Александр. Том 1 (СИ) - Шеллина Олеся "shellina"

— Это очень удобно, — наконец, произнёс он. — Особенно если подписать эту…

— Папку, — подсказал я.

— Да, папку, и хранить в ней бумаги по одной теме.

— Да, неужели, кто бы мог подумать, — ядовито заметил я.

— А почему нельзя делать такую вот плотную бумагу сразу? — Сперанский потёр лоб. — И вообще, наладить производство таких вот… папок?

— Вот и я спрашиваю, почему это нельзя сделать? Я ещё одну вещь скажу сейчас, умную, можете записать для потомков, — Сперанский поднял на меня немного удивлённый взгляд, не понимая иронии. — Если сделать эту плотную бумагу больше по размеру, и не сшивать её, а складывать определённым образом, то в полученных коробках вполне можно не слишком тяжёлые грузы перевозить.

— Да, это интересная задумка. — Сперанский помолчал, а потом заговорил. — Протоиерей Смирнов Яков Иванович, что сейчас в Лондоне исполняет роль поверенного при посольстве, в своём письме вскользь сообщил об открытии бумажной фабрики в Гертвордшире. Вроде бы там машинное производство налажено, при участии братьев Фурдринье. Наверное, на таких машинах можно и размеры полотна задавать, да и плотную бумагу можно попробовать сделать.

— Так, я сейчас отойду ещё раз от мысли, что у нас посол в Лондоне протоиерей, и мы продолжим, — простонал я, массируя переносицу.

Я пока не делал кадровых перестановок. Мне нужен был эффект от суда над заговорщиками. Кто пасть будет в связи с этим сильно раскрывать, тот точно не подходит для разных должностей, даже если в самом заговоре участия не принимал. Так что пока я каждый раз отходил от шока, слыша, кто именно представляет Российскую империю на самом сложном дипломатическом участке. Нет, против священнослужителей я ничего не имею, но, чёрт подери, посол в Лондоне! Там должна работать скользкая, увёртливая, не имеющая совести, свободная от каких-либо проявлений морали, но абсолютно преданная своей стране сволочь. И моя задача — такого человека найти.

Ладно, учитывая, что дипломатические отношения с Англией были на минусовой отметке, наверное, это назначение было оправдано. Но сейчас надо что-то менять. У Сашки было одно неоспоримое преимущество — его пока все любят. Просто не знают, что от него ждать, и некоторое затишье с заговорщиками, как ни странно, идёт нам пока на пользу.

— Ваше величество, — напомнил о себе Сперанский. И тут дверь открылась, и в кабинет вошёл Макаров. Он имел право входа ко мне без доклада, и, не застав в приёмной моего Цербера, вошёл как раз таки без доклада.

— Так, нам нужен кто-то, кто сумеет сделать подобную фабрику у нас, — я прикрыл глаза. — Проще всего будет купить умельцев. Кого ты можешь предложить послать в Англию со столь интересным поручением?

— О какой фабрике идёт речь? — спросил Макаров, приближаясь к столу, покосившись на папку в руках Сперанского.

— О бумажной, на которой машины выполняют работу за человека. От этого всё происходит быстрее, больше и с примерно одинаковым качеством. — Пояснил я.

— Воронцову Семёну Романовичу дайте поручение, — предложил Макаров, чуть не силой вырвав папку из рук Сперанского и принявшись её разглядывать. — Долг, что на него Павел Петрович навесил, простите, да имение, конфискованное за долги, верните. Он же, почитай всю жизнь в Англии провёл, знает, кого, где подмазать и кому что предложить. Опять же, вы не войной на его любимый Лондон идёте, а всего лишь машины для бумаги хотите заполучить.

— Михаил Михайлович, запомните эту мысль, а ещё лучше, составьте все полагающиеся этой мысли документы, включая письмо Воронцову.

— Ваше величество, — Сперанский поднялся и вышел из-за своего стола, приветствуя меня.

— Михаил Михайлович, скоро подойдёт Анна Фёдоровна, пропустите её вперёд Александра Семёновича. Негоже будет заставлять Великую княгиню ждать. — Сказал я, внимательно оглядывая его стол, который был непривычно пуст. — А почему здесь нет огромного количества разных бумаг? Только один лист и лежит перед вами? Уж не влюбились вы ненароком, Михаил Михайлович?

— Эм, нет, ваше величество. А один лист бумаги, так думаю я над вашим поручением, но ничего не могу придумать. Возможно, не понимаю, что вы имеете в виду под приказом «попытайтесь разработать единый эталон в приказных бумагах»?

— Возможно, что просто не понимаете, — ответил я, всё ещё разглядывая стол. — Попытаюсь объяснить, что же я имею в виду. Видите ли, Михаил Михайлович, написать сотни две различных приказов я могу вот прямо сейчас. Сяду за ваш стол и напишу целую гору. И что дальше? — Я в упор смотрел на него. — Приказ должен быть лаконичным, понятным, не иметь иных толкований, кроме тех, что он подразумевает, и, самое главное, он должен исполняться. То есть, кроме самого приказа, должны быть разработаны методы слежки за тем, чтобы его не выкинули в печку на растопку. Но начнём мы пока с самого приказа. Он должен быть единого образца, чтобы все остальные приказы писались так же, менялась бы только суть. Номер, дата, название — оно же цель. Например, приказ номер один о создании единой пожарной службы. И далее пошли пункты о том, что должно быть учтено.

— Я, кажется, понял, — кивнул Сперанский. — Да, так будет удобно. На эти приказы можно будет легко ссылаться, в суде, например.

— Ну вот видите, — я вздохнул. Мне было не проще составить образец. Потому что получится, как с папками. Все просто дружно забьют на какие-то нелепые правила, потому что привыкли по-другому.

— А как вы пришли к этой мысли, ваше величество? — осторожно спросил Сперанский.

— Я пришёл к этой мысли, когда читал и перечитывал моё назначение гражданским комендантом Петербурга, и так и не понял, в чём именно заключаются мои обязанности. Если, конечно, это не было изначально синекурой. Но я бы не хотел об этом думать.

— Я разработаю образец, вы утвердите его, и? — Сперанский уже понял, что я ценю разумную инициативу.

— И мы начнём обкатывать этот образец на имперской канцелярии. Заодно выявим все недостатки и вовремя внесём изменения. В потом, когда всех всё устроит, издадим приказ, в котором чётко будет указанно, как именно вести важные документы. В конце концов, это не любовные записки, здесь витиеватый слог ни к чему.

— И как мы заставим работать этот приказ? — Сперанский смотрел на меня не мигая.

— Очень просто. Бумаги, написанные как-то иначе, не будут приниматься к рассмотрению, а пойдут как раз на растопку. Всё просто. Я жду Анну Фёдоровну.

И я направился к кабинету, и уже у двери меня настиг голос секретаря.

— Распорядиться приготовить вам кофе, ваше величество?

— Да, было бы неплохо, — молодец, и то, что я предпочитаю начинать работу с кофе, он тоже уже усвоил.

Ждал я Юлию недолго. Почему-то мне было проще называть её именно Юлией, по примеру жены, а не Анной. Мне кажется, что родное имя ей больше идёт. Она пришла, прежде чем принесли кофе. Похоже, выждала минут пять и бросилась за мной, пока не передумала. Вид у жены Кости был очень решительный. Она сжимала и разжимала кулачки, настраиваясь на непростой разговор.

— Я, конечно, понимаю, что чертовски привлекательный тип, но что-то мне говорит, что вы пришли сюда не любоваться мною, — сказал я, глядя на нервничающую невестку.

— Вы так странно иной раз шутите, ваше величество, — тихо проговорила она, и, вздохнув, добавила. — Нет, я просила вас об аудиенции вовсе не затем, чтобы на вас любоваться. Мне достаточно делать это за завтраком, или в любой другой ситуации, когда мы не остаёмся наедине.

— Я вот сейчас даже не знаю, как реагировать на ваши слова. — Ответил я задумчиво. — Вроде бы ничего плохого вы не сказали, а обидно, знаете ли. Когда очаровательная женщина говорит тебе, что ты не слишком интересен, чтобы искать с тобой уединения, то это прекрасный повод задуматься.

— Вы снова шутите, ваше величество, — Юлия совершенно машинально откинула выбившуюся из причёски прядь тяжёлых темно-рыжих волос. — Я пытаюсь собраться с мыслями, но вы постоянно сбиваете меня.