Герман Романов - Меч без ножен. «Помирать, так с музыкой!»
— Давайте, парни, быстрее! — прошептал командор, беря на изготовку арбалет, и краем глаза смотрел, как Зволин с Грумужем ворвались в открытую дверь донжона — главной башни.
Старик вместе с Велемиром пришел из-за Карпат, и Андрей не смог устоять перед настойчивыми мольбами матерого вояки взять и его на эту рискованную операцию.
— Теперь все, главное — продержаться…
Палец плавно потянул спусковой крючок, тугая тетива щелкнула. Выскочивший во двор воин даже вскрикнуть не успел и, судорожным движением рук схватившись за грудь, насквозь пробитую болтом, навзничь рухнул на брусчатку.
— Шестой… Нет, уже седьмой! — радостно скривился Андрей и тут же поправил сам себя, услышав звон и чей-то предсмертный сдавленный крик, донесшийся из дверей донжона, вслед за которым оттуда вылетел чужой помятый шлем. Тут можно было к гадалке не ходить — только у Грумужа в деснице был увесистый шестопер, а в шуйце кинжал.
Старик сам их выбрал, вот что значит большой опыт. Взял самое удобное для рукопашной схватки в тесных помещениях оружие, в которых зачастую мечом или моргенштерном свободно не помашешь, боевая сталь вечно будет находить или мебель, или каменные стены.
— Ух ты, поганец!
Андрей выругался, и было отчего. Длинная стрела чуть не пришпилила его к каменной стене и, звякнув о солукскую броню, отскочила. Сам командор кое-как удержался на ногах, но выронил арбалет из рук.
— Восьмой!
Попавший в него лучник тут же рухнул с парапета с торчавшей из глаза стрелой: Арни с такой короткой дистанции никогда не промахивался. И только сейчас в замке стали раздаваться громкие отчаянные крики.
— Поздно, голубчики, поздно!
Андрей отскочил в глубь воротного проема и всем телом налег на створку, открывая ее во всю ширь. Затем кинулся ко второй, налег с силою, слушая хруст собственных костей от перенапряжения и со злой гримасой наблюдая, как на бешеном аллюре, безжалостно пришпоривая и настегивая коней, к замку мчится большой отряд в красных плащах…
— Вот так и надо воевать, брат Ульрих!
Андрей горделиво выпрямился, стоя посередине двора Старицкого замка, ставшего ныне столицей ордена Святого Креста, и с лязгом вложил меч в ножны: им командор сейчас никого не рубил, а во второй раз за день повторил обряд посвящения в рыцари.
Впервые он это проделал на заснеженном поле, усеянном трупами ратников погибшего воинства Замосцкого, отмечая заслуги отслуживших по два срока оруженосцев из «копий» Зарембы и Вацлава, и вот сейчас над своими телохранителями, что взяли вражескую крепость без единой потери. И глядя в их глаза, наполненные влагой, он радовался вместе с ними.
— Дозволь, магистр, обнять и поприветствовать новых братьев!
Ульрих с лукавой улыбкой посмотрел на Андрея, но тут же посуровел лицом и опустился перед ним на колено.
В замковом дворе тут же установилась полная тишина, только лязгало железо — все крестоносцы встали на одно колено, преклонив перед ним головы.
— Да хранит вас Бог, братья мои!
Андрей уже привычно перекрестил орденцев, недоумевая, почему Ульрих объявил его магистром — явно не по чину, ведь он всего командор, но последующие слова ввергли его в смущение.
— Сегодня брат-магистр произвел в рыцари на поле схватки шестерых братьев, что отслужили полные срока, а потому нас сейчас двенадцать рыцарей, и значит, капитул ордена Святого Креста может быть собран немедленно, прямо здесь! Благословите нас, магистр!
Андрей в полном обалдении перекрестил еще раз крестоносцев, мысленно кляня брата Ульриха, разгадавшего его замысел, но тут в ухо тихо задышал отец Павел:
— Ну что, ныне избавишься от целибата, сын мой? Но греши в меру, а то мне порою стыдно за тебя!
— Кто бы мне говорил, — тихо произнес Андрей, чувствуя, как его щеки наливаются багряным румянцем, но не стыд был на то причиною…
ГЛАВА 12
— Ну чего? Развлеклась? — Войтыла глядел на Агнешку, с блаженствующим видом раскинувшуюся на жухлых листьях около землянки.
— Да, хозяин! — Она довольно жмурилась, словно объевшийся сметаны деревенский кот.
— Только зачем ты приволокла сюда эту гадость? — Он пнул одну из сложенных у подножия дуба четырех голов, и она, подскакивая, покатилась. — На кой черт здесь они нужны?
— Хозяин! — Она обиженно приподнялась на локтях. — Сделаешь себе чаши из черепов! Разве они тебе не пригодятся?
— Что при жизни в них мозгов не было, — он сварливо заворчал, — что сейчас от них толку не будет!
Агнешка резко поднялась и, подхватив за волосы головы, недовольно зашагала к лесу.
— Вот! — Она зашвырнула их далеко в чащу. — Доволен?
— Доволен! — Войтыла, озябнув, посильнее закутался в оборванный плащ. — Но еще больше доволен буду, когда ты принесешь мне голову Сартского!
— Это того надутого индюка, что приезжал к тебе?
— Да! Это, — он махнул в сторону, куда Агнешка выбросила головы, — его люди! Он их зачем-то послал! А ты даже не спросила зачем! Нужно сначала спрашивать, — колдун поучительно покачал пальцем, — а потом убивать! А ты? Чего теперь делать? Вдруг они должны были чего-то передать? Ох, и зачем я тебя откопал на свою голову?!
— Мог и не откапывать! — Она пожала плечами.
— Тогда бы ты все равно встала, и тебя местные кольями забили бы или попы сожгли бы! — Войтыла разгневанно потряс над головой кулаком. — Тебе благодарить меня нужно, а ты ерепенишься!
— Ну, спасибо! — Агнешка отвесила шутовской поклон. — И вообще, нужно было мне в пруду утопиться, тогда бы водяницей стала, а не умруншей!
Войтыла, кряхтя и охая, полез в землянку.
— Размечталась! — забубнил он оттуда. — Не быть тебе водяницей! Тебя же тати ссильничали да придушили, а водяницами только девки, самовольно утопшие, становятся! Вот! — Он выбрался, неся с собой большую книгу. — Тащи любую голову, спрашивать будем!
— Зачем спрашивать? — хмыкнула Агнешка. — Они меж собой переговаривались, а я слушала! Им пан приказал тебя и меня к нему в замок привезти!
— А чего ж ты раньше молчала, дура? — Войтыла взвился. — Еще до утра есть время, собирайся, мы едем!
— А чего собирать-то? — Агнешка недоуменно пожала плечами.
— Кровь смой и рубаху целую надень…
Сартский уже больше седмицы не находил себе места: через несколько дней после поездки к Войтыле он проснулся ночью от явственного ощущения того, что рядом с ним находится командор Верт.
Ему даже спросонок помстилось, что Верт стоит у изголовья его кровати, но, открыв глаза, он увидел только лицо лежащей на противоположном краю ложа и посапывающей дворовой девки, греющей ему сегодня постель.
В ярости пинками он прогнал ее, но не мог уснуть уже до утра, так настойчиво стояло перед глазами изуродованное шрамами лицо с русой бородой.
— Войтыла! Чтоб тебя черти побрали! — простонал он, в изнеможении откидываясь на подушки.
Поначалу он обрадовался: колдовство начало действовать, и он понадеялся, что уже обрел власть над командором, только шли дни, но безумная каша в голове так и не обретала порядок.
Верт ему снился ночами, но сны он не помнил, просыпаясь среди ночи на скомканных, мокрых от липкого пота простынях.
Приступы неимоверной слабости сменялись яростным бешенством, во время которого он уже убил несколько челядинцев.
Однажды, находясь в жарко натопленной бане, Конрад внезапно замерз до состояния смертельного окоченения, словно его с размаху бросили голого в ледяную прорубь.
Ему казалось, что он слышит голос командора внутри своей головы, но не может разобрать ни слова, только монотонный бубнеж, словно голову замотали тряпкой и надели сверху ведро.
Совершенно вымотавшийся, он полностью перестал спать и есть, превратившись за считаные дни в обессиленного старика, мечущегося в безумии по замку.
Отец Станислав, проведший несколько ночей у его кровати, только развел руками, подтвердив опасения кастеляна: Конрад Сартский одержим бесами, и ему могут помочь только святые отцы-экзорцисты…
— Ну сколько еще ждать?!
Он в бешенстве швырнул серебряный кубок об стену. Никто из холопов не показался из-за дубовой двери, страшась за свою жизнь.
— Едут…
Выдох облегчения словно пронесся по коридорам замка, и Сартский приник к темному оконному проему, вглядываясь в цветные витражи.
Во внутреннем дворе зацокали копыта.
«Всего двое?»
— К пану Сартскому…
— Пропустить немедля…
— Он давно ждет…
— Спаси, Господи, и помилуй, нас грешных…
Дубовые створки растворились, впустив две закутанные в плащи фигуры, и поспешно захлопнулись.
Та, что пониже, сделала ковыляющий шаг навстречу, и из-под капюшона раздался скрипучий голос:
— Чего изволите, пресветлый пан?
