Борис Громов - Терской фронт
Есть! Все-таки вывернул кружку кипятку себе точно на колени, оболтус. Пока шипящий от боли и тихо матерящийся Толя, вскочив на ноги, стряхивает со штанов капля чая и заварку, мы с Асланом понимающе переглядываемся и обмениваемся почти одинаковыми ехидными улыбками. Эх, молодежь! А ведь когда-то и мы такими были. Но, пообтерлись, привыкли. И он привыкнет.
К Аргунскому КПП мы выбрались только к восьми утра, когда солнце уже поднялось из-за далеких гор и изо всех сил пыталось пробиться сквозь наползавшие со стороны Дагестана тяжелые серые тучи. Так, похоже, портится погодка, вовремя сходили. Выйдя на связь с блок-постом, предупредили Умарова, что мы скоро будем, и что ждать нас надо со стороны бывшего совхозного сада и старого кладбища. И неторопливым шагом направились к видневшимся в полукилометре высокой стене, опутанной колючей проволокой и тяжелым ржавым стальным воротам. Ну да, сейчас, в трех-четырех сотнях метров от своих, можно себе позволить быть вальяжным. А вот от вырезанного нами опорного пункта и подорванного моста мы неслись, будто два перепуганных зайца. Причем, серьезно груженых зайца. До самой северной окраины Белгатоя мчались, как наскипидаренные. Потом, когда я понял, что Толя сейчас просто рухнет, и больше не встанет, свернули с обочины в сторону реки, и спрятались в развалинах небольшой плотины на берегу давно пересохшего пруда. Заняли оборону и устроили привал. Вернее, оборону занял я, а Толя просто лежал на спине, жадно ловя ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба. Отдыхали почти полчаса, а потом, кустами, вдоль русла Аргуна, двинулись домой. Я даже спустился к реке, быстро, но, максимально тщательно застирав рукава «горки» от уже начавшей подсыхать крови. Жалко ведь, почти новая вещь.
А вот теперь мы сидим в «караулке» у Аслана, гоняем чаи и перебираем трофеи, в ожидании уже вызванного из Червленной Шурупа на «буханке». Сходили вполне удачно, вон она, наша добыча, аккуратной кучкой в углу лежит. Три карабина Симонова, вполне приличной сохранности, два АК-74М, и четыре АКМС, причем на одном, принадлежавшем командиру, вытертый до белизны и разболтанный, будто погремушка, ГП-25. Радости Толи, когда я сообщил, что «Костер» достанется ему, не было предела. А то, что он разболтанный — не беда. Конструкция там простейшая, сам все подтяну, даже без помощи оружейника. Еще взяли девять пистолетов, семь ПМ и два «Стечкина». А вот большую часть найденных боеприпасов пришлось заминировать ловушками из гранат и оставить. Иначе мы бы все просто не подняли. Взяли только початый цинк ВОГов и все найденные Ф-1. Состояние у трофейных стволов — просто ужасное. Мало того, что сто лет не чищенные и ржавчиной да грязью заросшие, так у одного из «Стечкиных» возвратная пружина оказалась очень сильно погнутой, того и гляди, сломается. Хотя, себе мы его оставлять все равно не собираемся, а уж чего с ними Сергеич потом делать будет, нам без разницы. Лишь бы купил. Но, все равно, оружие жалко, не заслуживает оно такого отношения. Вот, кстати, интересно, откуда пошла в свое время «красивая горская легенда» о том, что все чеченцы — великие воины с пеленок? Самое забавное, что многие в нее свято уверовали. А по моим личным наблюдениям, в обращении с оружием очень многие из них — редкостные неряхи. Понятно, что «калаш» весь мир покорил именно своей надежностью и неприхотливостью. Но хотя бы раз в месяц его чистить надо, особенно если хоть изредка, да стреляешь. А тут, как у Ильфа с Петровым: «толстый слой то ли ржавчины, то ли гречневой каши». Верно подмечено, лучше и не скажешь. Одним словом, работа по чистке нам с Толей предстоит серьезная, с предварительным замачиванием в соляре и прочими «радостями жизни». Ладно, не будем о грустном.
Вскоре на улице раздается сначала тарахтение двигателя, а потом — резкий взвизг клаксона. Саша Шуруп приехал, и дает понять, что нам уже пора. Сердечно прощаемся с Асланом, подхватываем с пола трофеи и топаем на улицу.
Когда на очередном ухабе Толя чуть не роняет на пол свою рацию, которую продолжает крутить в руках, я не выдерживаю. Сняв с груди свой чехол и вынув из него «Кенвуд», протягиваю напарнику.
— Держи, обезьянец! В чехол станцию убери, и на РПС повесь, а то точно разгрохаешь.
Свою рацию я просто цепляю «клипсой» аккумулятора за нашитую на РПС лямку из стропы, на которые все подсумки и вешаются. До «торговой точки» деда Тимохи и так сойдет, а там новый куплю.
Возвращение в «Псарню» обставляем с максимальной помпой. Мы с Шурупом, нагруженные всей поклажей, настежь распахиваем входные двери и я, голосом профессионального конферансье или, скорее, рингонауцера,[77] возвещаю:
— Господа, позвольте вам представить нового бойца нашего отряда! Это отважный, заслуживший свое право быть среди нас в жестоком бою с превосходящими силами противника, наемник, с позывным…
Так, вот тут все и сорвалось…
— Але, курсант, — театральным, слышимым даже в самом дальнем углу трактира, шепотом, — спрашиваю я у вошедшего в зал Толи, — ты хоть какой позывной-то себе выдумал?!
— Какой-какой? Да зовите Курсантом, один черт все уже привыкли. Другое ничто уже, похоже, и не приклеится, — шутливо ворчит довольный произведенным на всех эффектом Толик.
— Итак! — снова ору я, — Поприветствуем наемника Анатолия, позывной — Курсант!
И зал трактира взрывается аплодисментами и хохотом двух десятков луженых глоток.
Наемники окружают важно напыжившегося Толяна, жмут ему руку, обнимают, хлопают по спине, толкают в плечо… блин, не забили бы парнягу «от полноты чувствей». Он, конечно, не дите субтильное, ну так и ребята — кабаны еще те! Пока я договариваюсь с Четвертью об «аренде» старой оцинкованной ванночки, в каких обычно купали в деревнях маленьких детей, которую я видел на заднем дворе во время занятий по тактике, Толя уже собрал народ в круг посреди зала и начал «в лицах» рассказывать о нашей героической вылазке. Ню-ню, блин, баба-яга в тылу врага, вторая серия… Ладно, пусть развлекается. Он сегодня в «Псарне» герой дня.
— Так что, Кузьма, — оборачиваюсь я к озадаченному моей просьбой бармену, — отдашь мне эту железяку во временное пользование?
— Да отдам, конечно, — отвечает все еще недоумевающий Кузьма. — Только на кой черт она тебе сдалась?
— Трофеи взяли, так с них грязь и ржавчина просто сыплются, — я демонстрирую Четверти первый попавшийся под руку АКМС из баула. — Думаю все это добро в ванночку сложить и в соляре замочить хотя бы на сутки, пускай откисает. А то вообще не отчистим. А загаженные стволы я Сергеичу нести не хочу.
— И правильно, — одобрительно кивает Кузьма. — Неуважение это. И цены Сергеич тогда нормальной не даст. Из принципа. Ладно, забирай ванну, и солярки из бочки возле «дырчика»[78] возьми, сколько надо. Только поставь все это добро в сарае позади дизеля, чтоб во дворе не воняло, ладно?
— Спасибо, отец родной! Как скажешь, так и сделаю! — я отвешиваю ему шутливый поясной поклон.
— Не подлизывайся, — широко улыбается в ответ он, — я тебе «эксплуататора» не простил еще.
Разрядив и разобрав пистолеты и автоматы, закинул их в ванночку и залил соляркой. А вот СКСы в нее не влезли. Это с автоматом хорошо — сложил приклад, и все дела. С карабином так не получится. Ну, что поделать, заливаю им в ствол машинного масла, из стоящей рядом с дизелем канистры. Не думаю, что Кузьма возражать станет. А масло хоть чуть-чуть, да «отожрет» грязь и ржавчину. Но, все равно, чистить карабины я усажу Толю. Опять же, есть у меня подозрение, что он в них разбирается куда лучше меня. Так уж вышло, что я СКС видел только на плакате в армейском учебном классе при тире, да и то, шибко не приглядывался, потому как плакат был старый, выцветший и порченый плесенью. А мне и не сильно-то было интересно, в моей родной ОБрОН симоновские карабины были только у парадной знаменной группы[79] и у часового на «посту номер раз»[80] в штабе Бригады. И, если честно, я до сих пор не очень уверен, что они были в рабочем состоянии. Одним словом, кто у нас «туземец-абориген»? Анатолий! Вот пусть с непривычными «белому сахибу» «туземными стволами» и возится. А мне и автоматов хватит.
Разобравшись с трофейным оружием и закинув гранаты в свою комнату, я захожу в подсобку, нахожу там Зину и отдаю ей в стирку изгвазданную в крови и плохо застиранную в ледяной грязной воде Аргуна куртку от «горки». Та, увидев все это безобразие, только руками всплеснула, но обещала все отстирать. Снова захожу к себе, натягиваю чистую футболку и маскхалат, на улице сегодня прохладно, но замерзнуть не должен, застегиваю на поясе пластиковую клипсу кордурного ремня с набедренной кобурой, упаковываю в РД рукава с «волчьими головами», злосчастный, разбитый пулей трансивер, сверху закидываю чехол с фотоаппаратом и отправляюсь в гости к Коменданту. Отчетность — она превыше всего.
