали по парку. Я, Натали и трое девушек, которых мы сделали эдакими «ученицами миссис Воронцовой». Молодые, яркие, преуспевшие. Больше всех блистала Оксана Рябоконь. Мы колебались, стоило ли тащить её сюда, но… Потом решили, что плюсов больше. Главный — она получит стажировку в английском. Англичане нам хоть и союзники, но именно у них придётся «ломать» самые дурно пахнущие секреты. Второй — очень эффектный пример. Девчушка из бедной провинциальной деревни, сирота, а доросла до руководителя отдела в вычислительном центре. И в каком — в самом передовом в мире!
На втором месте была Дашуня, её вечный оппонент, вышедший из числа тех самых «воробушков». Даша выросла в яркую и независимую девушку, борца за права трудящихся! И сейчас это тоже было очень даже в тему, потому что ещё два пункта программы Вильсона говорили про реформу труда и сельскохозяйственную реформу. В первый пункт входили установление сорокачасовой рабочей недели и ограничения детского труда, а во второй, среди прочего, — защита интересов фермеров.
В обоих случаях нашей красавице было что рассказать. Она была членом Трудового Комитета, рассматривавшего споры рабочих с владельцами. И следила, чтобы рабочие круглосуточных производств не работали больше восьми часов в день. А в неделю в среднем получалось как раз по сорок часов. И такой порядок на наших заводах был давно. Как и спецпитание на вредных производствах, регулярные врачебные осмотры и тому подобное. Ну, не нужны мне были злые и больные рабочие. И грабить мне их ни к чему, я потерял бы на этом больше! Такова специфика именно моих производств. Но Даша Комарова сейчас ставила всё это в заслугу своему комитету.
Да и по второму вопросу ей было что сказать. Как-никак руководительница отдела кредитования кооперативов и фермерских объединений. И её активно слушали. Правда, сама мадмуазель Комарова английским пока владела недостаточно, и потому её речь переводила сопровождавшая её секретарша. Да, именно секретарша! Такая была возле моей Натали, и такая же сопровождала каждую из троицы «учениц Воронцовой». Еще две эскортировали особо ценных мужчин. И мало кто мог предположить, глядя на этих юных пигалиц, что они проходили уроки стрельбы у Генри Хамбла и Семецкого, занимались борьбой по руководством шифу Фань Вэя и его внука Джиана. А искусству незаметно наблюдать за окружающими и делать выводы о приближающейся опасности их учили сам Кошко и его ученик Артузов.
Да, мне тут было чего опасаться! Потому лично нас с Натали дополнительно опекали Генри Хамбл и Юрий Семецкий. Да в толпе было еще с полтора десятка людей Ника Картера, высматривавших потенциальные угрозы.
— Милый, но согласись, последний пункт программы «Новая свобода» прекрасен и искупает в наших глазах все прочие неприятности!
Но я не отвечал, потому что мы как раз набрели на третью и последнюю «ученицу» моей жены. Всякий раз, когда я видел её, я немного тормозил. Я помнил её из своего варианта будущего. В десятый класс я пошёл ещё при Советском Союзе. На лето нам задали прочесть кучу книг. И среди прочего было «Четыре урока у Ленина» Мариэтты Шагинян. Не всё произведение целиком, а только «Урок четвёртый». Помню, меня тогда больше всего потрясло, что человек может посвятить свою жизнь тому, чтобы ездить по всему миру и искать малейшие следы Ленина. Причём не борьбы его, не философского наследия, а маленькой записки в провинциальном французском ресторане! И ради этого она изучила кучу языков, не жалела сил, времени и здоровья! А потом писала об этом книжки.
