Вера Ковальчук - Эльфред. Юность короля
— Я хочу тебе напомнить, что Берн родом из Корнуолла и является двоюродным братом Вульфтрит. А эта женщина тебя ненавидит.
— Я помню. Ну, отогреваешься?
— Ага, — прошептал Алард и вдруг впал в сонное забытье — так резко, что не успел закрыть рот. На какое-то мгновение принцу показалось, что раненый умер, и он испугался, приложил руку к холодной щеке старика, поискал сонную артерию. Пульс был слабеньким, но он был. В одно мгновение осознавший, что может остаться без поддержки старшего товарища, Эльфред испытал настоящий страх.
Он поднялся и поискал глазами лекаря. Тот возился неподалеку — пытался перевязать руку раненому, но тот стонал и отбивался. Подойдя, Эльфред коленом прижал ладонь несчастного к земле и стал наблюдать за тем, как целитель деловито и торопливо отдирает присохшие повязки.
— Спасибо, принц, я бы сам не справился, — пропыхтел он.
— Скажи мне, Алард выживет?
— Все может быть. Рана тяжелая, а он уже немолод. Но, с другой стороны, твой элдормен очень крепок. Он почти не кричал, когда я ему резал плечо, только ругался. Ну, да священник ему это простит. Рана чистая, травы я наложил, какие надо. Он хоть и стар, но держится. Думаю, у него неплохие шансы. Не волнуйся, принц, и иди-ка отдыхать. А если завтра поможешь перенести раненых на повозки, я буду тебе благодарен.
— Мы завтра уходим отсюда?
— Армия уходит послезавтра, но раненых отправляют раньше.
— Куда?
— К Басингу. Туда же отойдет и армия, когда закончит хоронить своих солдат и язычников.
— Ясно, — поколебавшись, Эльфред добавил: — Думаю, моя помощь тебе пригодится. По крайней мере, пока не проснутся твои помощники и этот монах.
— И здесь я буду тебе очень благодарен, принц.
Эльфред трудился всю ночь и устал больше, чем уставал в битве. Ему приходилось таскать на себе стонущих раненых, держать их, пока лекарь перебинтовывал отвратительные раны, носить им воду и теплые камни. Тряпицы, в которые их можно было завернуть, скоро закончились, и горячие каменюги пришлось подкладывать под бок закутанному человеку, а не прятать в плащ или покрывало. Но так они быстрее остывали.
Вскоре у принца возник соблазн уйти, но гордость не позволила ему этого сделать. Он трудился до восхода, когда проснулись двое помощников лекаря, после чего свалился на землю у одного из костров и уснул. Правда, ненадолго, через три часа его разбудили, и, сунув в руки горячий котелок с похлебкой и ложку, дали указание покормить кого-нибудь, и оставили в покое. Эльфред попеременно совал полную ложку в рот то себе, то своему соседу, глотавшему шумно и с трудом, и медленно приходил в себя после отрывистого и тяжелого сна.
Накормленных раненых аккуратно перекладывали на повозки, которые подгоняли к распадку неостроумно ругающиеся, не выспавшиеся, продрогшие и потому очень злые погонщики. Некоторые повозки были запряжены лошадьми, некоторые — быками, и тем, кому выпало ехать на последних, могли считать, что им повезло. Бык идет медленно, равномерно, спокойно. Если погонщик будет аккуратен, то раненого растрясет только на тех ухабах, которых тот не сможет обогнуть.
Весь день хоронили мертвых. Близ Эсцедуна, конечно, было сельцо, а при сельце — церковка с кладбищем. Уставший и от натуги совершенно охрипший священник читал отходную над каждым десятком усопших по очереди. Расхаживая между могилок, Этельред даже пошутил:
— Мои люди займут тут все свободные места. Старым крестьянам негде будет отдохнуть.
Они с радостью потеснятся, король, — заверил его староста деревни. — Честь — лежать рядом с доблестными защитниками нашей земли.
— Да уж… — проворчал король и поспешил вернуться в лагерь. Он совещался со своими эрлами, хотя советы, которые они давали, вряд ли могли ему помочь. — Позовите мне Эльфреда. Кто-нибудь его видел?
— Его видели в распадке с ранеными.
— Передай ему, я его жду.
Эльфред появился через полчаса. Он смотрел на своего собеседника рассеянно и вытирал ладони о штаны. На окружающих он не смотрел, лишь на брата, и то со странным сонным выражением лица. Слова Аларда смутили его.
Король осмотрел брата с легкой брезгливостью. Он не имел ничего против помощи раненым или другой работы. Ни один знатный эрл не чуждался труда, мог и сенцо сам пошвырять, и покопаться в земле, и мешки потаскать, а дам королевской крови, плохо прявших, ткавших и не кормящих грудью собственных детей, воспринимали с недоумением. Но Этельред всегда придерживался представления, что знатный эрл должен одеваться соответственно, и держаться так, чтоб отличаться от окружающей массы простолюдинов.
Эльфреда же от его людей отличить было невозможно.
— Ты бы переоделся, — заметил старший брат. Принц оглядел себя. Потер ладонями штаны.
— Да, пожалуй.
— Ты весь в крови.
— Помогал целителю перевязывать.
— Разве это работа для тебя? Идите, — король сделал знак эрлам, и те с готовностью отступили прочь, начали обсуждать что-то свое. Этельред посмотрел на них с недоверием. Потом взял брата за локоть и отвел в сторону. — Я вот о чем с тобой хотел поговорить…
Этельред замер в нерешительности, и продолжил разговор лишь тогда, когда группа эрлов и воины, хлопотавшие у костра, остались за поворотом. Эльфред терпеливо молчал, ждал, пока брат начнет говорить.
— Я хочу тебе сказать, что ты взял на себя слишком много, Эльфред.
— В смысле?
— Ты еще не король, не так ли?
— О чем речь?
— Однако моей армией ты распоряжался, как своей.
Принц в изумлении посмотрел на Этельреда. Губы того были сжаты, взгляд колюч, как кончик стального ножа, но искреннее недоумение в глазах брата слегка смягчило его. Король опустил голову и задумчиво посмотрел на свои сапоги, будто никогда их не видел. «А ты ведь и сам не до конца уверен», — подумал Эльфред.
— Что за ерунда, брат?
— Ты считаешь, что я говорю ерунду?
— Я полагаю, что ты неправильно понял какие-то мои поступки. Я не вижу никаких причин считать, что распоряжался вместо тебя.
— А кто, интересно, вел мою армию в бой?
— А что, войска только короли водят?
— Кто ж еще?
— Например, их доверенные лица. Ты передал мне половину войска…
— Я передал тебе половину войска, но отнюдь не все.
— А я не взывал ко всему войску. Я обращался к отданной мне половине. Остальные пошли за мной сами.
— Ты врешь.
— Этельред, — холодно произнес принц. — Ты бы все-таки держал себя в руках. Обвинять меня во лжи — оскорбление, тебе не кажется?
— Как еще можно назвать твои слова? То, что ты говоришь, не соответствует действительности. И довольно об этом.
— Нет, не довольно. Если ты считаешь возможным называть меня лжецом…
— Я тебя так не называл.
— Не иди на попятный, братец. Ты так сказал. Видимо, такова благодарность за то, что я выиграл тебе эту битву — единственную за последние годы.
— Ты — выиграл мне!? Уж не вообразил ли ты себя королем?
— Нет, брат мой. Я вообразил себя лишь твоим доверенным лицом. Никем более. Уж раз тебе приспичило молиться, будто капуцину, в минуту, когда решалась судьба твоего королевства.
— Ты смеешь со мной так говорить?
— Смею, брат, смею, и говорю я правду. Я знаю Писание гораздо лучше твоего. Не слыхал такую фразу: «Кесарю — кесарево»? Свои долги надо отдавать.
— Кому это я успел задолжать? Уж не тебе ли?
— Я-то тут при чем? Я об Уэссексе говорю. А ты вздумал из себя богомольца корчить, прелюбодей?
— Кто б говорил. Ты, что же, овечка тупорылая — а ничего, разгулялся по чужим бабам. Уверен, Эдит не первая!
— Так, разговор зашел не туда. Мы беседовали о войске.
— Разговор закончен. Я отослал бы тебя прочь, если б мне не был сейчас дорог каждый воин. Но отрядами ты больше не будешь управлять. У войска может быть только один предводитель.
— Мою сотню ты у меня отнять не можешь.
— Не могу. Но если ты не будешь мне подчиняться, я лишу тебя достоинства эрла.
Эльфред стиснул зубы и посмотрел на брата. Тот не взглянул в ответ — слова дались ему нелегко, хотя прозвучали твердо, как и должна звучать речь мужчины.
— Ты и сам прекрасно знаешь, что несправедлив. Знаешь, если такова благодарность за победу, тогда, согласись, у меня нет никакого смысла стараться дальше, рискуя своей головой. Выкручивайся сам, великий стратег. Только Уэссекс жалко. Надеюсь, ты не слишком поздно признаешь, что не прав.
Он больше не хотел ничего слушать и потому отвернулся, пошел прочь. Этельред и не пытался что-нибудь сказать, только смотрел вслед брату, и в душе его боролись самые противоречивые чувства. Он не попытался остановить брата — ревность в этот миг в его душе победила восхищение.
Возможно, Эльфред и был прав, не стоило тогда задерживаться с мессой, пусть священник служил бы себе, а воины тем временем рубились. Но идти на попятный он не собирался. Королю и в голову не приходило, что даже отстраненный от власти, младший брат все равно остается популярным.
