Бомж (СИ) - Путилов Роман Феликсович
Сурово тут у них, у директоров, трудовая деятельность проистекает, наверное, и хромает мужик от последствий ранения, а не потому что на горных лыжах катался…
— Ты как вообще, готов работать?
— Вполне, Григорий Андреевич.
— Ну тогда иди в канцелярию, получай бумаги, что я тебе отписал и давай работай, наверстывай упущенное. Ты конечно, можешь обижаться, Павел, но за те дни, что ты отсутствовал, я тебе деньги переводить не буду, так как работы, по факту, никакой юридической не проводилось. Ну а в конце месяца, за те дни, что ты отработал, передавай акт выполненных работ, я тебе сумму переведу. И Валентину, девочку свою, к работе привлекай, а то, как ты исчез, она здесь тоже появляться перестала… Все, иди, работай, а я домой поеду, что-то спина разболелась. Только в бассейне, плаваньем и спасаюсь, когда боль спину крутит.
Поднимаясь на «свой» этаж, с тяжелым мешком, в который начальник канцелярии, милая и доброжелательная женщина, которой я совсем не помнил, ссыпала огромную кучу бумаг, «отписанных» в юридический отдел, я удивлялся — зачем я столько времени уклонялся от посещения Завода, чего-то боялся, а директор оказался душевным мужиком и даже не прибил меня. Только один момент в нашем разговоре меня смущал — наличие какой-то «девочки» по имени Валя, которая работала со мной вместе. И знала ли о наличии у меня «девочки» моя Наташа, которая через несколько дней должна выйти на завод, по окончанию административного отпуска, налаживать какую-то новую установку в термической лаборатории. Но, по зрелому рассуждению, я пришел к выводу, что никаких «шуры-муры» с неизвестной мне Валентиной Наташа бы не потерпела, а, напротив, устроила бы мне термическое запекание в какой-нибудь печи, не знаю только, одного бы в топку сунула или вместе с Валентиной.
К вечеру я понял, что я ни хрена не знаю и не помню из юридических наук, диплом о изучении которых мне еще предстоит получить в институте, так как Наташа сказала, что по срокам день моего исчезновения совпадает с днем выдачи дипломов. Поэтому, вся надежда оставалась только на загадочную помощницу, телефон которой я нашел в записной книжке.
— Алле! — судя по крику в телефонной трубке, на другом конце провода мне отвечал ребенок лет четырех.
— Здравствуй. А маму к телефону позови, пожалуйста.
От радостного вопля «Сейчас. Мама! Тебя!» у меня чуть не лопнула барабанная перепонка.
— Алло? — голос женщины в трубке был мне совершенно незнаком.
— Здравствуйте, это Павел Громов…
Валентина, судя по голосу, дамочка лет тридцати, как оказалось, способна визжать не тише, чем ее ребенок.
Я кое как пробился через какофонию криков девицы:
— Да, Валя, болел, все нормально, завтра выходи. И еще, Валентина, не поможешь мне с одним вопросом. У тебя учебники старые остались? Да все что есть тащи, заранее тебе спасибо.
А жизнь начинает налаживаться. Я понимаю, что учебник международного права, валявшийся на одной из полок встроенного шкафа мне в моей жизни не пригодится — где я и где международное право? Хотя народ свято верит, что международное право — это круто. На днях в районе Бородатого основоположника, в здании приказавшего долго жить кулинарного техникума открыли институт международных отношений, так абитуриенты туда валом прут, даже сильней, чем в юридический. Особенно сюрреалистично это выглядит, с учетом, что другое крыло этого здания занимает казино и ночной клуб «Носорог».
Следующие три дна я провел на Заводе, копаясь в грудах бумаг и толстых томах кодексов, а когда Валентина не видела, то погружался в азы- учебники гражданского и уголовного права и прочие процессы. Валентина, в первые минуты своего пребывания на работе попыталась на меня «наехать» за то, что я исчез, не предупредив ее, а также за отсутствие заработка за месяц моего отсутствия, но тут ее ждал жесткий отпор.
— Во-первых, Валя, это мне вчера досталось за то, что ты перестала ходить на работу…- сразу же перевел я тему разговора на иные рельсы: — Это что вообще такое?
Я поднял толстую стопку договоров и начал ссыпать ее на стол перед раскрасневшейся женщиной.
— Но вы же исчезли и ничего не сказали…
— И что? Тебя кто-то не пускал на Завод? Или ты не знаешь, что документы, нам отписанные, надо получать каждый день в канцелярии? Почему, Валя, ты решила на работу не ходить?
— Я думала…
— Валя, тебе не надо думать, ты здесь не для этого сидишь! Тебе надо было делать свои обязанности, о которых мы договаривались, когда ты на работу устраивалась. Ты же, почему-то, сама что-то придумала, сама испугалась, и сама себя уволила. Тебе не кажется, что виновного тебе надо в зеркале поискать? И еще — ты что за срач после себя оставила? У тебя дома тоже чашки в плесени стоят?
Пристыженная женщина отправилась в туалет, перемывать чашки, после чего, за стаканом чая с печенюшками, которые я, без тени сомнения, утащил из коробки в профсоюзном комитете, Валентина рассказала мне о своих мытарствах.
Муж женщины, работающий инженером конструктором на одном из полувоенных заводов, почти год не получает зарплаты полностью, раз в месяц им платят какие-то жалкие кусочки, причем вразброс — двадцать процентов от заработка декабря прошлого года или тридцать процентов за январь года нынешнего. В качестве альтернативы можно получить со склада завода наборы, никому не нужной, кухонной мебели, которую завод клепал тысячами комплектов двадцать лет и которую сейчас не берет ни один магазин поэтому Валины заработки для семьи были настоящим спасением. Когда я исчез, Валя впала в панику, решив, что сказка кончилась, а так как муж и ребенок кушать хотели каждый день, и не по одному разу, воспитатели детского садика требовали денег на питание ребенка, молодая юрист решила, что она быстро найдет замену мутному типу Громову, с его запутанной структурой трудовых отношений. Действительность же оказалась несколько жестче, чем рисовалась Вале первоначально. Газеты пестрели объявлениями, что требуются юристы, биржа труда, куда Валя заехала, тоже давала надежду — на листочках, висящих на стене Бюро по трудоустройству также было несколько вакансий юристов, юрисконсультов и даже начальника юридического отдела крупного банка, и женщина поехала на встречи с будущими работодателями. Через два дня Валя, с ужасом поняла, что наличие вакансии юриста не означает, что устроившись на эту должность ты получишь хоть какие-то деньги. В банке сразу же спросили, в каких судах и государственных структурах кандидат на должность имеет устойчивые связи и возможность «порешать вопросы». В остальных местах были готовы оформить женщину сразу, но с получением заработной платы возникал некоторый затык. Фраза в объявлении о приеме на работу «Нацеленность на результат», означала, что работник мог рассчитывать только на копеечный оклад, которого хватала на пару посещений рынка, так как продукты там были дешевле, чем в магазинах, но с получением, примерно через три месяца. Остальную сумму юристу были готовы платить в процентах от сумм по выигранным в суде делах, но лишь после того, как деньги окажутся на расчетном счете работодателя. И, если в том, что дела в суде она выиграть способна, Валентина не сомневалась то, как заставить должника выплатить проигранную сумму, Валя не представляла совершенно. Последующие три недели Валя провела в глубочайшей депрессии, бегая по знакомым и занимая у кого сколько сможет, чтобы купить пакет серых макарон и кусочек сыра или масла, слушая ворчание мужа, что послал Бог жену дуру, что имею востребованную специальность, не может никуда устроится, хныканье ребенка, который просил в магазине купить йогурт или шоколадку в блестящей обертке. И вот теперь она хотела… она надеялась…
— Прости, Валя, но в своих бедах ты сама виновата. — я смотрел женщине прямо в глаза, не собираясь здесь уступать ни в чем: — Тебя оставили на хозяйстве, создали все условия. Если бы ты просто продолжала выполнять свои обязанности, как написано в подписанной тобой должностной инструкции, я бы подписал у директора акт выполненных работ, и мы бы получили деньги за прошлый месяц. Я не собираюсь тебя утешать — ты по своей глупости подставила себя и всю фирму, и этот долг я не забуду, буду взыскивать с тебя ежемесячно десять процентов от заработка, пока ты долг не закроешь…
