Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ) - Смолин Павел
— Так про лиса сказка, — отмазался я.
— Учит сопереживать воришкам, — приложил он меня.
— Рассчитана на подростковую аудиторию, — парировал я. — Которая на классике выросла — ваших рассказах и условном «Тимуре и его команде», поэтому обладает уже сформированными моральными нормами. И там лис, который ведет себя как ему природой положено.
— «Каролина» вообще ни в какие ворота, — продолжил ругаться Носов. — Страшно, даже меня пробрало, что уж про детей говорить?
— Потому что одинокий ребенок — это и есть страшно, — не смутился я. — У нас в стране много людей туда-сюда по экономическим причинам переезжает, детям на новом месте прижиться сложно, и они могут влиться в дурные компании. «Каролина» — о том, что так делать не надо. Ну и может кто-то взрослый прочитает и задумается о том, что ребенку нужно внимание уделять и направлять его созидательные порывы.
— Смотри как изворачивается, — обратился к жене Николай Николаевич.
— Ты, Сережа, на Колю не обижайся, — проигнорировав мужа, улыбнулась она мне. — Характер у него такой — нудит и нудит. Он твои передачи все время смотрит, гордится — вот, мол, не зря рекомендацию в Союз писал.
— И в мыслях обижаться не было, — с улыбкой покачал я головой. — Николай Николаевич отца миллионам детей заменил, как на такого человека обижаться?
— Это как так? — заинтересовался Носов.
— Колька, — пожал я плечами. — Типаж «маленького взрослого». Разберем на примере «Бенгальских огней». Вот идут они в лес, Колька со взрослой решимостью себе быстро ёлку выбирает, а Мишка — настоящий ребенок — капризничает и время тянет. Стемнело, заблудились, Мишка винит объективную реальность — «Я ведь не виноват, что так рано наступил вечер». Колька ворчит в ответ, объясняя читателю неправоту Мишки: «А сколько ты ёлку выбирал? А сколько дома возился?». Потом Мишке опасности чудятся, а Коля по-взрослому, с точки зрения реализма, эти опасности критикует. Дальше — кульминация в виде падения с обрыва. Колька злится: «Горе мне с тобой!». Мишка чисто по-детски на это буркает «Можешь не пропадать!». Кажется — всё, уйдет Колька, но он же «маленький взрослый», поэтому относится к происходящему с пониманием: да, Мишка не прав, но что с ребенка взять? «Вместе приехали, вместе и вернуться должны» — в этой фразе заключена взрослая непререкаемость, унылая детерминированность взрослого мира, взрослая обреченность на правоту. Ребенок набил шишек, осознал, стал лучше, можно сажать его на ёлку и везти домой. В итоге читатели хотят быть как Коля — взрослыми и рассудительными, а не как Мишка — импульсивными, не думающими о последствиях, шалопаями. Колька — это вы, Николай Николаевич, коллективный отец и модель поведения. Вот вы меня ругаете, а я Колькой во плоти стать пытаюсь, вливаю в уши детей и ровесников знания о том, как работает объективная реальность. И, извините, по «занудству» я вам сто очков вперед дам — если бы песенок не сочинял, под молотки международные не попадал, «Политинформацию» бы мимо ушей пропускали, потому что материал неинтересный. А так — очень даже впитывается.
— Я тоже маленький взрослый! — разрядил атмосферу Игорь.
— Ну конечно! — умилился Николай Николаевич. — Ты у нас очень прилежный.
— Не ругай Сережу, деда, — заступился тот за меня. — Его капиталисты убить хотят, враги наши, значит он правильно все делает.
Какой хороший малыш.
— Да никто его не ругает! — поспешил заверить его Носов. — Я же Сережке в Союз писателей вступить помог, имею право одергивать, чтобы не зазнавался.
— Я к вам в гости пришел «Незнайку на луне» обсудить, — поделился я с Игорем «секретом». — Мультфильм будем рисовать.
— Деда, соглашайся — у Сережи хорошие мультики получаются, — без нужды попросил дедушку пацан.
— А я уже давно согласился, — улыбнулся внуку Носов и переключился на меня. — Сценарий прочитал — отличный, даже менять ничего не буду. Показывай эскизы.
— Сейчас, — поднявшись из-за стола, сходил в прихожую и достал из Виталининой сумочки папку с рисунками.
Вернувшись, вручил их Николаю Николаевичу.
— Генрих Оскарович? — поднял он взгляд от Незнайки.
— В его стиле, — кивнул я. — Согласился на Дальний Восток на время приехать, творческую группу курировать.
— У него замечательный стиль, — одобрил Николай Николаевич. — Сдержанный, лаконичный, но очень живой.
— Потому на нем и остановились, — улыбнулся я.
— Что ж, дерзай, — благословил Носов.
— Спасибо, Николай Николаевич, — поблагодарил я, убрав рисунки в папку. — Извините, идти нужно.
— Беги, — с улыбкой кивнул он. — Дел поди немеряно.
— Сегодня почти все, но надо в рабочее время в Госкино успеть, — признался я. — Кино про войну с космической империей прорабатываем, нужно руку на пульсе держать.
— Про космос — это хорошо, — одобрил Носов. — До встречи тогда, — поднявшись на ноги, протянул руку.
— До свидания, Николай Николаевич, — с удовольствием пожал я. — До свидания, Татьяна Федоровна. До свидания, Игорь, — пожал руку пацану.
— Возьми булочек-то, — достав из шкафчика упаковочную бумагу, Татьяна Федоровна завернула в нее четыре булочки. — Чайку вечером попьете.
— От такой вкуснятины отказываться грех, — охотно принял я сверток. — Спасибо большое.
Хозяева проводили нас до прихожей, и Носов попрощался традиционным:
— Заходите еще.
— Мы таких интересных гостей любим, — добавила Татьяна Федоровна.
— Обязательно! — пообещал я. — Будет время и желание — прилетайте к нам в Хрущевск, встретим со всей душой.
Когда лифт повез нас вниз, Вилочка заметила:
— А вот Николай Николаевич тебя очень любит.
— Да, — с невольно выползшей на рожу улыбкой кивнул я. — И у меня слов не хватит выразить, насколько мне это приятно. Николай Николаевич же почти святой.
Все идет отлично! Вот они, «копирайтики»: на название, сценарий (все три части!), крутой логотип, а музыка давным-давно готова. Очень жалко Лукаса, но что поделать? Мне такая хорошая франшиза прямо нужна, потому что на ней вырастут натурально десятки миллионов человек — это в каждом поколении. Ну и «Диснею» отдавать, чтобы они превратили сагу в «кинопродукт инклюзивный, Мэри Сью содержащий» не надо было — вот мне моральное оправдание.
Смету насчитали более чем подъемную — восемь жалких миллионов рублей плюс три «на всякий случай». Костюмы роботов изготовят в том же НИИ, где делали симулякр робота «Терешкова». Лилипута попрошу в цирке, чтобы был гибкий и выносливый. За декорации будет отвечать сборная команда Советских мастеров фантастического кино — рисунки, примерные чертежи и бумажно-деревянные макеты у них есть.
В роли Татуина выступит, разумеется, пустыня Кара-Кум. Павильонные съемки будем производить в Хрущевске. Логистика просто жесть, если бы снимали в Москве, сэкономил бы почти половину миллиона. Но мне ли «на спичках» экономить? Я, вообще-то, космическую программу содержу, так чего мелочиться?
Завтра у нас состоится кастинг, в котором примет участие четыреста семь выпускников кино- и театральных учебных заведений со всей страны. Билеты и трехдневную «вписку» — пусть по столице погуляют товарищи — иногородним предоставляет Сережа.
Для пошива и сборки костюмов придется построить мини-фабрику в Хрущевске. Потом масштабирую, будем ширпотреб гнать. Еще заводик — под игрушки. Второй и третий — в Китае и Корее, укреплять то самое.
Не обошлось и без острожных и непрошенных советов пожилых функционеров из Госкино:
— Но почему они борются за республику, а не коммунизм?
— Потому что я это кино хочу продать всему миру за валюту, которая превратится в заводы, животноводческие питомники и пионерские лагеря. Космических коммунистов самые платежеспособные страны показывать запретят. Будучи материалистами, мы не должны ставить идеологию впереди экономики. Это — наш вариант «мягкой силы»: если СССР способно снимать самое технически совершенное кино на планете, значит мы круче Голливуда. Додумаете сами, какой идеологический эффект произведет осознание этого факта?