А. Живой - Сицилийское королевство
Взглянув на Констанцию, механик заметил на ее лице довольно будничное выражение, которое говорило о том, что жена императора довольно часто сталкивалась с подобными проявлениями народной любви. Она не велела прекратить представление и даже не приказала рыцарям наказать непочтительную чернь. Напротив, она приказала всем остановиться и, когда слон исчез из поля зрения, а толпа схлынула с площади, кортеж повернул в другом направлении, устремившись по одной из узких улочек наверх. К возвышавшемуся над городскими домами великолепному дворцу.
«Да, – с неожиданной грустью подумал Забубенный, – во все времена народ требует хлеба, водки и зрелищ. Все остальное нужно, видимо, только просвещенным механикой умам».
Спустя недолгое время, вместе со своей многочисленной свитой Констанция вступила в императорский дворец Неаполя через раззолоченные ворота. Проехав между рядами выстроившихся солдат, она приблизилась к широкой мраморной лестнице, на которой ее ожидала более многочисленная компания встречающих вельмож, нежели в порту Бриндизи. Да и городок этот, по мнению Григория, был чуть крупнее. Во всяком случае, по улицам Бриндизи слонов не водили.
Приглядевшись к встречаюшей стороне, Грегор фон Крайзеншпигель заметил нескольких католических священников, пятерых тевтонцев и множество разодетых вельмож. Были здесь и сицилийские рыцари. Григорий усиленно вглядывался в эту богато одетую толпу, пытаясь угадать кто же из них император Фридрих, но не угадал. Точнее, императора среди них не оказалось. Констанцию встретили епископ и бургомистр города, предложив сразу пройти в главный зал дворца, где уже шло какое-то празднество.
Констанция сделал знак Забубенному идти рядом и механик, как верный пес, пристроился сбоку. Немного стушевавшись от такого обилия важных персон, Григорий, однако, скоро пришел в себя. А когда они закончили подъем по казавшейся бесконечной лестнице, механик уже чувствовал себя совсем хорошо. Зря, что ли он сиживал за одним столом с русскими князьями, да монгольскими ханами. Мед-пиво с ними пил. Чего ему этот немецкий император. Подумаешь, шишка. Он и с ним выпьет, если придется. И не побрезгует.
Когда ступеньки из серого мрамора закончились, перед счастливо избежавшей плена женщиной открылись раззолоченные двери в огромный зал, где громко играла музыка и веселилась масса вельможного народа. Танцевала, пила вино и раззадоривала друг друга. Тут были мужчины в обтягивающих штанах и женщины в ярких причудливых платьях. На вошедшую Констанцию почти не обратили внимания, вельможи продолжали веселиться, лишь удостоив взглядом прибывших. Через весь зал протянулись столы с яствами и вином, которыми танцующие активно угощались, когда музыка ненадолго смолкала. Как показалось Забубенному, стоявшие рядом Генрих Страндгот и Магнус Гампе нахмурились. Они были солдатами, хоть и высокопоставленными. И тевтонцам не нравилось, что здесь так непочтительно относились к жене императора, которому они служат. Хотя тон задавал, похоже, сам император.
Но тут музыка вновь смолкла, и, сквозь расступившуюся толпу, к ним вышел высокий крепыш в белых одеждах. Его черная бородка была аккуратно подстрижена, на лбу уже просматривались залысины, предвещавшие скорое расставание с остальными волосами. Ноги слегка отдавали кривизной, как у профессионального наездника. «Настоящий ариец», – составил мнение об императоре Забубенный. Позади императора толпились несколько придворных красавиц, музыкантов и еще парочка, похожая, по разумению механика, на древних поэтов.
– Рад видеть тебя, Констанция, – произнес «ариец», улыбнувшись, – Как прошло путешествие? Мне рассказывали, что ты едва не попала в плен к этим диким степнякам.
– Я попала в плен, Фридрих, – ответила оскорбленная приемом дочь испанского короля, – но этот рыцарь спас меня.
Фридрих приблизился к Забубенному и вперил в него свой проницательный и насмешливый взгляд.
– Рыцарь «Ордена Святой Марии Тевтонской», – произнес он с ухмылкой, – Что же, орден служит нам хорошо, и мы этого не забудем.
Магнус, Генрих и остальные тевтонцы остались довольны этими словами. Благодаря подвигам невесть откуда появившегося рыцаря, давшего обет молчания, им могли перепасть неожиданные милости от короны. Именно по этой причине, которая держалась в тайне, они и напросились сопровождать Констанцию в Неаполь, хотя и в Бриндизи были служебные дела.
Фридрих продолжал рассматривать лицо механика, словно что-то заподозрив.
– Как тебя зовут рыцарь? – спросил он, наконец, – У ордена много рыцарей, и я знаю почти всех его доблестных представителей. А тебя не знаю.
Забубенный с мольбой взглянул на Констанцию. Он догадался, что его о чем-то спросили, но вот о чем? Может ляпнуть что-нибудь типа «Гутен морген» или «Гебен зи мир биттэ дас»? Ведь насколько фраз по-немецки Забубенный знал на зубок, как любой русский, смотревший фильмы про войну.
– Его зовут Грегор фон Крайзеншпигель, – выручила Констанция, – он спас меня, но дал обет, что никому не расскажет о своих подвигах.
– Твоя скромность достойна восхищения, рыцарь, – ответил Фридрих, все еще с недоверием изучая лицо механика.
«Чувствует подвох, сволочь», – подумал Григорий, но промолчал и только глупо ухмыльнулся, чтобы показать, что все понял, хотя не понял ни черта. «Их ферште нихт», как говориться.
– Фридрих, – неожиданно сказала Констанция, – нам надо обсудить с тобой дела. Я привезла из Венгрии важные новости. Это не терпит отлагательств.
Император обернулся к сопровождавшим его красавицам и музыкантам.
– Как, ты хочешь, что бы все эти люди прекратили праздновать по случаю нашего мирного договора с трусливыми генуэзцами, которые приползли ко мне на коленях, слово побитые собаки, поджав хвосты.
– Нет, – тряхнула волосами Констанция, – они пусть празднуют. Но мы должны поговорить прямо сейчас.
– Ну, что ж, – огорчился Фридрих, – раз ты так хочешь…
Но тут лицо его озарилось неподдельной радостью, когда он заметил фрейлин, оттертых на задний план рыцарями. Фридрих сделал несколько шагов к ним и, взяв за руку, притянул к себе Изабеллу, поцеловав в лоб.
– Ты жива, моя красавица, – проговорил он, рассматривая девушку в упор и не обращая внимания на окружающих.
Фрейлина тоже улыбнулась, что-то тихо пробормотала и бросила короткий взгляд на Констанцию.
– Ладно, поговорим позже, – сказал Фридрих, выпуская Изабеллу из своих полуобъятий. – Главное, ты спасена. А сейчас меня ждут государственные дела. Пойдем, дорогая, в мои тихие покои, где нам никто не помешает узнать твои новости.
«Да, – подумал Забубенный, глядя на все это, – не соврала Констанция бедному механику. Тут и, правда, нет места светлому чувству между мужем и женой. Зато других желающих, хоть отбавляй. Хотя, это что же, получается, – озадачился Забубенный, увидев неожиданный расклад, – кроме жены императора, я случайно спас еще и любовницу. Ну, дела».
– Развлекайтесь, – удаляясь с Констанцией, бросил Фридрих напоследок так и стоявшим в дверях тевтонцам, сицилийским вельможам и всем остальным, кто был в зале, – и ты Грегор фон Крайзеншпигель, тоже выпей за мое здоровье.
Перехватив настороженный взгляд Констанции, Забубенный догадался, что скоро решится его судьба. А, услышав свое новое имя, понял, что к нему обращался император. На всякий случай Забубенный глупо улыбнулся, как обычно делают иностранцы, когда не понимают о чем речь, но не хотят обидеть собеседника. Однако, глядя, как оживились остальные рыцари, двинувшись к столу с вином и угощениями, механик тоже постепенно догадался, о чем говорил херр Фридрих. «Пить дозволили». Оглядевшись по сторонам, он тоже двинулся к столу, благо обет молчания не запрещал участвовать в фуршете.
Слуги в расшитых куртках поднесли ему кубок с терпким красным вином, попивая которое Забубенный присматривался к гулявшим сицилийским вельможам. Танцы, конечно, были здесь более замысловатые, чем в двадцать первом веке, но жара и вино также сказывались на всех. Даже на вельможах. В отдаленных углах можно было заметить мило ворковавшие парочки, но никакого открытого разврата не наблюдалось. Разве что, поэты, прибывшие вслед за Фридрихом, стояли рядом, взявшись за руки, и пили вино, томно глядя друг на друга.
Понаблюдав за этим педерастами, Забубенный чуть не сплюнул прямо под ноги Магнусу Гампе, стоявшему рядом. Но удержался, и, отвернувшись, стал наблюдать за сицилийскими дамами из высшего общества. А здесь было на что посмотреть. Таких форм и в таком количестве механик не видел даже в прошлой жизни. И даже по такому развратному каналу, как «Эм-Ти-Ви». Хотя внешне все выглядело пристойно. Но, все же, впитывая первые впечатления от города, Забубенный вспомнил чье-то изречение насчет Неаполя – рай, заселенный чертями, и где-то в глубине души с ним согласился.
