Гибель титанов. Часть 1 (СИ) - Чайка Дмитрий

— Ванда, — ответил купец и позвал. — Ванда! Дочь! Тебя пан лекарь зовет!

— Вы откуда здесь? — поинтересовался Берислав.

— Нас из ляшских земель обры пригнали, — поморщился от невеселых воспоминаний Мешко. — Давно уже. Лет пятнадцать тому. Ванда здесь уже родилась. Старшие дети померли. Одна она у нас. Свет в оконце.

— Я тут, батюшка! — забежала девчонка и отчаянно покраснела, почувствовав на себе обжигающий взгляд парня.

— Пить давать без конца, — скомандовал Берислав. — Я пока тут останусь, перевязки поделаю. Если ваши боги помогут, то через пару недель на ноги поднимется.

— Я за тебя Богиню молить буду! — Ванда повернулась к нему и взглянула так, что Берислав понял, что это все. Он пропал. А еще он понял, что никогда и никому не отдаст эту девушку. Он раньше и не думал, что это вот так бывает.

— Чем платить будешь? — повернулся к Мешко Берислав.

— Чем скажешь, пан лекарь, — напрягся тот. — Уважу по справедливости, только вот на ноги встану.

— Дочь отдашь за меня? — выпалил вдруг Берислав, сам не ожидая от себя ничего подобного. Он стоял и слушал свое сердце, и только сладостная истома, что разливалась где-то в груди, говорила, что правильно он делает. А те неприятности, которые у него будут потом… они будут потом…

— Что за вено даешь? — прищурился купец, который, судя по меркантильному вопросу, уже почти что пришел в себя. — Девка справная, без хорошего выкупа не отдам. Женихи табуном ходят.

— Говори цену, — сказал Берислав и повернулся к Ванде, которая стояла ни жива ни мертва. — Твой отец сейчас цену назовет, Ванда. Но прежде я тебя услышать хочу. Ты за меня пойдешь? Я лекарь, княжий муж, получать буду жалование серебром. Я не обижу тебя ни словом, ни делом.

— Если батюшку на ноги поставишь, пойду, — кивнула та.

В глазах Ванды непонимание сменилось жадным интересом. Теперь и девчонка, которая уже пришла в себя, рассматривала его самого. Видимо, она что-то такое увидела, потому что продолжила уже совсем уверенно.

— Пойду! Я хорошей женой тебе стану, и детей крепких рожу.

— Корову даешь за мою дочь? — азартно выкрикнул купец, а через минуту глаза его округлились и стали напоминать два блюдца. Берислав, который полез в свои пожитки, вытащил оттуда кошель и поставил столбик из серебряных рублей, что дала мать ему в дорогу.

— Две коровы дам, — спокойно ответил он. — Ждешь год. Если я не приду, значит, убили меня на войне. Тогда ты от своего обещания свободен. Но скорее всего, я приду раньше…

Что же я делаю? — думал Берислав, совершенно растворяясь в глазах той, в кого влюбился с первого взгляда. — Меня же отец убьет! У меня жена есть. И я христианин. Грех это великий! Надо с мамой и владыкой Григорием посоветоваться. Они чем-нибудь да помогут. А не помогут, сбегу! Гори оно все огнем! Все одно мне князем не бывать, а эту корову Ирмалинду я на дух не выношу. Лучше на нож броситься, чем с такой жить.

Он вышел на улицу и начал мерить двор шагами, не в силах успокоиться.

— У короля Дагоберта сколько жен было? — бурчал он себе под нос. — Да не сосчитать! И ничего, никто его от церкви не отлучил! У моего отца сколько? Черт, плохой пример! Он же язычник… У праотца Авраама тоже две жены было — Сарра и Агарь. И Хеттуру еще за себя взял, когда Сарра померла. А мы почитаем его. А про царя Соломона я и вовсе молчу! Там на сотни счет шел. Думай, Берислав, думай! Иначе отец тебя на куски порвет, и проживешь ты свою жизнь в страданиях, аки христианский мученик во времена гонений Диоклетиановых. Я точно что-нибудь придумаю! Время пока есть, отец все равно в Египте.

В то же самое время. Александрия.

Длинный путь князя закончился там же, где и начался. Во дворце великого логофета Стефана. Всего пара дней, и корабли отправятся на север. Отправятся все. И те, что стоят в Египте, и те, что курсируют сейчас в Адриатике. На короткий срок Самослав оголит свои морские границы и рискнет всем ради главного.

Прощальный ужин в резиденции великого логофета Стефана был роскошен. Его повар переплюнул сам себя. Да и сам великий логофет не одну неделю готовился, подбирая меню и закупая свежайшую рыбу и моллюсков, которые ждали этого торжественного события в морских садках. Сели по-семейному. Только Стефан, его старший брат, владыка Григорий и Святослав с сыном. Александр, внимательно разглядывая деда узкими глазенками, становился все больше похож на мать, удивляя темной копной волос и смугловатой кожей. Вылитый степняк-болгарин.

Зал для приемов резиденции логофета по своему убранству казался чем-то средним между дворцами Братиславы и Константинополя. Здесь не видно кричащей роскоши имперской столицы, но и близко не пахло аскетизмом столицы северной. Здесь все сделано в меру. Старинные мозаики на полах были великолепны, как и статуи в нишах, но сами стены оставались каменными. Выкладывать их травертином, мрамором и порфиром Стефан не стал. Не то было состояние казны, чтобы разбрасывать деньги в таких количествах.

Дипнон, поздний обед, Стефан всегда проводил на террасе. Именно в это время отступал лютый летний зной, а свежий ветерок приносил с моря долгожданную прохладу. Только в это время Самослав чувствовал здесь себя комфортно. Дневная жара, от которой плавился мозг в черепной коробке, выбивала его из колеи. Он дни считал, когда, наконец, покинет самую важную из всех провинций своего княжества.

— Неужели все скоро закончится, брат? — спросил Стефан, когда первую перемену блюд унесли, а кувшин вина был выпит до дна.

— Что-то закончится, а что-то только начнется, — пожал плечами Самослав. — Сейчас удобный момент, чтобы поставить жирную точку, брат. Мы возьмем столько, сколько сможем взять.

— Ты не станешь разрушать империю, подобно варварам запада, — Стефан задумчиво вертел в руках пустой кубок. — И за это воздастся тебе и на этом свете, и на том.

— Добром ли воздастся, сиятельный? — владыка Григорий даже глаза закрыл от наслаждения, положив в рот кусочек рыбы в остром соусе из сливок и индийских трав. Вина владыка сегодня не пил и мяса не ел. Ибо пост.

— Не знаю, — все так же задумчиво ответил Стефан. — Полагаю, не только добром, но и злом тоже. И неблагодарностью черной. Ты не хочешь смерти Мартины и ее детей, а это грозит нам множеством осложнений будущем. Она не простит тебе такого унижения.

— У меня есть на то серьезные причины, — сухо ответил Самослав. — Я уже говорил об этом. Я не стану убивать ни императрицу, ни ее сына, законного римского императора. И ее детей–цезарей я тоже убивать не стану. И это не блажь, Стефан. Это голый расчет.

— Что мы будем делать с ересью монофелитов, государь? — задал Григорий вопрос, который интересовал его больше всего. — Иерархи Запада не приемлют ее. Это грозит церковным расколом.

— Я не стану вмешиваться в дела веры, — ответил Самослав. — Там и без меня черт ногу сломит. Патриарх и епископы Константинополя не пойдут на отмену Эктезиса. Это будет означать их поражение, и наоборот, резкое усиление епископов Рима. Старинная пентархия патриархов разрушена. Иерусалим и Антиохия под властью арабов. На них можно не обращать больше никакого внимания. Патриарх Антиохии Македоний живет в Константинополе. Он в Сирию, под власть халифа, даже не собирается ехать. В Иерусалиме и вовсе никакого патриарха нет. Софроний, который город арабам сдал, умер, а нового пока не дозволяют выбирать. Патриарх Александрийский Кир сидит в столичном монастыре и не показывает носа оттуда. Он стар и разбит теми потрясениями, что выпали на его долю. Он же проиграл Египет. Остается Константинополь и Рим. Рим старый и Рим новый. Там-то и пойдет основная борьба за умы людей. И если мы упустим момент, то Рим старый победит.

— Но как? — изумились все. — Рим в полном ничтожестве. Он лежит в руинах!

— Отец! — пристально посмотрел на князя Святослав. — Не потому ли владыка Григорий плывет в Константинополь с нами? Ты хочешь…?

— Именно, — кивнул Самослав. — Я хочу, чтобы он занял пост патриарха Александрийского. И Братиславского заодно. Если Рима будет два, то они будут бороться между собой, погружая мир в бесконечные войны. Если возникнет третий Рим, то он уравновесит их и станет арбитром. Но это дело далекого будущего, сын.