Елена Горелик - Своя гавань
Карета раскачивалась, поскрипывали толстые кожаные рессоры, колёса гремели по камням мостовой. Марсель. Ещё четверть часа пути — и кортеж остановится в порту, где у пирса стоят наготове дежурные шлюпки. Письмо было отправлено с курьером из Парижа, и господа старпомы уже наверняка выгребли братву из портовых кабаков. Корабли, приняв на борт капитанов и их сопровождение, должны были немедленно сниматься с якоря. Они и так по милости короля задержались здесь намного дольше запланированного… «С дороги! Прочь с дороги!» Мушкетёры под командованием всё того же капитана де Жовеля, охранявшие посольство Сен-Доменга на обратом пути, распугивали зазевавшихся прохожих. Самым нерасторопным марсельцам ещё и кнутом от возницы доставалось… Яд практически не нанёс Галке и Джеймсу вреда. Вовремя принятые меры возымели своё действие. Но мутило их не столько от остатков яда в организме, сколько от лекарств, которыми супругов Эшби напичкали Каньо с версальскими докторами. Хосе пришлось хуже. Если бы не народные индейские снадобья, мальчишка, вероятнее всего, умер бы в течение часа. Но сейчас Каньо клялся всеми своими богами, что юнга выживет. Только придётся парню до конца жизни питаться кашками да бульончиками: отрава, как поняла Галка, разъедала слизистую и стенки желудка, и вызывала симптомы вроде прободения язвы. Мадам генерал очень хорошо знала эти симптомы: десять лет назад от этого умерла её бабушка. Пока доехала «скорая» — «всего-навсего» через два часа — было уже поздно. Двенадцатилетний мальчишка с лужёным желудком гавроша и моряка отделался проблемами с пищеварением до конца дней своих, а это ставило под большой вопрос его карьеру на флоте. Теперь разве что в сухопутную часть, или канониром в форт… Или всё-таки на флот? Ведь на кораблях Сен-Доменга — с их обитой медью и снабжённой плотными крышками тарой для продуктов — крысы в трюмах с голодухи вешались. И качество рациона было на порядок выше, чем везде. А уж если Галка постарается наладить на острове производство мучных изделий типа макарон, жизнь моряка и вовсе перестанет быть сущим адом. По крайней мере, в том, что касается пищи. Так что всё может быть. И мечта Хосе Домингеса — стать капитаном — вполне может осуществиться.
Подумав о Хосе — а оба мальчика сейчас ехали в одной карете с Хайме, который взялся их опекать, словно младших братьев — Галка грустно улыбнулась. Как они глазели на великолепие королевских апартаментов! С каким восхищением рассматривали и даже украдкой трогали прекрасную мебель, не веря, что эту красоту создали человеческие руки! Как захлёбывались от восторга, рассказывая своему капитану, что вот прямо сейчас с ними заговорил сам король, и назвал их обоих «юными идальго»!.. А теперь… Теперь роскошь дворцов у них прочно ассоциируется со смертью. Как и у неё.
— Ты грустишь, Эли. — Джеймс был как всегда предельно внимателен к супруге. — Почему? Мы уже почти на месте.
Галка молча погладила его руку. Чувство вины не проходило. Ведь только случай с отравлением спас её от прямого попадания в королевскую постель. Если бы не шевалье де Лесаж, посчитавший себя умнее всех, быть бы ей очередным экспонатом донжуанской коллекции Людовика Четырнадцатого. Впрочем, спасение от королевского алькова было не единственным плюсом, который генералу Сен-Доменга удалось выжать из злонамеренного отравления. Король, тоже чувствуя себя в какой-то степени виновным, без разговоров подписал четыре весьма выгодных для Сен-Доменга документа. Хотя до того полный месяц тянул кота за хвост, стараясь выторговать условия, куда более прибыльные для Франции, чем для заморского острова. Испанский посол дон Антонио примчался к постели пострадавшей одним из первых, стараясь заверить сеньору генерала, что он никоим образом не причастен к свалившемуся на неё несчастью. Галка верила ему на все сто: во-первых, испанец не самоубийца, а во-вторых, меньше всего на свете он желал срыва переговоров. А в качестве доказательства своих добрых намерений тут же отписал в Мадрид письмецо с изложением всех пунктов будущего мирного договора. Правда, он не ручался, что её величество королева-мать согласится их обсуждать, но положительный сдвиг налицо… Галка погладила крышку резного лакированного ларца, в котором хранились везомые ею документы.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — сказала она по-русски. — Знаешь, Джек, а я ведь… Я ведь капитулировала. Я… согласилась…
— Я знаю, милая, — Джеймс ласково поцеловал её в висок. — Когда мы ели эти чёртовы сладости, я уже знал.
— Ты… слышал?
— Нет. Мне передали записку. Я потом проверил: это был почерк маркизы де Монтеспан.
— Вот сучка! — вспылила Галка. — Не дай Бог встретимся ещё раз — обрею налысо!
— Её можно понять: не в силах предотвратить то, что ей казалось неизбежным, она решила отомстить тебе чисто по-женски.
— Прости меня, Джек.
— За что, Эли? Разве должна просить прощения женщина, которую принуждали к близости весьма нешуточными угрозами?
— Ты и это знал?
— Догадался. Я слишком хорошо знаю тебя. — Джеймс улыбнулся. — Ты бы никогда по доброй воле не легла в постель с таким надменным и себялюбивым типом.
— Джек. — Галка уткнулась лицом ему в плечо. — Если бы ты был в курсе, какой ты чудесный человек, то никогда бы на мне не женился.
— Милая моя, — Эшби погладил её по голове, словно маленькую девочку. — Никто из нас не застрахован от ошибок и слабостей. Я вовсе не так идеален, как ты думаешь. Но обвинять любимую женщину в измене после изнасилования — а ведь то, что король собирался сделать, ничем от изнасилования не отличается — ни за что не стал бы.
— Зато ты наверняка пошёл бы бить ему морду.
— Это верно. И попал бы на плаху — за оскорбление величества.
— Вот за это я и прошу у тебя прощения, Джек…
— Вы моя гостья, мадам, вам здесь ничего не грозит.
«Как там писал Иван Ефремов? „Слишком много заверений в безопасности.“» — «Следовательно, её нет», — подумала Галка, вспоминая читанный ещё в той жизни «Час Быка»…
…Карета остановилась.
— Мадам, мы прибыли. — Капитан де Жовель склонился к окошку.
Занавеска откинулась.
— Благодарю вас, господин капитан. Передайте также его величеству мою искреннюю благодарность за его заботу.
Капитан чуть склонил голову. Не так, как в первый раз — с облегчением, что наконец-то сбыл с рук малоприятных гостей — а уже с некоей долей уважения. Как военный военному…
— …Вам приходилось убивать, мадам?
— Да, ваше величество.
— Вы убивали только в бою, по необходимости, или всё же бывали случаи убийства по иным мотивам?
— Да. Я без пощады казню насильников и живодёров.
— Потому что они нарушают установленный вами закон? Я по сути делаю то же самое.
— Не в законе дело. Совершая насилие над теми, кто не может дать сдачи, они теряют право называться людьми…
…Мгновения, когда капитан де Жовель отъехал от кареты, оказалось достаточно.
Галка успела заметить тень на занавеске. Затем дверца резко распахнулась, проём загородила высокая худощавая фигура — высокий рост незнакомца скрадывался тем, что он уже сгибался, чтобы без препятствий проникнуть в карету. И в руке у него был кинжал… Семь лет она ходила на абордажи и до сих пор жива. Тот, кто послал обормота с кинжалом, явно не принял в расчёт этот интересный факт.
— Во имя святой матери це… А-а-а-йы-ы-ы!!!
Удар ногой в грудную клетку унёс неудавшегося киллера на мостовую, где его тут же повязали опомнившиеся мушкетёры. Галка готова была поспорить, что сломала «шахиду» пару рёбер… Испугаться она попросту не успела. Просто заметила, что в какой-то момент всё происходящее стало напоминать замедленную съёмку. Потому и реакция оказалась такой…адекватной. И — как показалось окружающим — молниеносной.
— Эли! — вскрикнул Джеймс, запоздало пытаясь прикрыть её собой — он сидел с другой стороны.
— Всё в порядке, Джек, всё в порядке, — Галка, с потрясшим даже её саму космическим спокойствием, словно наблюдала всё происходящее со стороны: предельное усилие тела и разума не прошло даром. — Всё уже…закончилось.
— Тебе не уйти от гнева Господнего! — вопил «шахид», которого мушкетёры «спеленали» по всем правилам искусства. А из-за угла уже выбегали стражники во главе с офицером. — Разверзнутся небеса, и дождь огненный прольётся над твоим Вавилоном! Поднимутся воды морские и поглотят его! Содрогнётся земля, и…
— Да ты бы уже определился, чем нас истреблять, что ли? Больше одного раза казнить всё равно не получится.
Галка с Джеймсом, уже выбравшиеся из кареты, обернулись на этот знакомый насмешливый голос. Так и есть: из второй кареты вылез зевающий шевалье де Граммон, успевший задолго до этого прославиться требованиями показать ему Бога и чёрта, а иначе он в них не поверит. «Шахид», голосивший с вдохновением пророка, ведомого на казнь, заткнулся, словно его выключили. А точнее — как подумалось Галке — богохульные словечки Граммона сбили у него внушённую программу. Когда происходил такой сбой, подобные недалёкие фанатики как правило на какое-то время лишались дара речи, в том числе и пророческой.
