Столичный доктор (СИ) - Вязовский Алексей

На ногах у девушки — элегантные туфли на небольшом каблуке, украшенные бантиками и стразами. А еще в наличии веер из страусиных перьев.

— Поражен! — я развел руками. — Это невероятно.

Вика зарделась, вдова заулыбалась мне. Я посмотрел на часы. Пора было выдвигаться.

Пока ходили по залам, разглядывали фонографы — большие, средние, маленькие, да слушали записи к ним, я инструктировал Вику.

— Как только появится князь со свитой — громко спроси меня, почему на хирургических скальпелях насечки делают?

— И зачем? — девушка распахнула глазки.

— Чтобы слепым хирургам оперировать легче было, — на голубом глазу заявил я.

Вика улыбнулась, потом анекдот до нее окончательно дошел, она засмеялась.

— Это чудесная шутка! Князь должен обратить на нас внимание — тут девушка задумалась. — Почему нельзя просто подойти и подать прошение?

— Охрана не подпустит. А записываться на прием — это месяцы ждать. И то без гарантий.

Но получилось даже лучше. Великий князь слегка опоздал, в зале вдруг стало почти пусто, зашло несколько казаков. И тут же свитой появился Сергей Александрович. Высокий, статный, с модной аккуратной бородкой и усами. Глаза равнодушные, весь вид высокомерный — «мы к вам приехали на час». Справа от князя шел пузатый мужчина, размахивающий руками. Похоже, устроитель выставки что-то объясняет. А вот слева… Зубатов! Сергей Васильевич. Собственной персоной. Тот тоже что-то нашептывал генерал-губернатору.

Я как увидел его — не спускал глаз. И не зря. Чиновник по особым поручениям почувствовал мой взгляд, обернулся. Я слегка поклонился. Меня узнали, Викторию тоже. Сергей Васильевич тоже в ее адрес изобразил полупоклон. Но сразу не подошел, прохаживался с тезкой, слушали музыку с фонографов, человеческую речь. Потом Зубатов слегка приотстал, выбрался из свиты.

— Вы тут? Вот не поверю, что случайно! Виктория Августовна, вы просто очаровательны! Московские модницы посрамлены!

— Спасибо, Сергей Васильевич, вы мастер делать комплименты! — не осталась в долгу Вика, которой явно были приятны похвалы

— Не случайно, — вздохнул я, тяготясь тем, что приходится что-то выпрашивать. — Хотел бы передать генерал-губернатору ходатайство. О создании в Москве службы скорой медицинской помощи.

— Что еще за зверь? — удивился Зубатов. Я быстро объяснил, показал бумаги. В том числе письмо от австрияков.

Чиновник пожевал губами, задумался.

— А почему не обычным способом? Через секретариат?

— Замотают — пожал плечами я. — Да и денег на взятки нет.

— Эти могут, — засмеялся Зубатов. — Ладно, давайте ваше ходатайство. Дело вроде полезное. Поспособствую. Загляните ко мне на Мясницкую на неделе.

Чиновник изобразил новый полупоклон в адрес моей спутницы, ловко ввинтился в свиту князя. Которая помимо казаков, состояла из прилизанных красавчиков-адъютантов. Может и правду говорят про князя и его специфические увлечения? Нет, я бы в бане не стал ронять рядом с ним мыло.

Глава 18

Неделя перед Крещением выдалась суетной. С Бестужевой всё готово, а я так и не сделал инъекцию, не обсудил перспективы. У Калашникова про бриллиантовую зелень спросил — и забыл. Пора завести ежедневник, записывать планы. А еще лучше — секретаря. Будет чай подавать и напоминать о встречах и совещаниях. А пока придется галопом по европам, да еще и самому.

Начнем с ближайшего — купца. И рядом, и по дороге. Оттуда к Бестужевой, и после всего — в больницу.

Калашников был дома, но явно куда-то собирался, судя по одежде и действиям прислуги, которая смахивала специальной щеточкой перхоть с плеч. Но ради меня сборы отложил, шагнул навстречу, вежливо поклонился.

— Здравствуйте, Евгений Александрович!

— И вам здравствовать, Наум Алексеевич! — кивнул я.

С этими поклонами сейчас, конечно, не так сложно как в Китае, но тоже запомнить пришлось. Кому и как — от этого многое зависит, можно на ровном месте и на неприятности нарваться. Вот сейчас — я гость, и выше по положению — мне вежливый поклон, который чуть проще поясного. Я, соответственно, могу в ответ кивнуть, обозначая неофициальный характер визита и более низкое социальное положение купца.

Калашников трезвый от своей пьяной копии разительно отличается, кстати. Внешне похож, но будто родственник. Никакой тебе дурашливой улыбки и плавающего взгляда. Наоборот — собран, даже жестковат немного. Купчиху, кстати, я не увидел. По делам пришел, зачем ее звать?

Поговорили о видах на урожай, здоровье наследника. Ровно столько, чтобы не показалось невежливым. И лишь после этого купец полез в шкафчик, и выудил из него склянку светлого стекла с притертой пробкой.

— Вот, извольте, доктор. Смарагдовая зелень. Как и просили, достали.

В посудине пересыпались золотисто-зеленые мелкие комочки. Объем… Да примерно миллилитров сто пятьдесят. Первый раз вижу это вещество не в растворе. Ничего, разберемся.

— Благодарствую, Наум Алексеевич! Выручили! И насчет крестин — я, конечно, согласен. Сообщите только когда, я непременно буду.

Купец кивнул, но не сказал ничего.

— Просили передать, зелень эту саму по себе для окраски использовать не стоит, — степенно добавил он, подавая склянку. — Закреплять надо, а то мажется, да и на свету долго не держится.

— Мне для другого. И снова огромная благодарность, — на этот раз я уже изобразил такой же вежливый поклон, как и он перед этим, что вызвало довольную улыбку Калашникова.

Послал мальчишку с запиской для Славы, чтобы вечером с Емельяном прибыли ко мне, а если задержусь, подождали. Вот и выясним, какой концентрации нужен спиртовой раствор, чтобы дохли все микробы в округе. И сразу заявку на привилегию. Хорошо бы до съезда успеть. Уж если лупить по мозгам коллег, то массивно и безвозвратно. Или, может, все-таки стоит растянуть «футурошок»?

Бестужеву предупреждать не стал. И так понятно, что дома сидит. Куда ей ходить?

Масляный раствор серы у меня простерилизован, для этого много ума не надо. И шприцы заготовлены, с заточенными иглами. Мало ли, вдруг с первого раза укол не получится сделать. Пока качался в санях, глядя на зипун, обтягивающий широкую спину извозчика, даже не думал ни о чем. Разговоры все уже говорены, предупреждения сделаны. И даже заготовлено подобие добровольного информированного согласия. А то мало ли что, претензии пойдут. Вот в этот момент и появится на свет бумага, в которой русским по белому написано, что пациентка предупреждена и согласна.

В отличие от прошлого раза, у Бестужевой сегодня наблюдалось легкое возбуждение. Она начала было укорять меня, что я манкирую своими обязанностями, но я быстро отбил атаку, выложив на стол бумаги.

— Вот, прошу, подпишите.

— Это что?

— Почитайте. Ваше согласие на участие в испытаниях.

— Ах, что там читать? Давайте, — и она не глядя подтвердила щит для моей задницы от местной прокурорской братии. — Укол сегодня?

— Прямо сейчас. Велите принести чашку с горячей водой, раствор согреть надо.

— Погодите, — женщина взяла колокольчик со стола. — Агафья!

— Сей момент несу! — отозвалась служанка, очевидно, торчавшая под дверью.

Я решил начать с двух кубиков. Не много, но и не мало. Посмотрим, что там с лихорадкой получится, повторим для верности раза три, все спирохеты, которые к этому времени выжили, передохнуть должны.

Согрел раствор, набрал в шприц.

— Ну что же, Антонина Григорьевна, ложитесь, и предоставьте мне ягодицу.

Вот есть одна особенность у пациентов, которые лечились долго. Они напрочь теряют чувство стеснения перед медиками, и без всяких танцев с бубном предоставляют запрошенный участок своего организма. Включая те, что и на супружеском ложе не всегда демонстрируют. Понимают, что не из праздного интереса это делается.

Смазал обильно спиртом место предстоящей инъекции, и без лишних предисловий вогнал иглу в мышцу.