Андрей Посняков - Последняя битва
– Литвин?
Хм… А что? Чем плохо сейчас назваться литвином – по крайней мере, можно будет говорить по-русски, на государственном языке Великого княжества Литовского. Только бы не приняли за шпиона.
– Литвин, – согласно кивнул Иван. – Знаешь русский?
– Немного. – Отто неожиданно улыбнулся и, подозвав трактирщика, заказал еще пива.
– Ты смелый человек, Хуан. – Браконьер говорил по-русски с ужасающим акцентом, но все же говорил, видать, довелось когда-то пожить в литовских городах – Менске, Витебске, Могилеве или даже в Киеве, Чернигове, Брянске.
– Сражаться с бандой хромого Ганса не каждому под силу, – негромко продолжал Отто. – Хорошо ты потрепал этих ублюдков.
Раничев прищурился:
– Вижу, и ты их не очень-то любишь.
– Ненавижу! – тут же отозвался браконьер. – Они когда-то сдали меня олдермену ордена… Едва вырвался.
Иван понятливо кивнул, не переспрашивая – за что сдали, наверное, что-нибудь интеллектуальное, типа охоты в чужих лесах или рыбной ловли в орденских озерах и реках.
– Ты очень выручил меня, Отто, – тихо сказал он. – Поверь, не забуду.
– Ерунда. – Отто отмахнулся. – Ублюдки хромого Ганса давно здесь всем надоели.
– Что же городской совет? Ратманы? Никак не могут переловить?
– Совет? Ратманы? – Браконьер хохотнул и, оглянувшись, понизил голос. – Хромой Ганс имеет высоких покровителей в ордене! Кто-то из высших братьев явно ему помогает, иначе давно бы повесили и его самого, и всех его людишек.
– Поня-а-атно… Послушай-ка, Отто, а здесь, в городе, не выступали ли миннезингеры?
– Миннезингеры поют в богатых замках.
– Я имею в виду – просто музыканты. Жонглеры, мимы…
– Да пели третьего дня на площади Медников. Много народу собрали, но и, правду сказать, пели неплохо.
– А сколько, сколько их было?! – насторожился Иван.
Браконьер ухмыльнулся:
– Что, хочешь сходить, послушать?
– Да не отказался бы. Ты сам-то их видел?
– Нет. – Отто покачал головой. – Здесь, в таверне, рассказывали. А хочешь песен, так прогуляйся, тут недалеко. Только я с тобой не пойду, дела.
– Понятно, – кивнул Иван. – Вот что, Отто. Я бы хотел тоже тебя угостить… а заодно и переговорить об одном выгодном деле. Встретимся?
– Да хоть завтра, если не буду занят. На южной окраине найдешь Цветочную улицу, спросишь Отто Жестянщика – там покажут дом. Ну а пока прощай.
– Цветочная улица, Жестянщик Отто, – выходя на улицу, негромко повторил Раничев.
Площадь Медников искать долго не пришлось, она и в самом деле располагалась неподалеку от таверны, почти сразу же за углом. Еще издалека Иван услыхал музыку – лютня, свирель, брунчалки. Веселый голос затянул что-то на немецком. Раничев улыбнулся и, прибавив шагу, свернул… Захолонуло сердце – свои!
Подпрыгивая и изгибаясь, выстукивала брунчалкой ритм Ульяна в той же самой мужской просторной накидке – кабане – и голубой шапочке с фазаньим пером. Рядом с ней, выводя мелодию, играл на свирели Глеб; собирая деньги, с шапкой в руках, шнырял в немногочисленной еще толпе Осип Рваное Ухо, а приказчик Савва, трогая струны лютни, пел, вернее, читал веселым речитативом, безуспешно стараясь сохранить самое серьезное выражение лица. Ну оттого только смешнее было:
О городке он слышал много
И за добычей в путь-дорогу
Пуститься через сорок дней
Решил. Сначала двух пажей
Послал он в город – побираться
И меж людьми прослыть стараться
Слепыми и хромыми там…
Собравшийся народ активно смеялся и щедро бросал в шапку деньги, которые рыжий Осип принимал с такими уморительными ужимками, что немедленно хотелось дать еще.
Раничев не стал протискиваться сквозь толпу, просто стоял, скрестив на груди руки, и слушал. Лишь когда Рваное Ухо подкрался прямо к нему, изогнувшись в поклоне, развел руками:
– Нету у меня денег, Осип. Кончились!
– Что? – Парень переспросил было по-немецки и, вдруг подняв глаза, растянул губы в улыбке: – Боярин!
– Вы как здесь?
– Да вот, работаем. Дней пять уже, как после похорон ушли из замка. Позвать наших?
– Нет, пусть еще поиграют – все деньги. Где поселились?
– На постоялом дворе, у старого Зеппа. Старик берет недорого, да и харчи наваристые. – Осип шмыгнул носом. – А вообще это Ульянка придумала, в городке этом играть. Сказала – ежели объявится боярин, обязательно нас отыщет.
– Ишь ты. – Раничев покачал головой. – Сообразила. А что ж вы из замка ушли?
– Да плохо там стало, нерадостно, – негромко пояснил отрок. – После похорон молодого хозяина и пажа загрустили все. Да этих еще боятся, пруссов.
– Кого? – изумился Иван.
– Пруссов. Так ты не знаешь, господине? Это ж они, язычники, убили и несчастного Александра, и пажа Генриха!
Вот уж чего Раничев никак не ожидал, так это такого известия! Действительно, новость.
– И кто ж такое сказал, ну о пруссах?
– Орденский брат Альбрехт, он и расследовал эти случаи, с благословения члена Совета брата Гуго фон Райхенбаха.
– И что, брат Альбрехт так и сказал, что Александра и Генриха убили пруссы?
– Ну да. – Осип пожал плечами. – Даже целый доклад написал, потом после похорон зачитывал.
– А про меня… Про меня ничего не говорил?
– Как же не говорил… Говорил, что ты уехал с братом Гуго фон Райхенбахом в Мариенбург по каким-то делам. Мы тебя ждали, ждали… Пока совсем уж тошно не стало в замке, ну а уж потом перебрались сюда. Ничего городок, веселый.
Раничев хмыкнул:
– Да и песни, я смотрю, вы веселые выучили.
– Савва на торгу списки купил. Случайно.
Ребята играли до самого вечера и, лишь когда стало смеркаться, положили инструменты наземь и, взявшись за руки, низко поклонились публике несколько раз, срывая заслуженные аплодисменты.
– Молодцы, молодцы, – подойдя наконец ближе, похвалил Иван. – Вижу, без меня времени зря не теряли.
Музыканты выкатили глаза:
– Боярин! Иване Петрович!
Обрадовались, запрыгали вокруг, заулыбались. Раничев тоже не скрывал радости – все ж таки свои! Рыжий причуда Осип Рваное Ухо, забавный, ловкий, пройдошистый; писец Глеб Мелентьев, черноволосый, сутулый, подарок Авраамия-дьяка; торговый приказчик Савва, светленький, кареглазый, с чуть смущенной улыбкой и приятным голосом, Ульяна… Ульяна… Похожая на мальчишку темноволосая дева с нерусскими миндалевидными глазами. Кажется, она больше всех обрадовалась возвращению Раничева, впрочем, и остальные явно были рады. И все же… И все же кто-то из них – предатель!
Впрочем, даже эта грустная мысль не омрачила приподнятого настроения Ивана. Черт побери! Он опять свободен, среди своих и может действовать. Кстати, и кой-какой человечек из местных на примете имеется – браконьер Отто Жестянщик.
Быстро темнело, в домах побогаче зажигали свечи, в тех, что победней, чадили плошки-светильники, а в совсем уж бедных лачугах уже ложились спать, чтобы завтра подняться вновь с первыми лучами солнца. По темно-голубому, быстро переходящему в фиолетовый цвет небу плыли золотисто-оранжевые дирижабли облаков, подсвеченные закатным солнцем. Было тепло и тихо, достопочтенные бюргеры не торопились расходиться по домам, подолгу простаивая у дверей, прощались с друзьями.
– До завтра, герр Ибсен, приятных вам снов!
– И тебе того же, Йоганн.
– Карл, дружище, не забудь завтра зайти за мною пораньше!
– Зайду. Только хорошенько привяжи своего пса.
Иван неспешно шагал рядом с веселящимися ребятами, время от времени поглядывая в небо, на черные тени печных труб, высоких крыш, флюгеров. Какое-то впечатление сказочности, нереальности всего вокруг, нахлынуло вдруг на него, и вдруг показалось, что из-за угла выйдет навстречу трубочист в высоком цилиндре, а потом кто-то закричит пронзительно-громко, как в старом советском фильме «Город мастеров» – «Дорогу герцогу де Маликорну»!
Трубочист действительно появился, только без цилиндра, грязный и весь измазанный сажей – Раничев счел это хорошим знаком.
Постоялый двор герра Зеппа Калиновски, «старины Зеппа», как его здесь все называли, располагался на западной окраине города, почти у самых ворот. Хорошо слышно было, как на городских стенах перекликалась стража, а на заднем дворе, у коновязи, иногда ржали кони.
Ребята снимали две комнатухи на втором этаже, одну из которых Ульяна уступила боярину. Раничев хотел было отказаться, но, махнув рукой, не раздеваясь, повалился спать – слишком уж устал за день. Сразу же провалившись в сон, Иван проснулся через какое-то время, уже раздетый и накрытый тонким лоскутным одеялом. Проснулся оттого, что кто-то гладил его по груди… Кто-то?
– Ульяна, – скосив глаза, прошептал Раничев. – Ты как здесь?
– Ну это ведь мои покои…
Было темно, и Иван протянул руку, ощутив голое плечо девушки. Осторожно погладил…
– Ульяна…
– Тсс!
Девушка тут же накрыла его губы своими. Ощутив жаркий вкус поцелуя, Раничев с наслаждением сцепил руки на спине Ульяны, чувствуя как к его груди все крепче и крепче прижимаются быстро твердеющие соски… Вот девушка тихонько застонала, дернулась…
