Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич

Илюха спрятал улыбку в бороду — ловко князь-Василий уделы прибирает, у кого за измену, у кого вот так выторговывает. Да и Шемяка тоже вместо князей наместников ставит, оба идут витовтовым путем. Оно для государства лучше, прямая воля князя сверху донизу, да только не по старине. Хотя Брюхатый вполне доволен.

— А сыну что оставишь?

— Данилке-то? Так я его учиться определил, туда же, где рынды. Выучится, место при великом столе займет, наш-то род от Всеволода Большое Гнездо идет, подревнее Гедеминовичей!

Илюха опять сдержал смешок — ох, не любит князь-Василий местничества! На нескольких бояр, кто этого не понял и спорить начал, кому выше сидеть, опалу возложил и в дальние города отправил. Так что как у Данилки повернется, еще бабушка надвое сказала. Хотя паренек шустрый и любопытный — Головня запомнил его по той самой рындецкой сколии, где о своих путешествиях рассказывал. Василий Васильевич повелел, чтобы ученикам в Панэпистемии и в Политекнио про дальние страны рассказывал тот, кто там бывал. Ну, не про все, но хотя бы про немецкую да фряжскую землю, про Царьград, про Персию, потому как дети вопросы задавать начинают, а кто лучше ответит, кто там был или кто только в книжке читал?

Поначалу Илюха среди рынд оробел — на лавках сидели сплошь княжата да великих бояр дети, не ему чета. Причем как московские, так и смоленские, полоцкие, тверские, брянские, галичские, рязанские… Но потом справился, рассказал и как по морю плавали, и как с разбойными людишками бился, и каковы нравы в тех городах, где побывал. Цельную неделю кажен день приходил, столь многое он, оказывается, запомнил и столь многое хотели ученики узнать, совсем его вопросами замучали.

— Так что, Илья, чего зря надрываться, коли васильевы наместники, чашники да путные бояре все управят? А я отдохну, — и бывший князь ярославский заколыхался обширным пузом.

Провожать Илюху в дальнейший путь явились и сам Чешок, и недавно вышедший из рынд помощник его Иван Гвоздь-Патрикеев. По сравнению с лучащимся сытой радостью Брюхатым выглядели они неважно — уставшие, с тенями под глазами да невеселые. Их тоже великий князь нагрузил, все княжество по-новому обустроить, поделить на уезды и волости, поставить тысяцких да уездных голов, к ним судей и доводчиков…

— Башка кругом, — тихонько пожаловался Гвоздь.

— А чего ж все сразу, и под московскую руку приводить, и наново устраивать? — засомневался Илюха.

— А как князь говорит, чтобы два раза не вставать. Все равно перебаламутим все сверху донизу, так пусть уж сразу.

— Ну, помогай Бог.

— И тебе доброй дороги.

По иванову пожеланию дорога до Вологды пролетела в шесть дней, но в самом городе караван застрял почти на неделю — меняли лошадей, сдавали привезенные бумаги двум грекам-номикосам и шестерым их выученикам… Вологда с недавних пор государев город и тут тоже порядки новые, по Устюжской уставной грамоте, с выборными, с городовым Судебником. За полгода андрониковские переделали в городе все сверху донизу, к неудовольствию сидевшего на кормлении боярина. Теперь город тоже имел своего голову, к нему выборного тысяцкого, назначенного великими князьями судью и платил твердо установленные подати. И за столь малый срок жизнь здесь забурлила заметнее, чем в оставшихся за спиной Переславле, Ростове или даже Ярославле — шли и шли обозы с солью, рыбой, пушниной, весело гудел торг, на льду Вологды сходились городские с пригородными, на поле у Золотухи учился новый городовой полк под командой присланных Шемякой наставников.

Ставрос каждый день передышки вился хвостом за номикосами и помогал им, чем мог, тараторя на родном языке, в котором среди «су» да «фы» Илюха с трудом разбирал знакомые слова.

Илюха же с Затокой и прочими русскими сдал Меркурия в Прилуцкий монастырь до отъезда, да помолился у раки с частицей ризы Господней, да послушал разговоры монахов. Даже тут, в обители премногоуважаемой, прославленной благочестием и твердым спокойствием духа, гуляли новые веяния, дескать, нестройно оставаться под омофором Новгородского архиепископа, коли тут твердой ногой встало великое княжество. Но дальше мнения разделялись — одни считали, что неча искать добра от добра, другие полагали нужным Вологду, Двину, да и Каргополь тож выделить в Пермскую епархию, а самые горячие головы даже подумывали о создании своей собственной, Вологодской.

Номикосы, прочитав да обсудив привезенные в письмах наказы великого князя, крепко думали и, наконец, попросили на обратном пути заехать еще раз, обещав к тому времени составить подробный отчет. Забрав Меркурия, молчавшего почти всю дорогу, Илюха в три дни домчал до Никольского села, где их встретил великокняжеский тиун Есип Пикин.

— По здорову ли князь с княгиней и с чадами?

— Как уезжал, все здоровы были, — поклонился в ответ Головня.

— Слава Богу, тогда прошу с дороги в баньку, а завтра с утра до Кириллова тронемся.

Бывшего можайского князя и сопроводительную на него грамотку игумен Трифон принял спокойно, распорядился, выспросил у Головни и Затоки о новостях, но особо порадовался привезенным книгам — Василий Васильевич всемерно пополнял монастырское собрание рукописей и при удобном случае непременно присылал то летописи, то вот как сейчас, книги.

— Зимой у нас тихо, — тиун в жарко натопленном тереме под стенами монастыря потчевал гостей, да так, что они распоясали рубахи. — Летом же волоком Славенским лодьи таскаем, с Волги на Двину и Онегу и обратно.

— Княжий волок? — благодушно спросил Затока.

— По третям, княжеская, Кириллова да Ферапонтова монастырей. Но Трифон-игумен в Славенской волости землицу прикупает, того и гляди, весь волок под себя возьмет. Так что будь ласков, скажи князю, а то уплывет весь доход в монастырь.

— Так то же богоугодное дело, — хохотнул Ноздрев.

— Богоугодное, — согласился Есип. — Да только я поставлен о княжьем прибытке стараться.

Еще Есип отсоветовал ехать дальше верхом — снегу много, а дорога худая. По этой же причине сдал Илюха настоятелю и возок, в коем привез Меркурия — в нем, конечно, тепло, но уж больно валкий, быстро не поедешь, а то еще жаровня перевернется, греха не оберешься. Ставрос, конечно, ругался, он-то надеялся дальше ехать в возке и не мучатся от холода, но игумен надавал им полостей волчьих да медвежьих и благословил на дорожку до Каргополя.

Городок тот невелик и стойно Вологде медленно, но верно уплывал из новгородских рук в московские. Местные мужи новгородчи засильем «низовских» были весьма недовольны, и Головня почуял это на своей шкуре, ловя косые взгляды и шепотки в спину «Свято место где москвича нет». Объяснять обиженным, что он не москвич, а суздалец бесполезно — низовской и все, проще быстро собрать караван и двигаться дальше.

Вот далеко за Каргополем, почти у Шенкурского посада их и встретили волки. Отбившись, домчали до жилья, причем Илюху вдруг позабавило, что Ставрос, носивший имя богатыря Ставра, оказался трусоват и никак былинному имени не соответствовал. Хотя он не вой, его дело — корабли да лодьи строить.

— Считай, дешево отделались, — повторил слова Акима встретивший караван посадник, по виду сущий ушкуйник.

— Коня потеряли, жаль.

— Жаль, да сами все, слава Богу, живы.

— Не попустил Господь, — согласился Илюха и перекрестился.

— А что, неужто вы без волкобоек поехали? — удивился посадник после того, как Головня, Затока и Аким, перебивая друг друга, рассказали всю схватку с хищниками. — Эй, Ваньша, принеси мою!

Челядинец вышел из палаты и тут же вернулся, держа в руках плетку.

— Вот, гляди, три концы, из кожи плетены, на конце гирьки, каменны или железны. Отмахнешь волку по голове — пробьешь до мозга.

Илюха покрутил плетку, передал ее Затоке, тот — Акиму…

Потом парились, выгоняя жаром стылый холод, пробравший их в дороге до костей, потом угощали друг друга — посадник красной да белой рыбой, дичью, а Илюха московскими настоечками, потом слушали былины местного бахаря и сказание об Иване Ольельковиче, сыне новгородском, будто бы ходившем Студеным морем в мурманы, в немецкий конец, и даже во франки.